Сайт автора: yun.complife.info
 Юрий Нестеренко

     Ночной охотник

     Провинция справляет Рождество...  Нет,  не  так -  столица отмечает
Новый Год. Ну а в остальном все, в общем, похоже. Вместо омелы, конечно,
электрические гирлянды,  и  факелы у  дворца не  дымятся...  хотя Вечный
огонь -  чем не факел?  В эту ночь он менее всего напоминает о жертвах и
смертях и кажется продолжением праздничной иллюминации... Впрочем, нет -
пламени  никогда  не  сравниться  с  беззаботным  и  бездумным  весельем
лупоглазых электрических огней.  В  пламени всегда есть что-то древнее и
таинственное...  что-то зловещее. Поэтому человек и способен смотреть на
пламя часами. Оно завораживает, как взгляд хищника завораживает жертву.
     Но сегодня Вечный огонь никого не интересует.  "В проулках - толчея
и озорство.  Веселый,  праздный, грязный, очумелый народ толпится позади
дворца."  Вот это за  семнадцать веков ничуть не изменилось.  Ну,  может
быть, не столь грязный, как тогда - хотя, если понятие "грязь" толковать
философски...  И уж,  конечно,  надо быть очумелым,  чтобы теплому дому,
праздничному  столу  или  хотя  бы   уютному  креслу  перед  телевизором
предпочесть ночной мороз в  центре Москвы и  толпу таких же ненормальных
незнакомцев.  Больше всего здесь,  конечно,  молодежи, но есть и семьи с
детьми,  и люди средних лет,  и даже старики -  эти-то уж точно выглядят
совсем безумными.
     В  Александровском саду  народу сравнительно немного,  но  ближе  к
Красной площади толпа густеет.  Пока  еще,  впрочем,  можно различить ее
отдельные атомы  -  компании,  парочки  и  немногочисленных одиночек.  У
многих с собой спиртное -  у кого-то шампанское,  но чаще пиво. Эти, как
правило, уже приложились, не дожидаясь боя курантов. Кто-то пришел сюда,
чтобы выпить на морозе,  поорать с  друзьями,  поглазеть на иллюминацию,
шарахнуть в  ночное небо китайской пиротехникой...  кто-то  рассчитывает
подцепить случайную подружку или  парня -  в  новогоднюю ночь так  легко
завязываются знакомства...  есть, должно быть, и такие, что рассчитывают
на встречу, которая изменит всю их жизнь... Студенты, пэтэушники, старые
друзья  и  новые  приятели,  родители и  дети,  размалеванные девчонки и
раскрасневшиеся старушки, коренные москвичи и приезжие - попадаются даже
негры,  уж  этих-то  какая нелегкая вынесла на  московский мороз...  Все
такие разные,  и  все,  в  сущности,  на  одно лицо -  веселое,  глупое,
беспечное.
     Они не знают, что они - дичь.
     Три минуты до полуночи.  Я  иду в  сторону Исторического музея.  На
самой площади мне пока что делать нечего -  там сейчас не протолкнуться,
да и попадать в камеру какого-нибудь телеоператора,  снимающего гулянье,
мне не хочется.  Может,  это и суеверие,  но -  можешь не светиться - не
светись.  Со стороны площади доносится невнятный отсюда голос Президента
- на ГУМе установлен большой экран, идет трансляция телеобращения...
     -Подайте на хлеб, пожалуйста.
     Бомж.  Неожиданно высокий,  чуть ли не выше меня ростом.  Иди, иди,
дядя,  знаем мы  твой  хлеб сорокаградусный...  До  конца ночи он  почти
наверняка получит  свое  -  вокруг  слишком  много  празднующего народа,
желающего любить и благодетельствовать все человечество.  Наверное,  ему
достанется даже не одна недопитая бутылка.  А значит, под утро он заснет
в  какой-нибудь  подворотне  и,   разумеется,   замерзнет  насмерть.   И
правильно. Никому он не нужен, и себе самому в том числе. Я не собираюсь
приближать его смерть, но и спасать его тем более. Мне он тоже не нужен.
     Странно,   раньше  ко   мне  никогда  не   приставали  нищие.   Как
чувствовали. А теперь - уже не первый случай. Старею, что ли? И милиция.
Эти, к счастью, не пристают и теперь. Всю жизнь живу в Москве, и ни разу
у меня не проверили документов.  Вот как раз,  легок на помине. Сержант.
Стоит, скучает - у всех вокруг праздник, а у него дежурство. Хотя какая,
в  сущности,  разница?  Стоит там  же,  где они,  видит и  слышит то  же
самое...  Разве что выпить нельзя, да и то лишь формально. Зато он может
обломать кайф любому из них -  это ли не компенсация? Но мне он кайфа не
обламывает.  А если бы и попробовал - не получилось бы. Документы у меня
в полном порядке.  И на оружие разрешение есть. Хотя не очень-то оно мне
и  нужно,  оружие...  Но  -  случаи бывают разные,  как  говорил поручик
Ржевский, смазывая задницу вазелином.
     Вот и бой курантов.  Толпа взрывается криками,  хлопает шампанское,
незнакомцы  поздравляют  друг  друга.  Со  стороны  Тверской  с  треском
взлетает ракета, волоча за собой рассыпчатый хвост искр. Почему люди так
любят праздновать очередную веху на  своем пути к  смерти?  Одна из моих
немногочисленных знакомых говорила: "Праздновать день рожденья - это все
равно, что праздновать, что у тебя из кармана вытащили тысячу баксов." К
Новому Году это в той же мере относится.
     Может быть, они и пьют затем, чтобы об этом забыть?
     Плохо, что много пьяных. Алкоголь придает крови неприятный привкус.
Впрочем,  он же делает жертву расслабленной и неосторожной.  Хотя это, в
свою  очередь,   снижает  удовольствие  от  охоты.  Правда,  только  для
ценителей.  Нет  в  мире совершенства,  как  говорил Лис из  "Маленького
принца". Он тоже был охотником.
     Над гостиницей "Москва" - огромные буквы "БАЛТИКА". Реклама пива. В
советские  времена  там  был  лозунг  "Коммунизм  победит!"  Тоже  чушь,
конечно, но те буквы были в несколько раз меньше и хотя бы смотрелись не
так безвкусно.
     Холодно,  черт побери. А ночь у меня может оказаться долгой. Все же
сворачиваю в  сторону Красной площади.  В толпе теплее,  как ни противно
это звучит.  На меня никто не обращает внимания -  парень в  темно-синей
куртке и вязаной шапке,  спешащий по своим делам. Спешка и деловой вид -
надежная защита от компаний придурков,  готовых лезть с поздравлениями к
первому встречному.
     Мертво  чернеющий на  фоне  праздничных огней  мавзолей походит  на
исдохшее доисторическое чудовище.  Или,  скорее,  на  огромный неуклюжий
танк,  может  быть,  даже  с  паровым  двигателем,  последний  из  армии
агрессора,  еле доползший сюда и брошенный ржаветь под стеной. Толпе нет
до  него дела,  как и  до  Вечного огня;  празднующих не заботит,  что в
десятке метров от них лежит труп. И правильно не заботит. Труп - одна из
самых безобидных вещей на свете.  Особенно по сравнению с тем,  чем этот
"танкист"  был  при  жизни.   Охотники  по  сравнению  с  ним  -  просто
вегетарианцы.  Хотя наверняка охотники были и среди большевиков. И среди
нацистов,   и  среди  французских  революционеров,   и  среди  испанских
инквизиторов.
     Меня  все-таки  пытаются  втянуть  в  хоровод.  Вежливо  уклоняюсь.
Скандалы мне ни  к  чему.  И  компании тоже ни к  чему.  Меня интересуют
одиночки, в крайнем случае - парочки.
     Лобное  место.  Здесь,  между  прочим,  никогда никого не  казнили.
Казнили рядом,  а  с  Лобного места лишь зачитывали приговор.  И  вообще
оглашали указы. Считать Лобное место символом казней - так же глупо, как
считать таковым газету или телевизор. Однако считают.
     Но Лобное место их сейчас тоже не волнует. Как Мавзолей, как Вечный
огонь.  Вообще  просто  удивительно -  сколько  здесь,  в  самом  центре
столицы,  символов смерти.  Да и сам Кремль, с его многовековой кровавой
историей - не главный ли из них? И как, в сущности, странно выглядит эта
пляска  на  костях,   эта  веселящаяся  толпа  среди  мрачных  призраков
минувшего...
     Дохожу до Василия Блаженного,  поворачиваюсь,  смотрю на площадь. В
свое  время сюда  приземлился Руст.  Представляю,  что  было бы  сейчас,
вздумай он сесть прямо на эту толпу...  Кстати, в панике и давке погибло
бы куда больше народу, чем под винтом легкой "Сессны". Но подобная бойня
- не в стиле охотников.
     Толпа  постепенно  разжижается.   Многие  идут  гулять  в   сторону
Тверской.  Пойду и я в том же направлении.  На прощание скольжу взглядом
по  лицам.  Может,  все-таки кто-то  из них?  Нет,  вряд ли.  На площади
остаются в основном компании.
     Я снова на Манежной.  У гостиницы сворачиваю налево,  поднимаюсь по
широким  ступеням.  Под  моими  ногами  -  подземный торговый  комплекс.
Когда-то  здесь  шумели многотысячные демократические митинги...  Теперь
вот  этот  комплекс -  символ  того  самого капитализма,  за  который те
митинги ратовали. Справедливость восторжествовала, так сказать. Говорят,
комплекс абсолютно убыточен,  "самая дорогая яма в Москве".  Не знаю, да
меня это и не интересует.
     Летом  здесь  всегда полно  молодежи -  сидят на  всех  скамейках и
вокруг центрального купола-часов. В мороз, понятно, особо не посидишь, и
сейчас здесь народу довольно мало.  В  основном парочки и семьи,  гуляют
туда-сюда.  Сворачиваю влево и останавливаюсь, облокотившись на парапет.
Смотрю вниз,  на церетелиевский зверинец. Там две девчонки, судя по виду
- скорее всего,  студентки,  о чем-то тараторят друг с другом. У одной в
руке банка пива.  Через каждые несколько секунд они принимаются визгливо
и противно ржать. Ненавижу женский смех. Нет, я вовсе не против женского
голоса как  такового.  Женщины могут  очень красиво петь,  например,  но
смеяться им  противопоказано.  Хуже,  чем гвоздем по стеклу.  Исключения
бывают, но редко.
     Кстати, когда они вопят от ужаса, это тоже не многим лучше.
     Смотрю на них долгим изучающим взором.  Одна -  та,  что без пива -
чувствует. Поднимает голову и встречается взглядом со мной.
     Ее  смех обрывается.  Забавно видеть,  как  меняется ее  лицо.  Она
поспешно оборачивается к  подруге:  "Пойдем отсюда." Та не понимает,  но
позволяет себя увести.
     Ну и  ладно.  Чувствует опасность -  значит,  будет жить.  Жертвами
становятся те, кто не чувствует.
     Иду  в  сторону  сияющей всеми  огнями  Тверской.  Здесь.  Интуиция
говорит мне,  что жертву я встречу здесь.  Такое количество разомлевших,
потерявших всякую бдительность людей - раздолье для охотника. Но кто же,
кто именно?
     Иду не спеша,  внимательно присматриваясь к  текущей в  обе стороны
толпе.  Уши  ловят  обрывки  разговоров.  На  моих  глазах  завязывается
знакомство.  Некоторое время иду за свежеобразовавшейся парочкой,  потом
отстаю. Нет. Не то.
     Дохожу уже  почти до  Пушкинской,  а  чутье мне  все  еще ничего не
подсказывает. Останавливаюсь у какой-то витрины, изучаю отражение улицы.
Иногда это помогает.  Краем глаза замечаю какую-то девушку, свернувшую в
подворотню.   Выжидаю   несколько   секунд,   незаметно   оглядываюсь  и
устремляюсь следом.  У  входа в  подворотню наклюняюсь,  делаю вид,  что
завязываю  шнурок.  Очень  удобный  повод,  между  прочим.  Единственная
причина, по которой я не ношу ботинки на молнии.
     Нет,  ничего подозрительного.  Наконец вхожу в подворотню - как раз
вовремя,  чтобы заметить,  как  одинокая фигурка еще  раз сворачивает за
угол.  Впрочем,  ее  все  равно ничего не  стоит вычислить по  следам на
снегу. Однако, все-таки ускоряю шаг - теперь можно и не успеть.
     Сворачивая за угол,  слышу хлопок.  Это дверца автомобиля.  Девушка
заводит  мотор  и  уезжает  по  переулку.  Разочарованно возвращаюсь  на
Тверскую.
     Может быть, стоит пройти дальше от центра? Сегодня на многих улицах
можно встретить гуляющих и беспечных... Но интуиция все еще говорит мне,
что это произойдет здесь.
     Выхожу  на   Пушкинскую,   делаю   круг,   поворачиваюсь  спиной  к
"МакДональдсу",  иду обратно. Народу все еще много. Улицы начнут заметно
пустеть после двух - метро сегодня закрывается в три. Конечно, отнюдь не
все  встречавшие Новый  год  на  улице,  даже  несмотря  на  алкогольный
подогрев, решатся провести несколько часов на морозе. Просто на смену им
сейчас прибывают другие -  те,  что  выпили и  закусили дома,  а  теперь
отправились гулять. Но эти почти всегда прибывают компаниями.
     Проходя  мимо   бывшего  Моссовета,   бросаю   взгляд   в   сторону
памятника...  и  чувствую,  как радостно ускоряется пульс:  она!  Совсем
молодая,  наверное,  еще нет и восемнадцати.  Ярко-желтая курточка.  Без
шапки,  одни  лишь меховые наушники поверх светлых кудряшек.  Дура,  так
ведь и  менингит получить недолго.  Впрочем,  ей  сейчас не о  менингите
думать надо...
     Расходимся на встречных курсах.  Она меня, конечно, не замечает, да
и  с  чего бы.  А  вот я  ее  успеваю разглядеть очень хорошо.  Мордашка
симпатичная,  но  сердитая.  Должно быть,  поцапалась со  своим  парнем,
поэтому и  идет одна.  А может,  возлагала несбыточные надежды на чудеса
новогодней ночи.  Будут тебе чудеса...  Косметики нет -  или, по крайней
мере, не видно. Это хорошо, терпеть не могу накрашенных.
     Прохожу  еще  немного,  останавливаюсь,  гляжу  на  табло  световой
рекламы. Иду обратно. Благодаря яркой куртке мне хорошо ее видно издали.
     Думаю,  что  делать,  если она  вместе со  всеми дойдет до  метро и
спустится вниз. Ехать следом за ней или продолжать поиск? Конечно, она -
идеальная жертва.  Но ведь может ей сегодня просто повезти.  А я потеряю
время, особенно если она живет далеко.
     Но  -  нет!  Не доходя до Пушкинской,  она сворачивает в  переулок.
"Есть бог!" - сказал бы кое-кто в такой ситуации. Отнюдь, бога нет, есть
чутье, которое не подводит.
     Вот и  я в том же переулке.  Я умею двигаться совершенно беззвучно,
даже снег не  скрипит под ногами.  Впрочем,  ей  не  до скрипов.  Где-то
недалеко,  словно выстрел, взрывается очередная китайская хлопушка - она
даже не вздрагивает.
     Люди так беспечны!  Особенно в  новогоднюю ночь.  Люди думают,  что
опасны только пролетарские окраины, а в центре, в трех шагах от Кремля и
в  двух -  от кипящей огнями и  жизнью Тверской,  с ними ничего не может
случиться.  На самом деле центр -  это самое скверное место. На окраине,
конечно,  тоже 99  жителей из  ста ничего не предпримут,  если вас будут
резать прямо у  них под окнами.  Но один все же позвонит в  милицию.  На
окраине гуляют  собачники с  догами  и  овчарками,  там  есть  машины  с
поднимающей вой  сигнализацией,  есть  подъезды,  куда  можно забежать и
звонить во все квартиры... Сейчас, правда, везде домофоны, но в половине
домов они уже сломаны.  А центр ночью - совершенно глухое место. Повсюду
закрытые офисы, деваться некуда. И даже если твой крик услышат на людной
улице -  никто не  обратит внимания.  Подумают,  что  кто-то  еще  бурно
выражает свою радость по поводу праздника.
     Впрочем, у хорошего охотника жертва и крикнуть-то не успевает...
     Нас разделяет метров тридцать.  Немало,  конечно, но ближе нельзя -
спугну. Она подходит к подворотне. Я напрягаюсь. И точно!
     Нет,  он  не  набрасывается на нее и  не тащит внутрь.  Он спокойно
выходит и падает,  якобы поскользнувшись и сбивая ее с ног.  Примитивный
зимний трюк "пикаперов" -  любителей уличных знакомств.  В первый момент
она,  конечно,  пугается от неожиданности, но потом видит, что опасности
нет. Он смущенно извиняется, они смеются, помогают друг другу подняться.
Начало знакомству,  считай,  положено.  Но  она не  догадывается,  каким
близким и коротким будет конец...
     Я снова завязываю свой шнурок, наблюдая за развитием событий. Чутье
чутьем,  но вдруг он и правда просто пикапер? Но это вряд ли. Пикапер бы
не  стал  караулить на  морозе в  подворотне,  он  поискал бы  удачи  на
улице...
     Конечно,   он  меня  заметил.   Охотник  есть  охотник.   Мне  даже
показалось, что я вижу, как злобно сверкнули его глаза, но это, конечно,
иллюзия.  Глаза охотников в  темноте не  светятся.  Ну  разве что  самую
малость.
     Чтобы развеять его подозрения,  спокойно прохожу мимо.  Мне бояться
нечего -  он не попытается напасть,  ему вполне хватает ее. Вопрос, куда
он ее поведет -  сразу в подворотню или для начала обратно на улицу?  Не
хотелось бы тратить время на слежку за ними...
     Но  ему тоже не хочется терять время.  Он намерзся и  проголодался.
Говоря какие-то  глупости насчет классного места,  которое он тут знает,
он  увлекает ее  в  глубину подворотни.  Я  успел отойти уже  достаточно
далеко,  так что теперь вынужден бежать.  Тут уже не до бесшумности,  но
приходится рисковать. Я уверен, что он больше не будет медлить. Охотнику
очень трудно сдерживаться,  когда нежная и  теплая жертва уже  у  него в
руках.
     Врываясь в темноту подворотни, я слышу приглушенный вскрик. Еще два
прыжка -  и я наношу свой коронный удар в висок.  Он валится в снег. Она
тоже.
     Неужели он успел?  Нет, она жива и даже в сознании. Смотрит на меня
вытаращенными в ужасе глазищами -  они кажутся огромными, как в японских
анимэ.  Вот и говорите после этого,  что японцы не комплексуют по поводу
своей узкоглазости...
     -Тихо-тихо-тихо,  -  говорю я  ей  за  полсекунды до того,  как она
начнет вопить. -Все уже хорошо. Я из милиции. Лейтенант Свиридов.
     Она,  похоже,  передумала кричать,  но все еще смотрит недоверчиво.
Сую ей под нос удостоверение.  Разумеется,  в такой темноте она не может
прочитать ни  слова.  Одновременно стараюсь загородить от  нее  _этого_,
чтобы  она  не  видела его  лица.  Пятисантиметровые клыки производят на
неподготовленного человека  слишком  сильное  впечатление.  Особенно  на
того,  кто только что чуть не стал жертвой. Но она и так боится смотреть
в его сторону.
     В  фильмах ужасов показывают,  как эти клыки растут непосредственно
перед укусом.  Разумеется,  это чушь. Даже мягкая ткань не может расти с
видимой скоростью, не говоря уж о зубах. Законы биологии едины для всех,
в  том числе и  для Охотников.  Просто у них в спокойном состоянии клыки
спрятаны  в  скульные  и  подбородочные  пазухи.  Наружу  торчат  только
кончики,   выглядящие  точь-в-точь   как   человеческие  зубы   -   даже
поверхностный стоматологический осмотр не выявит различия.  А  в  нужный
момент клыки выталкиваются специальными мышцами.  На полную длину.  Пять
сантиметров сверху и  два  -  снизу.  Сила сжатия -  как у  бультерьера.
Очень,  очень  интересное устройство челюсти.  Насколько  мне  известно,
такого нет больше ни у одного вида на земле. Но ведь и ни одному другому
виду  хищников  не  приходится  столь  тщательно  копировать собственных
жертв...
     А потом в газетах пишут об очередном маньяке.  Или,  того хлеще,  о
кровавой оргии сатанистов. Но Охотники - не то и не другое. Они просто -
Охотники.
     Это не значит, конечно, будто маньяков на самом деле не существует.
Существуют,  и еще как. Тот же Чикатило, к примеру, получил по заслугам.
Но  из пятидесяти двух трупов,  которые ему приписывают,  на его совести
только тридцать восемь.
     Я поспешно переворачиваю его на живот,  мордой в снег,  и,  заломив
руки за спину, защелкиваю наручники.
     -Он... живой? - наконец находит в себе силы спросить она.
     -Не бойся. Он больше не опасен.
     -А... кто он?
     -Серийный убийца.  Мы давно его ищем.  Ну ты как,  оклемалась? Идти
можешь?
     -Дда...  Вроде,  -  она поднимается,  опираясь о стену. Шея чистая,
куртка не разорвана - он не успел. Наушники свалились, я отряхиваю их от
снега и подаю ей. Она вдруг всхлипывает.
     -Ну,  ну,  -  я  кладу руку ей на плечо и  слегка встряхиваю.  -Все
позади. Сейчас ты выйдешь на Тверскую и поедешь домой, да?
     -Я тут недалеко живу.
     -Ну,  значит,  пойдешь.  Только не ходи по переулкам одна.  Дождись
других прохожих.  Извини,  но я не могу тебя проводить.  Мне нужно с ним
закончить...
     -Я дойду, - кивает она. -Я длинной дорогой пойду, где народ.
     -Ну вот и хорошо.  Может,  валерьяночки?  У меня есть с собой... на
всякий случай.
     -Нн... Ддавайте.
     Она с трудом проглатывает шарики, достает платок, сморкается.
     -Ну все, теперь иди.
     -А...  - она спохватывается и смотрит на меня с удивлением, - разве
я не должна дать... показания?
     -А ты очень хочешь? - усмехаюсь я. -На нем и так уже дел на десяток
вышек висит.  Ну, в смысле, вышку сейчас не дают, значит, пожизненных...
Одним  больше,  одним  меньше -  сути  не  меняет.  А  тебе  на  допросы
таскаться, в суде выступать... Лет-то тебе сколько?
     -Семнадцать.
     -Ну видишь,  даже не совершеннолетняя...  В общем,  координаты свои
оставь,  если будет нужно - вызовем. А сейчас иди домой, залезь в теплую
ванну, а потом - спать.
     -Мне записать не на чем...
     Даю  ей  ручку  и  клочок бумаги.  Ручка  не  пишет с  мороза,  она
отогревает ее дыханием. Наконец, что-то царапает, прижав клочок к стене,
и отдает его мне. Не глядя, сую в карман.
     -Спасибо вам!
     -Не за что. Работа такая.
     Она,  наконец,  уходит, оставляя меня с моим пленником. И вовремя -
он  скоро придет в  себя.  Затаскиваю его  поглубже во  двор,  достаю из
кармана  клещи.   Четыре  отработанных  движения.  Аккуратно  упаковываю
окровавленные клыки в  полиэтиленовый пакет.  Негоже оставлять их у него
во рту...  и  потом,  имею я право на трофей?  Заклеиваю ему рот;  кладя
обратно  пластырь,   натыкаюсь  на  бумажный  клочок.   Достаю,   щелкаю
зажигалкой,  стряхиваю пепел в снег.  Я мог бы сперва посмотреть, как ее
зовут, но мне это не интересно. Она сделала свое дело. Пилюли, которые я
ей  дал  -   это  не  совсем  валерьянка.  Они  действительно  оказывают
успокаивающий эффект...  но не только.  Днем,  когда она проснется,  уже
вряд ли будет что-нибудь помнить о сегодняшней ночи.  В крайнем случае -
решит, что ей приснился кошмар.
     Корочки удостоверения я купил на Арбате, а текст и печать сделал на
лазерном принтере.  Оно действительно похоже на  милицейское,  но  я  не
рискую  быть  привлеченным  за  подделку  документов.   В   милиции  нет
"спецотдела по борьбе с  вампирами",  так что с  точки зрения закона мое
удостоверение - не более чем шутка.
     Он мычит,  приходя в  себя.  Я подхватываю его под мышки и волоку в
темноту. Я тоже знаю неподалеку одно классное место.
     "Самая увлекательная охота - охота на человека." В боевиках нередко
можно встретить эту фразу.  И большинство Охотников считают, что это и в
самом деле  так.  И  лишь немногие,  подобно мне,  понимают,  что  самая
увлекательная охота - охота на Охотника!
     К тому же кровь Охотников гораздо вкуснее.

     (C) YuN, конец декабря 2001 года




Если вам понравилось прочитанное, пожалуйста, поддержите автора любой суммой:
или BMC (разовые пожертвования или постоянное спонсорство) или Patreon (подписка) или Zelle (из США) для georgeyright@gmail.com или Wise (не из США) для: Номер счета 7010141420 Код банка(Routing Number) 031100649 Банк Discover Bank Имя George Right или криптовалюты: BTC 14ozyVuh2myB1Nxqz2wVQ2vfXtgd8mP7ov ETH 0x311b5964C36098CCe66885cb373A727D2B7Bd840
Постоянный адрес этой страницы: http://yun.complife.info/hunter.txt