Юрий Нестеренко
Место


     Евгений Дракин ехал домой на одиннадцатом номере.
     В советские времена, которых он не то чтобы совсем не застал, но не
помнил, подобное выражение было эвфемизмом, означающим, что человек идет
пешком  -  очевидно,  по  причине  сходства  между  парой  ног  и  двумя
единицами.  Но  к  Евгению это не относилось -  он действительно ехал на
трамвае  номер  11,  возможно,  самом  последнем в  этот  майский  день.
Засидись Дракин в  институте еще минут на десять -  и  ему,  глядишь,  и
впрямь пришлось бы топать пешком по ночной Москве.
     Евгению -  в  свои двадцать два он предпочитал,  чтобы его называли
полным именем,  со  школьных лет недолюбливая панибратского "Женю" и  уж
тем более "Женьку" -  нравилось засиживаться на  кафедре допоздна.  Дело
было  не  в   "производственной  необходимости"  -   в   основе  будущей
кандидатской диссертации молодого астрофизика лежали,  уж конечно, вовсе
не   непосредственные  наблюдения  за   грязным   московским  небом   из
институтского окна - а просто в эти часы, когда все расходились, включая
даже  вечерников,  и  огромное здание  пустело  и  затихало,  работалось
особенно хорошо.  К  этой  манере  аспиранта Дракина все  уже  привыкли,
начиная от дремавших в своей будке вахтеров, которых он регулярно будил,
отдавая на выходе ключи,  и кончая его собственными родителями,  которые
уже больше не настаивали,  чтобы он звонил, если задерживается. Дома, по
мнению Евгения,  условий для работы не было совершенно:  хотя его личный
компьютер мог  не  хуже институтского обсчитывать математические модели,
составлявшие суть его диссертации,  Евгению приходилось делить комнату с
младшим  братом-школьником,  который  вечерами регулярно рубился в  свои
дурацкие видеоигры,  а  ночью ему,  видите ли,  мешали спать свет и  шум
вентилятора работающего компьютера.
     Несколько раз  Евгений даже просиживал в  институте всю  ночь -  но
даже самому увлеченному человеку спать когда-то надо, и делать это лучше
все-таки дома,  а  не в кресле на кафедре.  Так что Дракин был рад,  что
вовремя спохватился и  все же  успел на  трамвай.  В  салоне практически
никого не  было,  если не  считать толстого мужика,  клевавшего носом на
переднем сиденье.  Евгений  устроился на  одноместном сиденье у  окна  в
хвосте  салона;  приятная  расслабленность после  долгого  и  с  пользой
проведенного дня овладела им, и он сам не заметил, как тоже задремал.
     Трудно сказать,  что его разбудило. Возможно, слишком резкий толчок
на  стыке рельсов,  или же  просто пробившееся даже сквозь сон опасение,
что  он  может  проехать  свою  остановку.  Евгений  вскинулся и  сонным
взглядом посмотрел в окно.  За окном была совершенная тьма,  без единого
огонька;  напрягая зрение,  Евгений все же  различил в  этой тьме черные
силуэты деревьев,  сплошной стеной подступивших к путям.  Казалось,  что
они  безмолвно тянут свои ветки к  трамваю,  словно силясь схватить его;
что-то  вроде бы  даже  царапнуло по  стеклу с  противоположной стороны.
Дракин повернул голову направо. Там тоже были сплошные деревья и никаких
признаков города.
     Измайловский   парк,    привычно    сообразил   Евгений.    Маршрут
одиннадцатого трамвая как раз проходит по его северной окраине.  Значит,
ехать еще минут пятнадцать. С этой мыслью он снова заснул.
     Его  второе пробуждение было менее комфортным.  Ныла шея,  как  это
бывает,  когда долго спишь в сидячем положении,  уронив голову на грудь.
Дракин  машинально  помассировал  ее,  глядя  в  окно.  Там  по-прежнему
проносились во тьме черные деревья... проносились как-то слишком быстро.
Все еще Измайловский парк?  Нет,  не может быть -  длина лесного участка
маршрута лишь немногим больше километра, давно должны были проехать, тем
более на такой скорости...  куда он,  кстати, так несется? Евгений ездил
на  трамваях всю жизнь,  но  не мог припомнить,  чтобы этот тяжеловесный
транспорт развивал такую прыть.  Вагон трясло и  раскачивало -  если  на
такой скорости вылететь на поворот, пожалуй, и опрокинуться недолго!
     Тут  Дракин  проснулся  окончательно и  сообразил,  что  непомерная
скорость и  не  собирающийся кончаться лес  -  это  не  единственные его
проблемы.  Он  понял,  почему,  несмотря  на  темноту  снаружи,  все  же
достаточно ясно различает мчащиеся мимо окон деревья.
     Вовсе не  потому,  что их подсвечивали трамвайные окна.  А  как раз
наоборот - потому что темно было и внутри. И двигатель... Евгений понял,
что не слышит звука электромотора.  Только стук колес на стыках,  скрипы
раскачивающегося вагона  и...  кажется,  какой-то  шорох  снизу.  Трава?
Трамвайные пути заросли высокой травой? Да ну, бред...
     А что в происходящем не бред?  Трамвай,  несущийся неведомо куда по
ночному лесу с выключенными мотором и освещением - не бред?
     Евгений посмотрел на часы,  пытаясь понять, сколько времени это все
продолжается,  но  не  смог различить стрелок.  Давно надо было купить с
подсветкой...  Темный салон, насколько мог разглядеть Дракин, теперь уже
был совершенно пуст.  Толстяк,  должно быть,  сошел на своей остановке -
еще до того, как все это началось... или?
     Сознание  попыталось уцепиться  за  рациональное объяснение.  Когда
толстяк вышел,  вагоновожатый каким-то образом не заметил,  что в хвосте
сидит еще один пассажир.  Погасил свет в  салоне и  погнал в парк,  тоже
желая поскорее вернуться домой... интересно, кстати, на чем возвращаются
домой  водители последних трамваев и  автобусов?  Но  мотор!  Почему  не
слышно мотора?!
     Евгений вскочил и  решительно двинулся по проходу в сторону кабины,
балансируя в качающемся на ходу салоне.  Но,  когда он дошел примерно до
середины, раздался треск, и вагон буквально подбросило на путях. Дракин,
не удержав равновесия, упал на ближайшее сиденье, судорожно вцепившись в
спинку перед  собой.  Похоже,  трамвай налетел на  дерево...  во  всяком
случае,  на достаточно толстый сук,  упавший на пути.  Но тяжелые колеса
раздробили  подгнившую  древесину,  и  вагон,  удержавшись  на  рельсах,
по-прежнему мчался дальше, все такой же темный и безмолвный.
     Евгению стало страшно по-настоящему.  Мелькнувшая было  мысль,  что
он,  может быть,  все  еще  спит,  была разрушена этим толчком,  слишком
сильным и  резким,  чтобы быть нереальным.  Возможно,  конечно,  что сам
толчок был на самом деле,  а все остальное - его интерпретация сознанием
спящего...  но  нет,  такой рывок его бы  точно разбудил.  Все же Дракин
провел  некоторое  время,   пытаясь  вернуться  в  привычную  реальность
посредством  традиционных  щипков  и  приказов  проснуться  -  но,  увы,
безуспешно. Правда, подумал он без уверенности, даже боль от щипков тоже
может  сниться.  Если  верить  некогда прочитанной статье,  единственный
способ  убедиться,   что  не  спишь  -  это  попробовать  читать  книгу.
Человеческая психика почему-то не в состоянии воспроизвести в сновидении
длинный осмысленный текст, будет казаться, что страницы покрыты какой-то
тарабарщиной...  Но  никаких книг с  собой у  Евгения не  было -  только
флэшка с файлами, которую, конечно, некуда было вставить.
     Со своего места он не мог разглядеть,  есть ли кто-нибудь в  темной
кабине.  Тем более что обзор загораживал висевший на  стекле со  стороны
салона  светлый прямоугольник -  не  то  правила проезда в  общественном
транспорте,  не то какая-нибудь реклама...  Вот,  кстати, и текст - но в
такой темноте вряд ли удастся что-то разобрать...
     - Эй!  - громко крикнул Дракин, приподнимаясь. - Я хочу выйти! Я...
кажется, проехал свою остановку...
     Эта  обыденная  просьба,  адресованная погруженной во  мрак  кабине
взбесившегося трамвая, прозвучала как-то особенно жалко и неуместно. Тем
не менее вагон,  кажется, начал замедлять ход. Евгений вновь посмотрел в
окна слева и справа.  Вокруг, вплотную примыкая к путям, тянулся все тот
же сплошной лес без единого огонька и признака цивилизации; то же самое,
насколько  мог  разглядеть  Дракин,   было  и  впереди.  Однако  трамвай
определенно снижал скорость.  "Вот  сейчас он  остановится прямо посреди
леса -  и  что тогда?  -  подумал Евгений.  -  Куда мне идти?"  Конечно,
никакой это не  Измайловский парк,  ни  один из  парков Москвы не  может
иметь такой протяженности...
     Дракин впервые в жизни пожалел, что у него нет мобильного телефона.
На  вопросы знакомых,  отчего он  не обзаведется этим почти уже всеобщим
аксесуаром, Евгений неизменно отвечал,  что не хочет,  чтобы его дергали
звонками где  и  когда  ни  попадя,  да  и  сам  предпочитает звонить  в
комфортной обстановке (лучше всего - перед компьютером, чтобы можно было
записать в  файл или посмотреть в  сети что-то по ходу разговора),  а не
где-нибудь  посреди  улицы.   Сейчас  это  уже  не  казалось  ему  таким
логичным...  Впрочем, интуиция подсказывала, что, даже и будь у него при
себе сотовый,  никакой сигнал здесь поймать бы  не  удалось.  Чем бы  на
самом деле ни было это самое "здесь"...
     Почему-то   самая  простая  и   очевидная  мысль  -   распросить  о
происходящем вагоновожатого -  поначалу не пришла ему в голову.  Евгений
подумал об этом лишь теперь,  после бесплодных размышлений о  мобильном.
Вагон  катился все  медленней,  можно  было  уже  подойти к  кабине  без
особенных  помех  -  но  иррациональный страх,  совсем  не  свойственный
молодому астрофизику в  обычной  жизни,  сейчас  словно  приковал его  к
месту.  В какой-то миг он даже порадовался,  что тот внезапный толчок не
позволил ему  подойти к  кабине ближе -  и  что  для  выхода из  трамвая
предназначена задняя дверь... Он продолжал разглядывать кабину со своего
сиденья.  Кажется,  если бы  вагоновожатый был на  месте,  то силуэт его
головы все же был бы различим над наклеенной сзади бумагой...
     "Там никого нет",  -  подумал Евгений.  Но  кто же  тогда управляет
трамваем?  Кто начал снижать скорость в  ответ на его просьбу?  Впрочем,
если  этот  трамвай обходится без  мотора,  он  может  обходиться и  без
водителя...  Может быть,  зря он попросил остановиться, уж лучше было не
обозначать свое присутствие до самого конца пути...  хотя конечный пункт
этого маршрута вряд ли  окажется обычным трамвайным парком.  Очень может
быть, что там поджидает нечто намного хуже неведомого ночного леса...
     В  голову упорно лезли  всевозможные детские страшилки про  "черный
автобус", в который садится припозднившийся пассажир (и больше его никто
никогда  не  видит),  или  про  пустой  поезд,  подошедший к  перрону  в
необозначенное в  расписании время.  В  детском саду эти истории изрядно
пугали маленького Женю. Может быть, пугали даже сильнее, чем большинство
его сверстников,  ибо он уже тогда обладал научным складом ума - а стало
быть,  все иррациональное было для него куда ужаснее,  нежели для тех, в
чью картину мира спокойно вписывались сказки и чудеса.  Позже,  конечно,
он уже никогда не воспринимал страшилки всерьез...
     Во всяком случае,  трамвай,  в который он сел, черным не был. Самый
обычный трамвай одиннадцатого маршрута,  на  котором он  ездил множество
раз...  И  вагоновожатый...  Евгений попытался вспомнить,  обратил ли он
внимание на  человека в  кабине,  когда  вошел  через  переднюю дверь  и
привычно сунул проездной в щель турникета. Разумеется, ему и в голову не
пришло разглядывать сидевшего... но кто-то там определенно сидел. Пустой
кабина точно не была, уж это-то бросилось бы ему в глаза...
     Трамвай  почти  совсем  остановился.  Деревья медленно плыли  мимо.
Снова какая-то  ветка проскребла по  стеклу,  и  на  сей  раз Евгений ее
увидел.
     Молодой человек и без того был напуган,  но это зрелище окатило его
ледяным холодом. Ветка?! Скорее мертвая костлявая рука, протянувшаяся из
мрака к  еле ползущему мимо трамваю!  Пять скрюченных узловатых пальцев,
сведенных вечной судорогой...
     Нет,  сердито сказал  себе  Дракин,  это  полная чушь.  Просто игра
воображения. В этой темноте он даже не мог различить таких подробностей!
Всего лишь причудливая ветка, не более чем...
     Он решительно поднялся с места. Хватит уже этого суеверного вздора!
Трамвай сейчас остановится...  и  он  не  будет выпрыгивать в  лес через
заднюю дверь! Он пойдет и потребует объяснений!
     Евгений  зашагал  вперед.  Вагон  все  еще  медленно  постукивал на
стыках,  но уже,  кажется, из последних сил. Никаких признаков остановки
или жилья в  окружающей тьме по-прежнему не просматривалось.  И с каждым
шагом юноша все яснее видел, что в кабине никого нет.
     Вслед за  детскими страшилками из  памяти вынырнул еще один сюжет -
"Лангольеры" Стивена Кинга.  Там,  правда, вместо трамвая был самолет, и
вообще основная идея  была  куда  более  бредовой,  чем  в  историях про
"черный автобус" -  мол,  люди движутся во времени из прошлого в будущее
отдельно от всего неодушевленного мира,  который - включая все созданные
людьми предметы - на самом деле существует в будущем еще до их появления
и  остается в  прошлом  после  них,  и  там,  в  прошлом,  мир  пожирают
инфернальные твари-лангольеры,  причем этот  процесс пожирания почему-то
касается только  земной тверди и  никак  не  затрагивает ни  воздух,  ни
гравитацию -  во  всяком случае,  самолет над образовавшимся Ничем летит
совершенно спокойно...  Но дело не в  этой шизофренической теории,  а  в
том,  что  через межвременную дыру,  куда  провалился авиалайнер,  живой
человек мог пройти только спящим.  Бодрствовавшие просто испарялись,  от
них оставалась лишь одежда,  зубные пломбы и кардиостимуляторы...  И вот
Евгений как  раз  спал,  а  второй пассажир и  вагоновожатый -  исчезли.
Правда,  толстяк тоже дремал...  но он мог проснуться. И никаких вещей -
Дракин как раз проходил мимо его места -  после него не осталось... ну а
кто  сказал,  что все будет в  точности по  Кингу?  А  еще была какая-то
христианская фантастика с совершенно такой же завязкой -  интересно, кто
у кого спер? - но там объяснение было другое: праведников просто забрали
в рай разом по всему миру,  не заботясь, естественно, участью грешников,
внезапно оставшихся без  водителей и  пилотов.  Это,  конечно,  была  не
меньшая чушь,  чем  лангольеры -  ни  в  какого бога  Евгений никогда не
верил.  Впрочем,  с этой точки зрения он как раз и получался грешником -
то есть и этот вариант тоже подходит...  Да нет, бред это все! Все имеет
рациональное объяснение!
     Он подошел к передней площадке. Дальше его не пускал турникет - под
который,  впрочем,  можно  было  поднырнуть.  Если  двери не  откроются,
придется так и сделать, чтобы забраться в кабину и найти соответствующую
кнопку...  а  если  откроются,  будет очень интересно увидеть,  кто  это
сделает!
     В   следующий  миг  у   него  вновь  мелькнуло  сомнение,   что  он
действительно хочет это увидеть,  но Евгений уже заглядывал в кабину. На
долю секунды ему  представилось,  что вот сейчас навстречу ему высунется
какая-нибудь жуткая черная морда,  скалящаяся рядами кинжальных зубов...
или мертвенно-бледная гниющая маска с  кровяными нарывами вместо глаз...
он  как  будто даже увидел нечто подобное,  но  тут  же  понял,  что это
тусклое отражение его собственного лица в стекле кабины.
     Трамвай в  последний раз клацнул на стыке и,  кажется,  замер.  И в
этот миг Евгений увидел вагоновожатого.
     Сразу стало ясно, почему Дракин не заметил его издали. Тот лежал на
своем месте, упав лицом на пульт, не оживленный ни единым огоньком. Руки
бессильно свисали,  почти  касаясь  пола.  Спецовка задралась на  спине.
Вагоновожатый был  довольно-таки упитан и  немолод;  редкие седые волосы
обрамляли обширную  плешь.  Небось,  дорабатывал последние месяцы  перед
пенсией...  или, скорее даже, предпочел остаться работающим пенсионером.
Ничего необычного в его облике -  во всяком случае,  со спины - не было.
Если не  считать того,  что он был,  как минимум,  без сознания,  а  как
максимум...
     Трамвай вновь плавно тронулся с места.
     Двери,  разумеется,  так и  остались закрытыми,  а  тело в кабине -
неподвижным.  И  никакие кнопки и  рычаги сами  собой  не  шевельнулись.
Дракин,  чей взгляд был прикован к вагоновожатому,  растерянно посмотрел
вперед и  тут же  обругал себя идиотом.  Ему следовало сразу понять,  за
счет чего едет трамвай.  Никакой мистики тут не было.  Очевидно,  с того
момента, как пропало электропитание (и не мудрено, что пропало - никаких
проводов над путями не просматривалось), вагон просто катился под уклон,
вот  и  набрал  такую  скорость.  Потом  длинный спуск  сменился пологим
подъемом,  и  разгона как  раз  хватило,  чтобы доехать до  новой высшей
точки...  а теперь, после нескольких мгновений неустойчивого равновесия,
трамвай снова поехал вниз -  не назад,  а  по-прежнему вперед.  И  новый
спуск,  насколько мог разглядеть в ночной тьме Евгений, тоже был длинным
и  довольно-таки  крутым  -   намного  круче  только  что  преодоленного
подъема...  Как знать -  останься Дракин не в голове, а в хвосте вагона,
возможно, тот не перетянул бы перевал и покатился бы обратно?
     Впрочем,  тут же сказал себе Евгений, это бы ничего не дало. Там он
уже  был,  и  там нет ничего,  кроме леса.  А  впереди есть надежда,  по
крайней мере,  на что-нибудь новое... теперь, когда загадка передвижения
без мотора разрешилась без всякой мистики,  это новое уже не  вызывало у
Дракина прежнего страха.  Но  не  врежется ли  он  в  это "что-нибудь" с
разгона?  Или  просто вылетит на  повороте,  раз  уж  трамваем никто  не
управляет!  Разбить стекло  и  выскочить,  пока  скорость еще  не  очень
велика?  Но чем?  Кажется, у вагоновожатого должен быть какой-то тяжелый
железный инструмент, типа лома... или гаечный ключ... вот только где его
искать в этой темноте...  Разве что садануть по стеклу ногой?  По случаю
теплой  майской погоды  Евгений был  обут  в  легкие сандалии и  не  был
уверен, что не располосует ногу осколками.
     К  тому  же  старик может быть еще  жив!  Нельзя просто бросить его
здесь! Евгений, правда, ничего не смыслил в медицине; если бы речь шла о
ране,  он  бы  еще  сумел кое-как  наложить перевязку,  но  если это,  к
примеру,  сердечный приступ...  впрочем,  может быть, у вагоновожатого в
кармане найдется подходящее лекарство...
     Евгений  решительно протиснулся под  турникетом и  влез  в  кабину.
Застывшее неподвижно тело внушало ему  едва не  больший страх,  чем  вся
прочая  творившаяся вокруг чертовщина.  Ему  еще  ни  разу  в  жизни  не
доводилось видеть мертвецов иначе,  чем по телевизору -  не говоря уже о
том,  чтобы до них дотрагиваться. А вид у вагоновожатого, что ни говори,
был совершенно неживой.
     - Эй...  -  произнес юноша,  оттягивая неизбежный момент, - вы меня
слышите?
     Недвижное тело не реагировало. Лишь руки начали покачиваться в такт
движениям набиравшего скорость трамвая.
     Дракин протянул руку и  несмело дотронулся до  кожи на шее старика.
Пальцы ткнулись во  что-то  дряблое и  прохладное.  Но  не ледяное,  как
нашептывал страх... впрочем, тело и не могло быть ледяным, не зима же на
дворе!  Но  пульс не  прощупывался.  Евгений передвинул пальцы,  пытаясь
обнаружить артерию,  даже  приложил левую руку к  собственному горлу для
сравнения -  тут долго искать не пришлось, сердце колотилось так, словно
он  бежал  стометровку.  Но  в  аналогичном  месте  у  вагоновожатого не
ощущалось даже  самого слабого биения.  Евгений взял старика за  плечо и
откинул  безвольное,  словно  тряпичная кукла,  тело  назад,  на  спинку
сиденья.  Голова запрокинулась;  тускло блеснули белки  открытых глаз  и
оскаленные зубы.  Больше в  такой темноте ничего было не  разобрать,  но
Евгений окончательно понял,  что  держит за  плечо  труп.  Он  поспешно,
брезгливо-испуганно отдернул руку. Оставшееся без поддержки тело уронило
голову на  плечо,  а  затем  стало валиться направо,  прямо на  Дракина.
Евгений рефлекторно отпихнул его обеими руками.  Труп привалился к левой
стенке кабины и  с  неприятным звуком стукнулся головой о стекло.  Затем
еще.  И  еще.  Трамвай продолжал разгоняться,  его  трясло все заметнее.
Пожалуй, на такой скорости прыгать уже поздно...
     Евгений вновь  посмотрел через  лобовое стекло.  На  первый  взгляд
казалось,  что никаких путей впереди вообще нет.  Но они, конечно, были,
просто  действительно заросли травой.  И  не  они,  понял  Дракин -  он.
Пространство между  двумя  стенами деревьев было  слишком узким,  второй
путь здесь бы просто не поместился... Но, по крайней мере, никаких явных
препятствий впереди не просматривалось,  и  поворотов тоже.  Хотя в этой
траве могут скрываться любые коряги,  и  покрепче той,  на которую вагон
налетел сколько-то там минут назад (а и  в  самом деле,  сколько?)  Да и
вообще,  что можно разобрать в  этакой тьме...  может,  эти рельсы ведут
прямиком в бездну!
     Спокойно.  Все имеет рациональное...  Значит,  старый вагоновожатый
внезапно  умер,  вероятно,  от  сердечного  приступа,  а  оставшийся без
управления трамвай продолжал ехать и заехал черт знает куда...
     Вот именно что "черт знает".  Как, каким образом городской трамвай,
пусть  хоть  десять  раз  неуправляемый,   мог  оказаться  на   какой-то
заброшенной загородной одноколейке,  где  нет  даже  проводов?!  Никакие
трамвайные пути не ведут в  подмосковные леса,  уж это совершенно точно!
Да и... Подмосковье ли это?
     Но  задавать себе  вопросы  без  ответов  бесполезно.  Надо  что-то
делать...  Только что у  него была какая-то  мысль...  ах да -  обыскать
карманы вагоновожатого.  Правда,  он  хотел это сделать в  надежде найти
лекарство,  а  таковое  старику  уже,  очевидно,  без  надобности...  но
все-таки -  может,  хоть что-то  полезное...  Евгений вновь нерешительно
посмотрел на  труп.  Совсем не хотелось до _этого_ дотрагиваться...  тем
более -  обшаривать в темноте. Юноше ясно представлялась картина, как он
шарит по карманам мертвеца, и вдруг тот хватает его за руку.
     "Это будет значить, что на самом деле он еще жив, только и всего, -
сердито сказал себе Дракин.  -  Я же не врач, мог и ошибиться. А если он
все-таки мертвый...  ну и  что,  я  же ем мясо каждый день,  а это точно
такая же мертвая плоть!"
     Он  сунул  руку  в  правый  карман  спецовки.   Покойник  никак  не
отреагировал,  как и положено покойникам.  В кармане обнаружилось что-то
холодное и плоское...  маленький ключик,  наверное, от личного шкафчика.
Ну,  от этого сейчас вряд ли будет толк.  Правый карман брюк... вот сюда
упихано что-то плотное...  Дракин вытащил этот предмет и  скорее ощупью,
чем почти бесполезным в  такой тьме зрением опознал кошелек.  Неожиданно
туго набитый.  Может быть,  как  раз  сегодня -  то  есть уже вчера -  в
трамвайном парке был день зарплаты? Почувствовав себя мародером, Евгений
попытался затолкать кошелек  обратно в  карман  сидящего трупа,  но  это
оказалось не так просто.  Ладно,  потом разберемся... он положил кошелек
на пульт.
     Чтобы обследовать карманы с левой стороны, пришлось чуть ли не лечь
на мертвеца в тесной кабине.  Голова Евгения оказалась возле лица трупа,
и юноша рефлекторно отвернулся - успев, впрочем, заметить, что покойный,
похоже,  даже старше,  чем ему показалось сначала.  В  тот же миг пальцы
Дракина нащупали прямоугольную коробочку с кнопками. Мобильник!
     Евгений  поспешно  распрямился с  телефоном в  руках.  Экранчик  не
горел. Так, где эта штука включается... Евгению доводилось несколько раз
пользоваться чужими мобильными, но всякий раз хозяева протягивали их уже
во  включенном виде.  Он  принялся жать на  все  кнопки подряд.  Наконец
устройство пикнуло и  подсветило кнопки  изнутри;  одновременно вспыхнул
экранчик и  заблямкала короткая мелодия,  которую Дракин не  раз  слышал
где-нибудь  в  транспорте.  Он  поднес телефон к  глазам.  М-да.  Как  и
ожидалось,  возле значка антенны не было ни единой полоски. Сигнала нет.
Индикатор заряда показывал одну треть. Тоже не слишком здорово.
     Мобильник был дешевой модели,  специальной функции фонарика у  него
не  было,  но,  по крайней мере,  его экран был хоть каким-то источником
света.  Дракин поковырялся с  настройками и сменил фон на белый,  сделав
этот  свет  поярче.  Затем  посветил  в  лицо  владельца  телефона  -  и
вздрогнул.
     Изображение экранчика  отразилось в  закатившихся глазах  мертвеца.
Само лицо оказалось очень старым,  изможденным,  изборожденным глубокими
морщинами -  не  шестьдесят с  чем-то,  как думал Евгений поначалу,  как
минимум,  далеко за семьдесят...  как его в  таком возрасте выпускали на
линию?  Видимо,  совсем некому работать...  Но  главное -  это лицо было
искажено гримасой неописуемого ужаса. Казалось, что из перекошенного рта
трупа сейчас вырвется крик...
     "Спокойно,  -  сказал себе Дракин в  очередной раз.  -  Что  бы  ни
напугало его -  похоже,  в прямом смысле напугало до смерти -  оно уже в
прошлом.  И мне никакого вреда не причинило." Тут же он подумал и о том,
что причинно-следственная связь могла быть обратной.  То  есть не  испуг
стал  причиной приступа,  а  наоборот -  сердечный приступ породил такое
выражение на лице. Где-то когда-то Евгений читал, что так бывает... А на
самом деле никакой реальной опасности нет и  не было.  Все дело только в
плохом здоровье старика...
     Трамвай мчался под  уклон,  выбивая дробь  на  стыках.  Эта  тряска
напомнила Евгению,  что,  что бы  там ни случилось с  вагоновожатым,  на
такой  скорости  опасности  еще  вполне  могут  быть  -   и   совершенно
материальные.  Он посмотрел вперед. Одноколейка убегала вниз по-прежнему
прямо,  насколько можно было разглядеть в ночной тьме - по крайней мере,
в ближайшей перспективе никакая авария не грозила...
     Какая-то тень метнулась через дорогу.
     Евгений испугано дернулся,  стиснув в  руке мобильник.  Впереди уже
никого  не  было.  Несколько секунд  спустя  трамвай промчался через  то
место.
     "Померещилось",  -  сказал себе  Дракин.  Просто померещилось из-за
темноты...  Но  память упорно возражала:  ты  видел  это.  Видел длинный
горбатый силуэт, проскочивший слева направо перед носом трамвая.
     Наверное,   это  был  лось,   выдвинул  Евгений  новую  версию.   В
подмосковных лесах водятся лоси...  Но разве они бегают по ночам? Да еще
с такой скоростью...
     Никакой это не подмосковный лес, признай уже это.
     Чушь,  упрямо мотнул головой Дракин. Сколько бы он ни спал и как бы
быстро трамвай не  катился,  он  не  мог уехать слишком далеко.  Кстати,
мобильный же должен показывать время...
     Стоило  Евгению снова  бросить взгляд  на  экран,  как  тот  погас,
экономя энергию.  Евгений нетерпеливо нажал на первую попавшуюся кнопку.
Экранчик снова засветился. Взгляд юноши впился в цифры в углу.
     88:31.
     Та-ак.  Ну понятно.  Это просто глюк.  Мобильник не новый и дешевой
модели, вот и глючит... Но, по крайней мере, света от экрана достаточно,
чтобы  рассмотреть собственные часы.  Уж  они-то  механические и  ничего
завирального показывать не могут...
     Часы показывали 12:27.  Нет,  этого не может быть -  в это время он
был еще в институте...  Ну правильно -  секундная стрелка стоит. Никакой
мистики -  он просто забыл их завести,  с  ним такое уже случалось.  Они
остановились еще до того,  как он сел в этот проклятый трамвай.  Гм, вот
уж, воистину, проклятый...
     Да  что ж  это за  мысли лезут в  голову!  Он  же  ученый!  Евгений
покрутил головку завода,  снова посветил мобильником - секундная стрелка
послушно бежала по кругу,  и с нормальной скоростью. Ничего особенного с
временем здесь не происходит, и с приборами, его отображающими, тоже. Но
нужно выставить хоть  какое-то  осмысленное значение.  Ну,  предположим,
сейчас 2 часа ночи...
     Спуск вновь сменился подъемом. Надо все-таки разобраться, как здесь
открываются  двери,  и,  кстати,  как  задействовать тормоза.  Найти  бы
какую-нибудь инструкцию по управлению трамваем... Впрочем, столь опытный
вагоновожатый вряд ли возил с собой нечто подобное. Но и слишком сложным
этот агрегат быть не может, чай, не самолет...
     Евгений принялся осматривать пульт, светя мобильником. Ага, вот эти
тумблеры, видимо, двери - передние, средние и задние... Он попробовал их
по очереди.  Ничего не произошло.  Ну да -  пульт обесточен, и не только
пульт...  Здесь,  наверное, все на электричестве, и тормоза тоже? Что он
знает об устройстве трамваев, на которых ездит всю жизнь?
     На  этот раз подъем оказался коротким,  вагон выскочил на  перевал,
все еще имея приличную скорость -  и снова покатился под уклон.  Евгений
вновь  с  опаской посмотрел вперед -  и  увидел прямо по  курсу сплошную
стену  леса.  Конец  пути  -  сейчас будет удар?!  Нет  -  теперь дорога
заворачивала влево. То, чего он опасался... Хорошо, что этот поворот все
же в начале очередного спуска,  а не в конце - хотя кто знает, что будет
дальше...
     Вагон начал поворачивать -  пока что он удерживался на рельсах,  но
разгон продолжался.  Евгений ухватился за  пульт.  Внезапно что-то мягко
ткнулось ему в бок.  Труп!  Мертвец опять повалился на него,  увлекаемый
центробежной силой.  Молодой  человек  хотел  вновь  брезгливо отпихнуть
тело,  но сообразил,  что в  таком положении удобнее обследовать карманы
вагоновожатого с  левой  стороны.  Он  сунул руку  в  карман рубашки под
спецовкой и вытащил какую-то пластиковую карточку.  Похоже, водительское
удостоверение,  или  как  там это называется у  трамвайщиков...  Евгений
бросил очередной опасливый взгляд вперед - путь все еще закруглялся, но,
к счастью,  достаточно полого - затем посветил на карточку мобильным, не
ожидая увидеть ничего интересного.  Не  веря  своим  глазам,  поднес оба
предмета ближе к лицу.
     Это  действительно было удостоверение,  выданное на  имя  Потапчука
Сергея Ивановича.  С фотографии по-казенному угрюмо смотрел круглолицый,
начинающий лысеть со  лба,  черноволосый мужчина лет,  максимум,  сорока
пяти.  Даже если предположить,  что удостоверение выдано давно - ведь не
тридцать же  лет  назад!  Они  столько  не  действуют,  и  тогда  таких,
пластиковых,  просто не было...  Ну да,  вот и дата выдачи - четыре года
назад.
     Чужая карточка?  Сменщика?  Но как она оказалась в  кармане рубашки
другого человека - и где, в таком случае, его собственная?
     Евгений  посветил  на  лицо  трупа,  выглядевшее особенно  жутко  в
мертвенно-белом  свете экрана,  затем вновь на  фото.  Старость исказила
черты не меньше,  чем гримаса ужаса, но если всмотреться - сходство было
несомненным.
     "Отец и сын",  - мелькнула спасительная рациональная мысль. Рабочая
династия -  так, кажется, это называлось в советские времена. Работали в
одном  трамвайном парке,  жили  вместе,  носили похожие рубашки,  вот  и
перепутали...  Гипотеза вполне убедительная,  но как тогда объяснить все
остальное?  И  кого  все-таки видел Евгений,  когда садился в  трамвай -
глубокого старика  или  вот  этого  черноволосого мужчину?  Пожалуй,  на
старика он бы все же обратил внимание...
     Тогда что?  Евгений почувствовал,  как  ледяной ужас  разливается у
него в животе.  Чушь, не может быть, он же не персонаж какой-то дурацкой
фантастики!  Не  бывает никаких дыр  во  времени,  во  всяком случае,  в
условиях  Земли  точно!   Но   если  трамвай  действительно  прыгнул  на
десятилетия  в   будущее...   тогда  все  складывается  один  к  одному.
Вагоновожатый умер просто от  старости -  а  может,  все-таки от  ужаса,
когда осознал, что вмиг стал глубоким стариком, или от всего вместе... и
превращение городских трамвайных путей  в  заброшенную дорогу в  лесу  -
черт его знает, что за это время случилось с Москвой, может, была война,
и город разрушен...  и тот лось, который на самом деле не лось - мутант,
жертва радиации...  Но значит,  и  сам Евгений,  можно сказать,  проспал
тридцать или сорок лет!
     Он  поспешно осветил по  очереди свои руки.  Вроде кожа не дряблая,
старческих пятен не видно -  впрочем, это еще ничего не значит, если ему
сейчас,  скажем,  пятьдесят пять, он еще не одряхлел... Нет, нет, только
не это!  Вся его жизнь... родители... да и вообще цивилизация, если люди
и впрямь доигрались до ядерной войны...  И уровень радиации, может быть,
все  еще  высок...  Евгений ощупывал собственное лицо в  поисках морщин,
запустил руку в  волосы -  лысины нет,  но  это тоже ничего не значит...
зеркало,  полцарства за  зеркало!  трамвайные стекла  при  таком  слабом
источнике света слишком плохо годились для  этой роли...  Он  намотал на
палец тонкую прядь и  со  всей  силы  дернул;  от  резкой боли выступили
слезы.  Затем поднес вырванные волосы к  экрану.  Нет,  вроде не седые -
хотя по одной пряди судить нельзя...
     Боль,  однако, словно бы сбила нарастающую волну паники, вернув ему
способность к  критическому мышлению.  Этот  густой  лес  вокруг не  мог
вырасти за несколько десятилетий.  Это вековые деревья,  люди столько не
живут! Да, но, возможно, действие радиации...
     Внезапно Евгений рассмеялся. Это был смех, близкий к истерике, но в
нем звучало облегчение.  Какой же  он идиот!  Все это время опровержение
его  безумной  гипотезы  было  в  буквальном  смысле  у  него  в  руках!
Работающий мобильник!  Даже в  выключенном состоянии никакой аккумулятор
не протянет тридцать лет!
     Да и вообще.  Если бы трамвай и все, что внутри, разом постарело на
десятилетия - это было бы заметно. Но салон и кабина выглядят такими же,
какими они  были,  когда Евгений садился.  Он  снова посветил экранчиком
вокруг себя,  провел пальцем по  пульту -  никакого толстого слоя пыли и
грязи...
     Что-то  -   возможно,   интуиция  -  заставило  его  оторваться  от
созерцания собственного пальца и резко поднять голову.  Как раз вовремя,
чтобы увидеть, что на путях впереди кто-то стоит.
     И это точно не был лось.
     До  него  оставались считанные  метры,  но  все  же  Евгений  успел
разглядеть двуногую сутулую фигуру  не  менее  чем  трехметрового роста,
жирную,  белесо-голую,  практически бесформенную.  Лицо - если это можно
было назвать лицом -  свисало с  вросшей в  плечи лысой головы оплывшими
толстыми складками.  Дракин не успел рассмотреть,  есть ли у  этой твари
глаза.  Во всяком случае,  она тупо стояла на рельсах,  не делая никаких
попыток уклониться от несущегося прямо на нее трамвая.
     Затем последовал удар.
     Евгения  швырнуло  вперед,  он  рефлекторно вытянул  руки,  выронив
мобильник.  Раздался  совершенно тошнотворный звук,  в  котором  слились
вязкое чавканье,  липкое плюханье, жирный захлебывающийся всхлип, мокрый
хруст и глухой треск рвущейся плотной, но гнилой ткани. Наверное, что-то
подобное можно  услышать,  если  с  размаху  ударить чугунной чушкой  по
раздутой туше слона,  уже  много дней разлагающейся под  палящим солнцем
саванны.
     Когда Дракин,  морщась от тупой боли - его все же изрядно приложило
об  пульт -  снова поднял голову,  обзора вперед больше не было.  Стекло
покрылось трещинами,  но  главное -  оно  было заляпано снаружи какой-то
гадостью.  Багровой, как убедился Евгений, поднеся к стеклу мобильник (к
счастью,  все еще работавший).  Кровь...  да,  надо полагать, это кровь,
возможно,  с  примесью чего-то  еще...  в  нескольких местах  на  стекло
налипли какие-то комочки...
     Трамвай меж тем продолжал мчаться вперед.
     Евгению вдруг резко расхотелось пользоваться тормозом, даже если бы
тот и работал.  Останавливаться и выбираться в лес,  где бродят подобные
твари -  тем более ночью... Нет уж. Пока трамвай продолжает катиться, он
в нем почти как в танке.  Хотя, очевидно, следующего такого удара стекло
не выдержит -  но только стекло,  а сам многотонный вагон даже не сильно
потерял в  скорости,  размазав монстра.  Однако  в  кабине делать больше
нечего.  Лучше  вернуться в  хвост,  в  случае  любого  столкновения там
безопаснее всего.  Бросив еще один взгляд на мертвеца, после удара вновь
занявшего свое прежнее положение -  головой на пульт - юноша выбрался из
кабины.
     Что  же  это  было  за  чудовище?!   Евгений  зажмурился,   пытаясь
восстановить в  памяти  мерзкую  картину,  которую  наблюдал  в  течение
какой-то  секунды;  затем с  отвращением тряхнул головой.  Не нужно быть
биологом,  чтобы поклясться -  на Земле ничего подобного не водится.  И,
кстати, тот "лось"... он был существом совершенно другой породы, но тоже
едва ли включенной в человеческие справочники.
     Тогда что же -  это другая планета? И он прилетел сюда на трамвае?!
Чтобы обнаружить в инопланетном лесу рельсы с идеально подходящей земным
трамваям колеей?  Самый бездарный из авторов комиксов не додумался бы до
такой ахинеи!
     Я сошел с ума,  спокойно и буднично подумал Евгений. Правильно мама
говорила,  что я  слишком много работаю и совсем не отдыхаю...  На самом
деле нет ни  леса,  ни чудовищ,  ни трамвая,  а  я  просто лежу сейчас в
палате с мягкими стенами.
     И хотя он всегда считал,  что нет ничего ценнее разума,  сейчас эта
мысль показалась ему менее страшной, чем то, что творилось вокруг.
     Увы,  убедительной она  не  выглядела.  Насколько  представлял себе
Дракин,  галлюцинации сумасшедших все же вписываются в реальность,  а не
подменяют ее  целиком -  и  к  тому же  не  бывают столь всеобъемлющими.
Обычно они максимум зрительно-слуховые,  об них нельзя удариться, да еще
так,  чтобы до сих пор чувствовать тупую боль от ушиба.  Евгений пощупал
ребра сквозь рубашку. Наверняка уже есть синяк.
     Самовнушение.  Как у этих,  со стигматами...  Ну да,  да. Все может
быть.  Но если предположить, что его подсознание может внушить ему синяк
от  удара  о  пульт  -  при  встрече  с  чудовищем оно  может  внушить и
что-нибудь похуже.  Так что, в любом случае, лучше исходить из того, что
все происходящее реально, каким бы бредом это ни казалось.
     Евгений сел на свое прежнее место в хвосте и решил соорудить ремень
безопасности.  Он расстегнул пояс, вытащил его из брюк, пропустил позади
спинки сиденья и  снова застегнул перед грудью -  длины как раз хватило,
чтобы  воткнуть штырек в  последнюю дырку.  "Будем надеяться,  в  случае
нового рывка это не сломает мне ребра..."
     За  окном проносился все тот же  бесконечный лес.  Время от времени
под колесами что-то  с  хрустом ломалось (Евгений больше не  был уверен,
что  это  ветки),  что-то  чиркало по  стеклам или по  крыше,  но  новых
серьезных столкновений пока не  было.  Несколько раз трамвай выкатывался
на  ровные  участки или  небольшие подъемы,  но  его  инерции всякий раз
хватало,  чтобы преодолеть их и вновь начать разгоняться под уклон. "Все
вниз и  вниз,  -  думал Евгений.  -  Что же это за яма такая?" Тоскливое
чувство,   всколыхнувшееся  при  этой  мысли,   подтвердило  интуитивную
догадку:  трамвай скатывался не с возвышенности на равнину, а наоборот -
на дно некой гигантской ямы.
     Ямы, откуда нельзя выбраться назад.
     Может  быть,  все-таки  стоило  попытаться  затормозить,  или  даже
выпрыгнуть на ходу,  в самом начале?  Хотя -  что это за "начало"... кто
его знает,  сколько прошло времени,  прежде чем он проснулся. Сейчас, по
крайней мере,  сна у него не было ни в одном глазу. Так или иначе, самое
глупое -  это метаться от  одной стратегии к  другой.  Раз уж  он  решил
доехать до конца этой дороги -  надо ехать. Может быть, там нет никакого
выхода (если отсюда вообще есть выход,  шепнул тоскливый голосок внутри)
- но  ведь он не знает этого наверняка?  В  любом случае,  _здесь_ ехать
явно безопаснее, чем идти - по крайней мере, пока не рассветет.
     Если здесь вообще когда-нибудь светает.
     Евгений посмотрел на  часы.  Надо же,  уже  почти три.  Но  ведь он
выставил их от фонаря, на самом деле сейчас может быть гораздо больше...
Родители наверняка уже с ума сходят.  Они знают, что он иногда ночует на
кафедре,  но в таких случаях он все-таки звонит;  бывало,  что он сам не
замечал,  как засыпал в  кресле -  тогда мама,  не  дождавшись известий,
звонила ему сама и, конечно, выговаривала, что нельзя так работать и что
он  когда-нибудь доведет их  с  отцом  до  инфаркта.  Что  творится дома
сейчас,  когда телефон кафедры не  отвечает?  Мать,  возможно,  уже даже
отыскала как-нибудь  телефон  охраны  и  выяснила,  что  аспирант Дракин
давным-давно сдал ключи и  ушел домой...  А милиция начнет его искать не
раньше чем через трое суток. Да и чем это ему поможет!
     А  может,  время здесь все же течет не так,  как в нормальном мире?
Может,  когда он найдет дорогу домой (не когда,  а если,  сказал ехидный
голос), окажется, что там прошли считанные минуты?
     Или столетия...
     Трамвай снова  начал замедлять ход.  Кажется,  на  сей  раз  ровный
участок был длиннее предыдущих.  Неужели все-таки конец пути?  Пейзаж за
окнами меж тем принципиально не менялся,  и светлее тоже не становилось.
С другой стороны,  если вагон катится просто под действием силы тяжести,
ниоткуда не  следует,  что там,  где он  остановится,  будет что-то типа
станции.  Если здесь ходит, или по крайней мере когда-то ходил, и другой
транспорт, с работающим двигателем...
     Ну а даже,  предположим, он найдет станцию. И она окажется в том же
состоянии, что и рельсы - давным-давно заброшенная, заросшая травой. Что
дальше?  От  станции наверняка ведет какая-нибудь дорога.  Даже если она
тоже  заброшена и  заросла,  ее,  очевидно,  еще  можно  различить среди
окружающего леса...  Ну,  допустим.  И  вот  эта  бывшая дорога,  вся  в
кустарниках и  молодых деревцах,  тянется через  дремучий лес  на  сотню
километров.  Ну и что толку? Тоска и страх липким холодом разливались по
животу. Скорее бы это кончилось, хоть как-нибудь...
     Впрочем,   похоже,   кончается.  Трамвай  ползет  все  медленнее  и
медленнее.  Тук-тук...  тук...  тук...  На этот раз - все-таки приехали?
Евгений взялся за ремень, готовясь расстегнуть его.
     Баммм!
     Его бросило вперед -  впрочем,  не очень сильно,  скорость и впрямь
была  уже  маленькой.  Но  все  же  ремень  больно впился в  ребра,  уже
пострадавшие при предыдущем столкновении.  Однако на сей раз это не было
что-то живое. Судя по звуку, это был удар металла о металл; следом сразу
послышался шорох сыплющихся осколков теперь уже выбитого стекла, а затем
- некий  тоскливый скрип  где-то  впереди.  Но  сам  трамвай встал,  как
вкопанный.
     Евгений  еще  около  минуты  сидел,  не  двигаясь  и  вслушиваясь в
наступившую тишину.  В  салоне стало прохладнее.  Теперь,  когда лобовое
стекло  вылетело и  вагон  наполнялся загадочными запахами ночного леса,
трамвай уже не казался "танком",  где можно в безопасности отсидеться до
рассвета.  Хотя стекла, разумеется, и прежде не были надежной защитой...
Юноша вновь вдел ремень в  джинсы и  поднялся.  Во  всяком случае,  надо
посмотреть, во что же такое он врезался.
     Его  скверные  подозрения  подтвердились.   Подойдя  к  кабине,  он
разглядел впереди другой трамвай,  столь  же  темный и  безмолвный.  Его
заднее стекло тоже  осыпалось после удара,  но  слабого света от  экрана
мобильного не хватало,  чтобы заглянуть в сплошную черноту салона.  Зато
Евгений рассмотрел кое-что другое.  Это был трамвай другой конструкции -
красно-желтый,  еще советского образца,  кажется,  их делали в тогда еще
единой Чехословакии...  Кое-где они ходят до  сих пор,  сердито напомнил
себе Евгений.  Да, конечно - вот только этот, похоже, нигде не ходит уже
давно...
     Юноша  снова  пролез в  кабину,  неприязненно покосившись на  труп.
Теперь,  протянув руку,  он мог дотронуться до трамвая впереди. Осязание
подтвердило то,  что  в  такой  темноте едва  могло  различить зрение  -
облупившаяся краска крошилась под  пальцами,  многолетняя пыль  и  грязь
покрывали заднюю стенку...
     Спокойно,  в очередной раз сказал себе Дракин.  Ну,  допустим, этот
трамвай попал сюда много лет назад.  И  так здесь и остался.  Однако это
ничего не говорит о судьбе его пассажиров...
     Но если им удалось отсюда выбраться - почему такая странная история
осталась неизвестной?
     А может, и не осталась, возразил себе Евгений. Мало ли, что пишут в
желтых   газетенках?   Похищения  пришельцами,   общение   с   духами...
проваливающиеся в  заколдованный лес трамваи...  какой вменяемый человек
воспримет это всерьез? А если это и впрямь было еще в советские времена,
так  и  тем  более.  Небось,  упрятали их  в  психушку,  и  все на  этом
кончилось.  Или они сами смекнули,  что о подобных приключениях лучше не
болтать.  А сам трамвай, наверное, как-нибудь списали задним числом. Ибо
те, кто должен был разбираться с его исчезновением, тоже были вменяемыми
людьми и в психушку не хотели. Или дело на всякий случай засекретил КГБ,
и так оно, нераскрытое, и хранится где-нибудь до сих пор в пыли архивных
папок...
     Ну ладно.  А  ему-то что сейчас делать?  Так и сидеть посреди этого
жуткого ночного леса в обществе мертвеца, дожидаясь неизвестно чего? Или
кого...  Звук столкновения, кстати, получился довольно громкий, особенно
в  ночной тишине.  И  как знать -  не  принято ли здесь в  таких случаях
встречать гостей...  еще до того,  как рассветет... Не лучше ли все-таки
вылезти наружу и осмотреться?
     В  пользу последнего имелось и  еще одно соображение:  Дракин хотел
взглянуть на  небо.  Когда он выходил из института,  оно было совершенно
ясным,  а здесь,  вдали от городского смога и света,  звезды должны быть
видны особенно хорошо.  Деревья, правда, мешают - но непосредственно над
дорогой их нет.  А по звездам Евгений,  пожалуй,  смог бы приблизительно
определить свое местоположение не  только на  Земле,  но  и  в  соседних
звездных системах. Там, где рисунок созвездий искажен, но еще узнаваем -
и  по  этим  искажениям как  раз  можно  прикинуть смещение относительно
Солнца...
     Вылезать через  разбитое лобовое стекло  Евгений не  стал  -  таким
образом он попал бы разве что в передний трамвай,  а этого ему делать не
хотелось,  по крайней мере, пока. Так что он вернулся к передней двери и
навалился на  нее,  пытаясь открыть.  Это оказалось несложно -  давление
воздуха не удерживало ее, и дверь поехала в сторону.
     Евгений спрыгнул на  землю,  оказавшись по  колено в  густой траве,
полностью  скрывавшей  рельсы.   Затем  повернулся  по   ходу  движения,
вытягивая руку с мобильником - и тут же поежился, не то от холода, не то
от страха.
     Трамвай,  в который он врезался,  был не один. Целая череда мертвых
вагонов,  чернея глазницами выбитых окон,  уходила вперед. И едва ли все
их стекла вылетели при столкновениях... во всяком случае, в том трамвае,
на котором приехал он, боковые окна были целы. Пока целы.
     Почему-то  эти застывшие посреди ночного леса трамваи с  беспомощно
вытянутыми  вверх,   где  не   было  никакого  провода,   токосъемниками
производили  впечатление  едва  ли  не  большей  инфернальной жути,  чем
бродящие где-то  во мраке чащи чудовища.  Евгений посветил на нос своего
трамвая,  убеждаясь в том,  в чем и так уже не сомневался:  весь нос был
густо заляпан кровью,  еще не до конца засохшей,  с какими-то прилипшими
ошметками. Внизу тонкие тягучие капли падали в траву. В тот же миг юноша
понял, что различает и запах, идущий от этой гадости - густой, тяжелый и
какой-то тухлый, несмотря на то, что кровь была свежей.
     Евгения  передернуло;  он  почувствовал,  как  тошнота подступает к
горлу, и поспешно отвернулся. Затем двинулся вдоль вагонов.
     Двери в первом из них - том, с которым столкнулся дракинский - были
открыты,  но  Евгений не  стал забираться внутрь.  Он лишь,  светя своим
импровизированным фонариком,  удостоверился  в  том,  что  понял  еще  в
кабине:  этот  трамвай  простоял здесь  уже  много  лет.  Чешуйки краски
загибались и  топорщились вдоль всего борта,  колеса покрывала ржавчина.
Изнутри тянуло сырым запахом коррозии и гниющих сидений.
     Следующий - или предыдущий, смотря как считать - трамвай был той же
чешской конструкции,  но,  кажется,  еще старше. Выставленная в разбитом
окне табличка с названиями остановок была такой грязной,  что буквы едва
читались, особенно при таком освещении. Все же Евгений разобрал названия
улиц;  маршрут был ему знаком,  а  вот названия -  не все.  Причина была
очевидной  -  это  были  советские  названия,  отмененные еще  в  начале
девяностых...  Здесь открыта была только передняя дверь...  точнее, нет,
не  открыта.  Ее  просто не  было.  Похоже,  кто-то  выломал ее целиком.
Снаружи или  изнутри?  Сейчас это  было уже трудно определить -  но  сил
ломавшему в любом случае было не занимать...
     Этот трамвай упирался носом в  вагон с сильно скругленными углами -
такие  Евгений видел  только в  старых фильмах,  они  бороздили улицы  в
шестидесятых.  Когда-то  он  был, кажется,  красно-желтым, но  теперь от
краски на ржавом боку остались лишь отдельные островки.  Все двери,  как
ни странно,  были закрыты,  хотя и  перекосились от времени и  коррозии.
Возможно, те, кто был внутри, выбрались через окна - но Евгений не был в
этом уверен и не очень хотел туда заглядывать.
     Еще трамвай... и еще... и еще... этот, кажется, из эпохи сороковых,
а этот, с открытыми площадками - вообще тридцатые... или даже двадцатые?
Прямо  музей под  открытым небом -  если  бы  не  неподобающее состояние
экспонатов. Нет, не музей и не выставка, конечно... но и не свалка.
     Кладбище.
     Говорят,  есть места,  куда животные сами приходят умирать. А это -
место,  куда  приезжают умирать старые  трамваи?  Может  быть,  у  машин
существует свой загробный мир?
     "Что  за  чушь  лезет в  голову!"  -  сердито пробормотал Евгений и
вздрогнул  -  до  того  странным  показался в  ночной  тишине  звук  его
собственного голоса.
     Самый   последний  трамвай  стоял  чуть   отдельно  от   остальных,
откатившись на пару метров -  в соответствии с законами физики,  импульс
от  удара в  хвост ряда  передался самому первому его  элементу.  Должно
быть,   это   его   несмазанные  колеса  издали  такой  жалобный  скрип.
Удивительно,  что эти четыре колеса вообще смогли повернуться -  трамвай
был  совсем древний,  наверное,  еще  царских времен.  Ржавчина и  гниль
практически съели его,  оставив один остов; крыша давно провалилась, и в
нанесенной внутрь земле проросли кусты, высовывая ветви в окна.
     Дальше ничего не было -  ни станции,  хотя бы даже заброшенной,  ни
вообще каких-либо построек или машин,  ни знаков,  как-то отличающих это
место. Только заросшие рельсы, уходящие дальше в лес. Очевидно, это было
просто место,  до  которого трамваи докатывались своим  ходом  благодаря
здешнему рельефу, а не какая-то искусственно созданная площадка.
     Но кто-то ведь и зачем-то проложил эти рельсы?
     Евгений с  сомнением посмотрел во  тьму,  куда  уходил путь,  затем
вспомнил о своем намерении изучить звездное небо.  Он поднял голову,  но
никаких звезд не увидел.  Вверху не было вообще ничего - только сплошная
непроглядная чернота.
     В городе такого неба не бывает никогда -  если оно затянуто тучами,
то  их видно.  Но это потому,  что их подсвечивают снизу городские огни.
Здесь же, вдали от всяких источников света...
     Впрочем,  какой-то свет - не считая того, что от мобильника - здесь
все-таки был.  Очень-очень слабый,  но был. Раз уж Евгений мог различить
во тьме силуэты деревьев и трамваев. Но с того момента, как он проснулся
в темном и пустом вагоне,  светлее определенно не стало. Хотя по времени
на  востоке  (где  здесь  восток?)  уже  должны  быть  заметны  признаки
грядущего рассвета.  Если,  конечно,  считать, что это место недалеко от
Москвы - во что верилось все меньше...
     Что же  все-таки делать?  Идти дальше по путям,  рискуя встретиться
с...  (от одной мысли об  этом пробирала дрожь),  или все-таки забраться
обратно в трамвай и ждать конца ночи? Ждать неведомо сколько, сидя рядом
с  мертвецом...  Евгений  тут  же  сердито  напомнил  себе,  что  он  не
какой-нибудь суеверный дикарь.  Мертвец -  это  просто мясо и  кости,  и
ничего кроме.  Да,  вот  именно -  мясо.  Что,  если  запах падали,  для
человеческого  носа  пока  еще  не  различимый,  привлечет  каких-нибудь
обитателей ночной чащи?
     Евгению вспомнились трамваи с  выломанными и  с  закрытыми дверями.
Вполне  вероятно,  что  их  пассажиры решили отсиживаться внутри.  И  не
похоже, что это им помогло...
     Во всяком случае,  помощи извне здесь ждать точно не приходится. Он
еще  раз  посмотрел  на   экранчик  мобильного.   Сигнала,   разумеется,
по-прежнему не  было.  Уже  одно  это  доказывает,  что  никакое это  не
Подмосковье - впрочем, бродящие здесь твари куда убедительней отсутствия
сотовых ретрансляторов...
     Можно, кстати, оттащить покойника в лес... но от этой мысли Евгения
передернуло.   Нет,  если  надо,  он,  разумеется,  преодолеет  страх  и
брезгливость...  но ведь он не уверен,  что это в  самом деле не опасно?
Мертвец,  конечно,  не оживет и не вопьется в него зубами, а вот те, кто
бродят в  лесу...  И потом,  что делать с той кровищей и ошметками,  что
остались от раздавленного монстра? Они привлекут охотников до свежатинки
еще скорее, чем злосчастный вагоновожатый...
     А  что,  если  спрятаться в  одном из  старых трамваев?  Уже  давно
обследованных местными...  любителями вкусного...  и интереса для них не
представляющих.  Впрочем, если они ищут добычу по запаху, как и положено
животным...
     Только  кто  сказал,  что  они  -  животные?  И  что  их  интерес к
попадающим сюда  -  чисто  гастрономический?  Все  может  оказаться  еще
хуже... и намного хуже.
     Тем  не  менее  Дракин повернулся и  зашагал обратно вдоль  колонны
мертвых трамваев.  Интуиция заставляла предпочесть хотя бы и  ненадежное
укрытие открытому пространству.  Та  же  интуиция гнала его мимо остовов
самых старых вагонов,  выглядевших чересчур ржавыми и ветхими.  Затем он
все же поднялся на площадку трамвая, подобные которому видел разве что в
послевоенной кинохронике.  Евгений  протиснулся  в  треугольную  тьму  -
передняя  дверь  косо  висела,   не  то  полуоторванная,  не  то  просто
отвалившаяся от  времени -  и  сделал несколько шагов по  салону,  светя
своим мобильником.
     Ничего интересного там не было.  Все та же грязь, гниль и ржавчина.
От  обивки  сидений  практически ничего  не  осталось,  с  их  трубчатых
железных костей  свисали какие-то  сырые  ошметки,  словно гнилые клочья
парусов "Летучего голландца".  Но  настоящих костей,  которые в  глубине
души боялся обнаружить Евгений, здесь не оказалось.
     Ладно,  подумал юноша,  здесь  даже  сесть некуда.  Он  уже  сделал
движение,  чтобы повернуться и  пойти к двери -  как вдруг за его спиной
что-то оглушительно взорвалось, разлетаясь на сотни звенящих осколков.
     Евгений резко пригнулся, хотя разум, сработавший, как обычно, позже
инстинкта,  подсказал ему,  что уворачиваться поздно,  и  его уже должно
было изрешетить. Все же еще несколько секунд, парализованный страхом, он
простоял в  нелепой раскоряченной позе.  Затем -  боли  не  было,  новых
звуков тоже - медленно и осторожно обернулся.
     Вагон был  по-прежнему пуст.  Тем не  менее,  грохнуло явно внутри,
буквально  в  каком-нибудь  метре.  Евгений  присел,  светя  на  пол,  и
облегченно усмехнулся.  То,  что  его обостренный страхом слух принял за
взрыв,  оказалось всего лишь звуком,  с  которым упала на  пол  билетная
касса.  Ее корпус раскололся,  и  медяки разлетелись по вагону.  Евгений
поднял из грязи тускло-ржавый кружок.  Цифры едва читались на изъеденной
коррозией монете.  3 копейки,  1961 год... да, кажется, проезд в трамвае
тогда столько и стоил...
     Любопытно  -  ни  тогда,  ни  позже  никто  не  польстился  на  это
богатство.  А ведь, по советским меркам, здесь не так уж и мало - должно
быть, полная выручка за смену... наверное, это тоже был последний ночной
рейс...  Помешала  социалистическая  сознательность  -  или  куда  более
мрачные причины?
     Ладно,  сказал  себе  Евгений.  Надо  выбираться,  пока  здесь  еще
что-нибудь не рухнуло. Например, крыша прямо на голову.
     Он дошел до чешского трамвая с  выломанной дверью.  Поколебавшись и
зачем-то оглянувшись по сторонам,  поднялся по ступенькам.  И сразу чуть
не  споткнулся о  дверь,  лежавшую  на  полу  салона,  одним  концом  на
противоположном от входа переднем сиденье.  Она была изрядно погнута,  и
теперь уже не оставалось сомнений, что кто-то - или что-то - высадило ее
могучим  ударом  снаружи.   Из-за  деформации  "гармошка"  сложилась  не
полностью,  застыв наподобие полуоткрытой книги,  но  все же  внутреннюю
сторону было  видно -  и  Евгений различил там  какой-то  крестообразный
знак.   Он  поднес  мобильник  ближе.   Ну  да,  это  был  крест,  грубо
намалеванный чем-то бурым (ЧЕМ?) возле сгиба "гармошки".  А возможно,  и
часть более сложного рисунка, концы которого остались на выбитых стеклах
(осколки как раз хрустели под дракинскими сандалиями,  и он подумал,  не
повредит ли  подметки).  Неужели  пассажиры трамвая  пытались защититься
от...  того,  что ждало снаружи,  рисуя на  дверях (и  окнах?)  подобные
знаки?  В  эпоху советского-то  всеобщего атеизма...  Впрочем,  им  это,
похоже, не помогло.
     Перешагнув через  покореженную дверь,  Евгений  двинулся дальше  по
салону  -   и  тут  же  рефлекторно  остановился,  испуганный  уродливым
переплетением  изломанных  теней.   Выставил  вперед  экранчик,   словно
защищаясь.   В  слабом  свете  шевельнулись,  словно  щупальца,  гнутые,
покореженные,  наполовину  сорванные  с  кронштейнов и  торчащие  теперь
отдельными кусками поручни.  Это  какая же  нужна сила,  чтобы проделать
такое со  стальной трубой...  Евгений почувствовал,  что его зубы начали
выбивать дробь  -  и  отнюдь не  только из-за  ночного холода.  Он  сжал
челюсти и  велел  себе  успокоиться.  Что  бы  здесь ни  случилось,  это
произошло много лет назад...  но  кто сказал,  что с  тех пор тут что-то
изменилось к лучшему?
     Во всяком случае,  та тварь,  которую его трамвай размозжил в  кашу
совсем недавно, точно такого не говорила.
     Пригибаясь,  чтобы  не  пораниться  о  торчащие  обломки  поручней,
Евгений сделал еще  несколько шагов  вперед.  Призрачный свет  экранчика
озарял спинки сидений,  разодранные чем-то  вроде тупых ножей.  Лохмотья
кожезаменителя и слипшиеся комки поролона во многих местах были заляпаны
бурым все того же оттенка...  и Дракин с ужасом догадывался, чем именно.
На левой стене,  под нижним краем окон,  юноша различил неряшливые буквы
того же цвета.  "НЫХ".  Что еще за "Ных"?  А  может быть,  это вообще не
русские,   а   латинские  буквы  -   H-B-L-X?   Понятнее  не  становится
(аббревиатура?),  да  и  откуда в  советском трамвае...  Тут до  Евгения
дошло,  что он видит лишь хвост надписи,  которая, очевидно, тянулась по
стене в промежутках между сиденьями.
     Ему пришлось пройти до  конца салона,  чтобы прочитать ее  целиком.
"Господи  боже  милосердный  помилуй  нас   грешных"  -   было  написано
(_кровью_! - у Евгения уже не осталось сомнений) во всю длину советского
трамвая.
     Похоже,   пассажиры  пытались  держать  здесь  оборону.  Только  ли
молитвами  и  крестами,  или  и  мерами  посерьезнее?  В  любом  случае,
продержались они, кажется, недолго...
     В  следующий миг Евгений наступил на что-то мягкое,  расползающееся
и, судя по звуку, липко-сырое.
     В ужасе и отвращении он отпрянул назад, тут же пребольно ударившись
головой о сломаный поручень.  Шепотом выругался, затем опустил мобильник
экранчиком  вниз.   Полуразложившееся  тело  младенца...   нет,   скорее
какого-то  изувеченного  голого  карлика...  да  нет  же!  Всего-навсего
плюшевый мишка. Когда-то розовый, а теперь мокрый и грязный...
     Плюшевый мишка со вспоротым животом и выдранными глазами.  На месте
них в голове игрушки зияли две черные рваные ямы
     Уронили мишку  на  пол,  оторвали мишке лапу...  Все  равно его  не
брошу,  потому что он хороший...  Здесь, похоже, все произошло наоборот.
Почему-то   это  зрелище  произвело  на   юношу  едва ли не более тяжкое
впечатление,  чем покрытые коркой засохшей крови сиденья.  Если в  вагон
ворвались  неведомые  плотоядные  твари  из  леса,   прискорбная  участь
пассажиров понятна. Но кому понадобилось терзать неживую игрушку?
     Надо  уходить  отсюда,  окончательно понял  Евгений.  Трамваи -  не
убежище.  Лес,  конечно,  тоже не  убежище,  но  там хотя бы есть,  куда
бежать...
     Он почувствовал, как что-то теплое потекло по шее. Потрогал все еще
саднящий затылок,  посмотрел на пальцы. Хреново - он не просто ударился,
а поранился о ржавый грязный металл.  Черт его знает, что проникло в его
кровь,  и нечем обработать рану...  но главное -  теперь запах его крови
могут учуять...
     Евгений  попытался  оторвать  лоскут  от   подола  рубашки,   чтобы
перевязать рану. Ткань оказалась неожиданно прочной и рваться не хотела.
Впрочем,  он решил эту проблему, задрав подол выше головы и надорвав его
о все тот же острый край.  Лечить подобное подобным... Однако оторванная
по  кругу  нижняя часть  рубашки оказалась слишком мала  для  перевязки.
Евгений  слишком  поздно  сообразил,   что  голову  надо  туго  обмотать
несколько раз, а на это длины лоскута явно не хватало. Что ж, тогда хотя
бы промакивать рану,  пока не перестанет течь...  И,  кстати,  в кармане
джинсов есть еще платок...
     Через  некоторое время  он  отбросил от  себя  сначала один,  потом
второй липкий комок, но кровь все никак не останавливалась. Хоть пиши ею
очередную  надпись  на  стене...   Пришлось  пожертвовать  и  воротником
рубашки.  Плохо -  ему и так было отнюдь не жарко и хотелось,  напротив,
запахнуться поплотнее...  Так,  ну,  вроде бы,  больше не сочится.  Пора
уходить,  он,  наверное,  торчит здесь  уже  целый  час.  Но  нужно хоть
какое-то  оружие.  Вот  из  этого самого обломка поручня с  острым краем
выйдет что-то вроде копья, если суметь отломать его окончательно.
     После  нескольких минут  яростных  усилий,  рывков  и  раскачиваний
Дракину все же удалось вытащить из кронштейна погнутый зазубренный кусок
металлической трубы длиной около семидесяти сантиметров. Ни надежным, ни
удобным оружие не выглядело.  Рукоятку бы какую-нибудь...  но из чего ее
сделать,   да  так,   чтоб  держалась?  Ладно,  надо  идти.  Тем  более,
аккумулятора мобильника хватит еще ненадолго...
     Уже  выбираясь из  вагона,  Евгений сообразил,  что как раз в  этом
трамвае целых касс не осталось. Или тогда уже ввели талоны и компостеры?
Нет,  вот как раз металлическая рама, к которой крепилась касса, а самой
ее нет. Неужели тварям из леса понадобилась советская мелочь? Или кто-то
из пассажиров все же остался в  живых -  и  сохранил рассудок настолько,
чтобы думать о деньгах? А может быть, наоборот, настолько спятил...
     Юноша спрыгнул в  траву.  Вокруг была все та  же  тьма без малейшей
надежды на рассвет. И во тьме еле слышно шелестел лес.
     Он все-таки решил идти вперед. Дорога назад, хотя бы до того места,
где  он  проснулся -  это много километров,  и  преимущественно в  гору.
Возможно,  он  проделает этот путь,  но потом.  Такая экспедиция требует
более тщательной подготовки.  С другой стороны, насколько тянутся рельсы
вперед и какой там рельеф -  и не только рельеф -  конечно,  неизвестно,
зато есть надежда,  что там отыщется если не  выход,  то хотя бы что-то,
проясняющее ситуацию...  а повернуть обратно, в конце концов, никогда не
поздно.
     Евгений  миновал  самый  древний из  трамваев (был  ли  это  вообще
настоящий трамвай - или еще только конка?) и вышел на пути. Пространство
между рельсами заросло такой же высокой травой,  что и  вокруг,  но сами
рельсы все  же  просматривались двумя темными колеями в  этих  зарослях.
Колеями,  уходящими в  лесной  мрак...  Что  ж,  по  крайней  мере,  они
указывают дорогу, и можно выключить мобильник - поберечь остатки заряда.
Да и кто знает, _кого_ может привлечь его огонек...
     Дракин попытался перехватить поудобнее свое кривое копье и  зашагал
вперед,  испуганно прислушиваясь. Ему не нравилось, как шуршит трава под
ногами:  слишком громко.  В  этом  мрачном ночном  лесу,  простираюшемся
невесть насколько во все стороны,  было бы жутко даже без всяких чудовищ
- а ведь они где-то здесь бродят...  рыщут в поисках добычи...  Подумать
только  -   еще   несколько  часов   назад  он   был   подающим  надежды
аспирантом-астрофизиком,  сидел  за  компьютером,  и  самой  большой его
проблемой  было  некоторое  расхождение  между  его  моделью  и  данными
наблюдений   переменных   звезд,   опубликованными  в   прошлом   месяце
американцами -  данными,  которые,  впрочем,  еще вполне могли оказаться
артефактом,  на что он эгоистически надеялся... И вот теперь он угодил в
какую-то потустороннюю жуть и,  словно дикарь,  крадется неведомо куда с
самодельным копьем через непонятную,  необъяснимую,  грозящую неведомыми
опасностями черную чащу...
     Потустороннюю,   да.   Что,   если  он  УЖЕ  умер,   и   трамвай  с
мертвецом-вагоновожатым доставил  его  прямиком в  ад  -  или  куда  там
положено?   Чем  трамвай  хуже  хароновой  лодки?   И  то,  и  другое  -
транспортные средства,  придуманные людьми... но, возможно, используемые
не только ими...
     Евгений вновь выругал себя  за  неподобающие ученому бредовые идеи,
но уже как-то без прежнего энтузиазма.  Разумеется,  никакого загробного
мира  не  может  быть  в  принципе...   но  ОТКУДА  он  это  знает?  Где
доказательства?  Все здесь выглядит вполне материальным,  да. Но, может,
так  и  должно быть?  Ведь это лишь вопрос восприятия.  Даже во  сне все
предметы кажутся  вполне  реальными...  Но  с  чего  бы  вдруг  помирать
двадцатилетнему парню, никогда не имевшему проблем со здоровьем? Ну мало
ли,  как бывает.  Какой-нибудь дефект в  сердце,  прежде не  проявлявший
себя.  Или,  скажем, авария. Пока он спал на сиденье, трамвай столкнулся
с...  ну,  каким-нибудь грузовиком.  Или где-то пробило изоляцию,  и ток
пошел прямо в  салон.  Как  там  у  Булгакова -  мало того,  что человек
смертен, он смертен внезапно...
     А  мертвец?  Можно ли  умереть,  если ты уже мертв?  Иными словами,
насколько реальны  здешние опасности?  Может,  в  случае  гибели  просто
"восстанавливаешься в  начале  этапа",  как  в  компьютерной игре?  Или,
напротив - проваливаешься все глубже, на все более жуткие уровни?
     "Все  это  полная  чушь",  твердо  сказал  Евгений.  Точнее,  хотел
сказать,  но  страх сжал горло,  не позволив произнести фразу громко.  А
шепотом получилось не очень убедительно.
     В тот же миг что-то схватило его за штанину.
     Евгений обмер, потом рванулся (хватка не отпускала), взмахнул своим
импровизированным оружием,  одновременно пытаясь  левой  рукой  включить
мобильник и,  как назло, не попадая пальцем на нужную кнопку... Но уже в
следующий миг  паника  схлынула.  Он  понял,  что  его  держат вовсе  не
вылезшие из  земли костяные пальцы,  а  корень или коряга.  Он осторожно
отвел  ногу  назад,  приподнял  вверх,  и  почувствовал,  что  свободен.
Мобильник,  наконец,  ожил,  и  его  задорная  мелодия  показалась  дико
неуместной в  этой ночной глуши.  Надо отключить к черту это музыкальное
приветствие... Но прежде Дракин все же нагнулся и посветил вниз. Ну да -
в траве скрывался...  нет,  видимо,  все-таки не корень, а росток дерева
или,  скорее,  куста.  Правда, это был какой-то странный росток. Слишком
толстый для  такого невысокого побега,  и  при  этом уже разветвившийся,
прямо от самой земли,  на несколько кривых и корявых отростков, и впрямь
отдаленно напоминавших раздвинувшие щепоть  пальцы.  И  даже  с  острыми
коготками на концах - хотя на самом деле это, конечно, были шипы. Вообще
говоря,  молодым  это  не  выглядело.  Скорее,  старым...  даже  слишком
старым...  и в то же время чувствовалось, что оно не мертво, несмотря на
отсутствие листьев.  Что же это за растение? Хотя в школе Дракина, как и
всякого отличника,  дразнили "ботаником",  на  самом  деле  данная наука
никогда его особенно не интересовала. Но если здесь фауна, мягко говоря,
отличается  от  нормальной  (Евгения  передернуло,  когда  он  вспомнил,
насколько), логично предположить, что и флора...
     Он  двинулся дальше,  теперь  уже  глядя  под  ноги,  насколько это
позволяли темнота и  высокая трава.  Предосторожность была  не  лишней -
здесь,  куда не  докатывался ни один трамвай,  пространство не только по
сторонам,  но и между рельсами,  казалось,  с каждым шагом зарастало все
гуще.  Кое-где приходилось продираться через какие-то колючки и  жесткий
кустарник,  а то и обходить стволы молодых деревьев.  Но рельсы были все
еще  видны.  Что-то  в  них  было  странное,  в  этих рельсах -  помимо,
разумеется,  самой  их  совершенной нелепости  посреди  этого  дикого  и
жуткого леса.  Дракину пришлось присесть с включенным мобильником, чтобы
понять, что именно.
     Они блестели.  Хотя, казалось бы, рельсы, по которым никто не ездил
уже бог знает сколько лет - да и ездил ли кто-то вообще, и главное, КТО?
- должны  быть  сплошь бурыми от  ржавчины.  Если  вообще не  ушедшими в
землю.   Что   их   удерживает?   Никаких  шпал  под  ногами  Дракин  не
чувствовал...  Евгению не понравился этот блеск.  Он не ассоциировался с
холодным твердым металлом.  Скорее так могли бы  блестеть два гигантских
жирных червя, два влажных кишечных паразита, увеличенных тысячекратно...
или,   может  быть,   щупальца,  протянувшиеся  в  траве  и  поджидающие
беспечного путника...
     Глупости,  сердито сказал себе Дракин,  поднося светящийся экранчик
еще  ближе.  Самые  обычные  трамвайные  рельсы,  характерной формы,  со
стыками, ничего живого в них нет даже близко...
     Он дотронулся до металла.  Или того, что должно было быть металлом.
Рельс действительно оказался влажным на ощупь.  Влажным,  холодным...  и
_мягким_.
     Евгений  брезгливо отдернул руку,  потом  решился  потрогать снова.
Нет,  это не была мягкость плоти,  которую, конечно, раздавили бы колеса
тяжелых трамваев.  Пальцы  слегка  продавливали поверхность -  или  даже
проходили  _сквозь_  нее?   -   но   затем   встречали  быстро  растущее
сопротивление.  Что-то подсказывало Дракину,  что попытки преодолеть это
сопротивление, даже при помощи промышленной циркулярной пилы по металлу,
ничем хорошим бы не кончились - во всяком случае, для пилы.
     Юноша  поднялся,   машинально  вытирая  руку  о  джинсы.  Мобильник
предостерегающе пикнул,  предупреждая  о  скором  разряде  аккумулятора.
Поколебавшись,   Евгений  выключил  его   и   осторожно  пошел   дальше,
всматриваясь в заросли под ногами. Перебравшись через очередные усеянные
колючками сухие стебли, он бросил взгляд вперед - и обмер.
     Прямо перед ним,  в каком-нибудь метре,  на путях стояла безмолвная
фигура.  Ростом с человека, худая, скособоченная, она стояла неподвижно,
растопырив  уродливые  руки  с   длинным  узловатыми  пальцами,   словно
поджидая,  когда жертва сама придет к  ней в  объятия.  Деформированная,
покрытая шишками голова была повернута набок под каким-то  жутким углом,
наводившим на мысль о сломанной шее -  и из этих шишек что-то торчало...
точнее,  росло. Словно кто-то увеличил в тысячи раз волосатые бородавки.
Ничего  похожего  на  одежду  не  было;  бледное  тело  покрывали  пятна
бугристой коросты, обросшей какой-то паршой...
     - Не подходи!!! - взвизгнул Евгений, вскидывая свое копье.
     Но  фигура и  не  думала подходить.  Она  оставалась все  такой  же
недвижной и  безмолвной -  и эта окостеневшая  неподвижность внушала еще
большую жуть, чем если бы тварь зашевелилась.
     Мобильник чуть не выскользнул из покрывшихся холодным потом пальцев
Дракина,  но тому все же удалось совладать с кнопкой включения. Экранчик
засветился,  и мгновение спустя Евгений выдохнул с облегчением.  То, что
он  принял за  человекообразное чудище,  оказалось всего  лишь  деревом,
выросшим прямо между рельсами.  Старым - не чета тем тонким стволам, что
Евгению  уже  попадались  -  полузасохшим  и  невероятно  уродливым,  но
все-таки деревом.  Не руки,  а  сучья;  не волосатые шишки,  а наросты с
тянущимися из  них  тонкими  ветками;  не  короста,  а  растрескавшаяся,
отвалившаяся во  многих местах кора,  покрытая каким-то  лишайником;  не
ноги, а разлапистые корни; не голова, а просто утолщение в верхней части
короткого ствола, без каких-либо намеков на черты лица...
     Интересно,  сколько  ему  лет?  Спилить бы  да  посчитать кольца...
Впрочем,  то,  что  этой дороге не  меньше ста -  судя по  самым древним
трамваям -  и так понятно...  Неужели никто не ремонтировал эти рельсы -
чем  бы  они  ни  были  -  с  тех  самых пор?  И  не  ездил дальше,  чем
докатываются трамваи?  Странно,  что  эти пути вообще сплошь не  заросли
столетними дубами...
     Евгений обошел дерево и  вновь вышел на рельсы.  Но резко возросшее
чувство  дискомфорта,   возникшее,  когда  дерево  осталось  за  спиной,
заставило его обернуться.
     И тогда он увидел лицо.
     Оно было таким же уродливым, как и вся фигура, но находилось именно
там,  где  и  должно было находиться -  на  том  самом "утолщении вверху
ствола". Дракин просто подошел к этому... этому... со спины. А теперь он
отчетливо видел раззявленный в  безмолвном крике рот с  растрескавшимися
губами,  крючковатый нос,  черные  ямы  глаз  в  густой  сетке  глубоких
морщин...
     Статуя,  мелькнула спасительно-рациональная мысль. Кто-то, попавший
сюда,  увидел дерево,  похожее на человека,  и решил довести сходство до
логического конца...
     Ледяная пустота страха  наполняла живот,  но  Евгений заставил себя
вновь  подойти  к  тому,  что  стояло  на  путях,  вплотную  и  посветил
экранчиком на лицо.
     Сразу стало ясно,  что никакой резец скульптора, даже если понимать
под таковым простой перочинный нож,  здесь не  прикасался.  Рот оказался
небольшим дуплом,  из  которого тянуло сырой гнилью,  нос -  наростом на
коре,  лишенным,  естественно,  ноздрей, глаза - двумя сучками, которые,
должно быть,  отвалились давным-давно,  оставив окруженные валиками коры
впадины.  Все-таки просто дерево.  Причудливая игра природы и  не  более
чем.   Плюс   скудость   освещения  и   соответствующий  психологический
настрой... днем это, наверное, выглядит не столь впечатляюще...
     Чтобы окончательно в этом удостовериться, Евгений хотел было сунуть
пальцы в дупло,  но нечто удержало его от этой идеи. "Кто знает, что там
за   дрянь  внутри,   -   разумно  сказал  он  себе,   -   дохлая  белка
какая-нибудь...  запах  вполне подходящий...  или  просто руку  занозить
можно..."  Вместо этого он подошел к  одной из распростертых "рук".  Хм,
все-таки забавно -  веток-"пальцев" на ее конце ровно пять.  И на второй
"руке",  кстати,  тоже, хотя она растет несимметрично - чуть ниже, более
сдвинута вперед,  да и  в длину короче.  К тому же обе ветви выкручены и
изогнуты так,  как никогда не  смогли бы настоящие руки,  если только не
переломать в них все кости...
     На  "пальцах" справа росло  несколько чахлых листочков,  но  левая,
похоже, засохла окончательно. Евгений взялся за один из этих "пальцев" -
на сей раз никакие тактильные сюрпризы его не поджидали,  это и на ощупь
была  обыкновенная сухая ветка -  и,  для  завершения своего анализа,  с
хрустом отломал его.  Затем  осмотрел место  разлома,  потрогал торчащие
щепки...  Да,  ничего  необычного.  Евгений отбросил "палец" в  траву  и
повернулся, чтобы продолжить свой путь.
     Что-то вновь заставило его оглянуться.
     Дерево,  естественно,  стояло на прежнем месте и в прежней позиции,
как деревьям и положено.  Дракин уже хотел в очередной раз выругать себя
за дурацкие фантазии,  но тут в слабом свете его экранчика, мазнувшем по
стволу, что-то блеснуло.
     Из левой деревянной глазницы сползала большая тягучая капля.
     Смола, сказал себе Евгений. Это просто смола.
     Он,  правда,  никогда не  слышал о  том,  чтобы  смола  сочилась из
практически уже засохших деревьев.  Причем не в  месте повреждения,  а в
добром метре от такового. Но он предпочел не задумываться об этом. Равно
как и  не  стал подходить и  трогать каплю.  Вместо этого он  торопливо,
насколько позволяли заросли под ногами, зашагал прочь.
     Туда же, куда смотрели деревянные глаза.
     Тьма оставалась все  столь же  безнадежной,  без  всякого намека на
рассвет.   Идти  становилось  все   труднее  -   приходилось  все  время
проламываться через кусты и подлесок,  которые росли как между рельсами,
так  и  вокруг,  занимая  все  пространство до  самых  больших деревьев,
высившихся по  обе стороны от пути.  Евгений подумывал свернуть туда,  в
надежде, что там низовая растительность не столь густая - но не рискнул,
боясь отклониться от курса в темноте.
     И не только этого.
     Иногда оттуда,  из-за деревьев,  доносились какие-то подозрительные
шорохи,  скрипы  или  даже  словно  бы  вздохи,  наполненные бесконечной
печалью.  Евгений в  ужасе замирал на  месте со  своим копьем;  включать
мобильник он  больше не  осмеливался,  опасаясь выдать себя,  да  и,  по
правде  говоря,   слабенький  конус  света  делал  окружающую  тьму  еще
непрогляднее и страшнее. "Это просто ветер", - говорил себе Дракин, хотя
никакого ветра не чувствовал.  Он уже не раз успел пожалеть о  том,  что
ушел от трамваев.  Умом он понимал, что там опасно, но в то же время они
были последней ниточкой,  связывавшей его с привычным миром.  Не считать
же таковой эти рельсы, которые на самом деле и не рельсы вовсе...
     Внезапно откуда-то  слева раздался совершенно другой звук -  не  то
громкие отчаянные рыдания,  не то, напротив, истерический хохот. Евгений
аж  присел на месте;  его сердце пропустило удар,  а  потом заколотилось
так,   словно  стремилось  разорвать  грудную  клетку.  Невозможно  было
представить,  чтобы подобные звуки издавало животное -  но  еще  труднее
было   представить,   чтобы  они   вырывались  из   груди  человеческого
существа...
     Рыдающий хохот  длился,  наверное,  минуты  две,  хотя  практически
вжавшемуся в землю юноше показалось,  что прошло гораздо больше времени.
Единственным утешением было  то,  что  источник звука,  судя  по  всему,
находился все-таки не рядом, а, как минимум, в нескольких сотнях метров.
Впрочем,  Евгений ни  в  чем уже не  был уверен.  Он лишь стискивал свой
обломок поручня, не замечая боли в судорожно сжатых пальцах.
     Затем  все  стихло  так  же  внезапно,   как  и  началось.  Евгений
недоверчиво вслушивался в ночную тишину, боясь пошевелиться.
     "Трус,  -  сказал он  себе наконец.  -  Наверняка это всего-навсего
какая-нибудь местная птица.  Охотящийся хищник не  станет так  голосить,
распугивая добычу..."
     Но,  несмотря  на  это  разумное  соображение,  когда  он  все-таки
распрямился,  то  понял,  что  его коленки дрожат.  Он  чувствовал,  что
охотящиеся хищники -  это еще не  самое страшное,  что можно встретить в
ночном лесу.  Во всяком случае,  в  _этом_ лесу.  И  что идти вперед ему
совсем-совсем не хочется.
     Впрочем,  идти  назад  и  снова  встречаться с  тем...  деревом ему
хотелось ничуть не больше.
     Все же он заставил себя двинуться в  прежнем направлении,  стараясь
производить еще меньше шороха и периодически отцепляя от штанов колючки.
"Скоро рассветет,  -  убеждал он  себя.  -  Растениям необходим свет для
фотосинтеза.  На  деревьях есть  листья,  значит,  солнце здесь все-таки
бывает. Ночь вот-вот кончится..."
     Вместо этого кончились рельсы.
     Место  было  ничем не  примечательным -  никаких признаков станции,
другой  дороги  или  иных  искусственных  сооружений.  Но  рельсы  здесь
попросту уходили в  землю,  и все.  Трава и кусты окончательно смыкались
над теми местами, где они должны были проходить, и дальше, уже буквально
в  трех  метрах,  сплошною стеной  высился  лес  -  такой  же  черный  и
непроглядный, как и по бокам.
     "Приехали",  мрачно сказал себе Евгений. Он снова включил мобильник
и  присел над  тем местом,  где кончались пути,  надеясь разглядеть хоть
что-нибудь полезное.  Но аппаратик пикнул и погас, окончательно исчерпав
свой аккумулятор.
     Ничего не оставалось,  кроме как развернуться и брести назад сквозь
все ту же ночную жуть.  В такую пору и в самом обыкновенном лесу человек
чувствует себя не слишком уютно -  что уж говорить про этот, находящийся
неведомо где  и  населенный неведомо кем...  Вместе с  тем,  если прежде
страх,  хотя и  колол изнутри живот холодными льдинками,  в  то же время
насыщал кровь адреналином и  гнал  Евгения вперед,  то  теперь на  юношу
навалилось  иное  чувство  -  вязкого,  бесконечного кошмара,  свинцовой
безнадежности,  какая обычно бывает только в тяжелом,  мутном, нецветном
сне.  Ему казалось,  что он так и  будет шагать и шагать во тьме по этим
призрачным рельсам и  никогда не выйдет не то что в  нормальный мир,  но
даже к трамваям.  Просто рельсы в эту сторону оборвутся так же внезапно,
как и в ту,  оставляя его без всякой помощи и надежды посреди бескрайней
ночной чащи...  А  может,  не будет и  этого,  просто рельсы так и будут
тянуться  в  бесконечность,  и  он  будет  идти,  пока  не  свалится  от
усталости,  жажды и  голода.  Кстати,  эти чувства и впрямь уже давали о
себе знать.  Сколько он  уже отшагал,  сперва туда,  потом обратно?  Ему
казалось,  что он давно уже должен был выйти к тому кошмарному дереву на
путях;  теперь он уже одновременно боялся и хотел этого. Вновь лишившись
источника света, он опять не мог разглядеть стрелки на своих часах. Да и
идут ли  они,  или снова встали?  Он поднес часы к  уху.  Нет,  кажется,
тикают...
     Потом он увидел _то самое_ дерево. Вроде бы он долго готовил себя к
этой встрече,  и  все  же  оно  выступило из  темноты внезапно.  Евгений
вздрогнул, различив во мраке раскоряченный силуэт. У него даже мелькнула
мысль,  что это,  возможно, другое дерево, хотя другого похожего на этих
путях не было - но кто и за что мог поручиться в этом мире?
     Повинуясь почти непреодолимому импульсу, он сошел с путей направо и
побрел через высокую траву вдоль самой кромки леса,  избегая встречаться
взглядом с деревянными глазами.  Когда,  по его расчетам,  дерево должно
было уже остаться позади,  он посмотрел налево, намереваясь вернуться на
пути.
     Дерево было  там.  И,  конечно же,  оно  было  то  самое -  Евгений
отчетливо различил ветку с  отломанным "пальцем".  И она указывала прямо
на  него -  изувеченная рука,  вытянутая не  то  в  угрожающем,  не то в
предостерегающем жесте.
     "Подойду и  отломаю всю  эту  ветку к  черту!"  -  подумал Дракин с
внезапной злостью,  и даже сделал шаг в соответствующем направлении,  но
затем  остановился.   Его  ноги  словно  вросли  в   землю.   Ему  снова
представились  капля,   стекающая  из  деревянной  глазницы,   и   почти
болезненное ощущение буравящего спину взгляда.
     "Ну его к дьяволу. Пускай стоит."
     К дьяволу, да.
     Впрочем,  если дьявол и  имел отношение ко всему происходящему,  то
явно не христианский. Судя по участи пассажиров того трамвая, которым не
помогли кресты и молитвы...
     Евгений невольно ускорил шаг,  несмотря на то,  что ноги уже начали
ныть от усталости,  а  колючки то и дело цеплялись за штаны.  Наконец он
снова вернулся на пути;  разум говорил,  что на сей раз он ушел от _того
места_  действительно далеко,  но  иррациональное чувство внушало,  что,
если он  отважится обернуться,  то  дерево окажется прямо за его плечом.
"Да что за бред!" -  зло сказал себе Дракин,  чуть ли не силой заставляя
повернуть голову. Сердце вновь пустилось в галоп, а в животе разверзлась
неприятная пустота...
     Никакой раскоряченной фигуры  позади  не  было.  Никого  и  ничего.
Только рельсы, уходящие во тьму.
     Евгений перевел дыхание,  успокаиваясь. Все нормально. Никто его не
преследует. Надо спокойно идти дальше...
     Он сделал еще несколько шагов, и тут за его спиной раздался вой.
     Это был совсем другой звук,  нежели рыдающий хохот,  так напугавший
его  раньше.  Этот вой  был  хуже,  гораздо хуже.  Начавшись с  низкого,
скрипуче-вибрирующего,  почти инфразвукового стона,  он взлетел вверх до
рвущего уши  -  и  душу -  чудовищного вопля дикой,  неутолимой ярости и
вновь  скатился в  глухую замогильную жуть,  полную бесконечной тоски  и
отчаяния,  отчаяния существа,  обреченного на _вечную_ муку без малейшей
надежды и ясно осознающего это.
     Тут уже нервы Евгения не выдержали, и он бросился бежать.
     Вой позади не прекращался. Хуже того - он не становился тише. А это
могло означать только одно -  то,  что выло,  двигалось следом.  По его,
Евгения, следам...
     Юноша мчался,  что было сил.  Он уже не думал о ночных птицах,  или
даже о волках (вой не походил на волчий или собачий,  к тому же те воют,
сидя на месте,  а не на бегу).  В его еще недавно таком рациональном,  а
теперь  готовом  капитулировать сознании жила  лишь  одна  уверенность -
лучше что угодно, даже надорвать сердце и умереть на бегу, чем достаться
живым тому, кто так воет...
     В какой-то момент Евгений сообразил, что, хотя вой не удаляется, он
и не становится ближе.  Значит,  его не настигают. Кем бы - или чем бы -
не было то,  что издает такие звуки,  оно, по крайней мере, перемещается
не  быстрее бегущего человека.  Но  долго ли  он  сам сможет выдерживать
такой темп?  В  свое время он немало потешался над глупостью героев -  и
авторов  -   многочисленных  фильмов,  в  которых  преследуемые  убегают
исключительно по дороге, столь удобной для преследователей, вместо того,
чтобы свернуть в  лес и  затеряться там.  Но  теперь такая мысль даже не
приходила ему в голову. Лес был ИХ царством.
     Сердце колотилось где-то в горле,  пот заливал глаза,  под ложечкой
разливалась боль,  во  рту стоял мерзкий железистый привкус.  Железяка в
потной руке казалась невыносимо тяжелой,  но  он  все же  не бросил свое
единственное оружие. Несколько раз Евгений спотыкался, но всякий раз ему
удавалось сохранить равновесие.  Он чувствовал,  что если упадет, то уже
не поднимется.  Он бежал, уронив голову, почти ничего не видя - так было
легче, тело само настраивалось на подходящий темп...
     А  затем  резко возникшее ощущение преграды впереди -  а  возможно,
просто запаха ржавчины и гнили -  заставило его вскинуть голову. Как раз
вовремя, чтобы не врезаться в самый древний из трамваев.
     Евгений перескочил через рельс и побежал вдоль вагонов. Побежал уже
из  последних сил.  Впрочем,  у  него  еще  хватило  здравомыслия быстро
оглядеться  по  сторонам,  насколько  позволяла  тьма  и  прислушаться -
возможно,  твари из леса уже добрались сюда...  Но нет,  все было тихо и
спокойно.
     Тихо!  Он только теперь сообразил,  что уже несколько секунд как не
слышит завываний за  спиной.  То  ли  замогильный стон  все  же  ушел  в
инфразвуковой диапазон, то ли, наконец, прекратился окончательно.
     Впрочем,  если  и  так,  это  еще  не  значит,  что  преследователь
остановился...
     В тот же миг - Евгений как раз пробегал мимо "своего" трамвая - его
нога запнулась о крупный камень, и он упал, выронив свое "копье".
     Здесь  трава  была  мягкой,  падение не  оглушило его,  и  все  же,
наверное, целую минуту он просто обессиленно лежал, тяжело втягивая ртом
воздух и чувствуя,  как жар вместе с потом сочится из всех пор его тела.
Это  было  противное ощущение,  хотелось поглубже зарыться в  прохладную
землю...
     "Нет уж,  в землю я еще успею",  - сказал себе Дракин. Он снова мог
рассуждать рационально.
     Вокруг по-прежнему было тихо, лишь таинственно шелестел лес. Никто,
похоже, не подкрадывался из темноты. Да и разве стал бы тот, кто так выл
на  всю округу,  теперь осторожно подкрадываться?  Может быть,  сюда,  к
трамваям,  ему хода нет?  Или...  было ли вообще преследование - или вся
эта погоня существовала лишь в  воображении беглеца?  У страха велики не
только глаза,  но и уши...  Нет,  вой,  разумеется, в самом деле был. Но
верно ли Евгений определил направление? Возможно, эхо и все такое... или
же неведомая тварь оставалась на одном месте,  просто выла все громче...
а может быть,  этот звук, не приближавшийся и не удалявшийся, вообще шел
откуда-нибудь... с неба?
     Или из-под земли.
     Камень,  толчком плеснулась в сознание мысль. Об какой такой камень
он  споткнулся?  Он  же  здесь как раз вылезал из трамвая -  не было тут
никаких камней,  тем более таких больших... да и не только тут, на самом
деле - на всем своем пути он не видел ни одного...
     К тому же предмет был,  кажется, слишком легким для камня. Вроде бы
от  удара  он  покатился вперед  -  иначе  Евгений здорово отшиб  бы,  а
возможно, даже сломал бы пальцы на ноге...
     Юноша уперся ладонями в землю и поднялся.  Он почти сразу же увидел
в  траве  справа от  себя  округлый предмет с  какой-то  темной вмятиной
сверху.  Трава мешала рассмотреть, что это такое, и Евгений двумя руками
поднял эту  штуку.  Она  действительно была  легче,  чем  камень того же
размера, но все же довольно увесистой.
     Он  держал это кверх ногами,  поэтому не сразу понял,  _что именно_
держит;  ему  пришлось поднести это к  самому лицу,  чтобы рассмотреть в
такой темноте.  На ощупь оно показалось ему дырявым, сдутым мячом - хотя
для  мяча  было,  напротив,  слишком тяжелым -  и  лишь когда пальцы его
правой руки скользнули в  дыру,  попав во  что-то  склизкое,  а  затем -
уперлись в какой-то ряд мокрых твердых выступов, он понял...
     У  него  в  руках  была  старая,  морщинистая человеческая голова с
оторванной нижней челюстью.  Кто-то  отгрыз ей  верхнюю губу и  прокусил
большую дыру в правой щеке;  на месте носа зияла рваная треугольная дыра
с вертикальной перегородкой,  а глаза,  похоже, были высосаны; из темных
провалов глазниц свисали обрывки нервов.  Уши  превратились в  изжеваное
месиво.  Редкие  седые  волосы,  клочьями старой паутины свисавшие вниз,
были перепачканы кровью - в нескольких местах их срывали с черепа вместе
с кожей, и они так и болтались на недосодранных лоскутах...
     Евгений вскрикнул и  рефлекторно отшвырнул от себя страшный предмет
(голова глухо ударилась о  стенку трамвая и вновь скатилась в траву),  а
затем  согнулся в  приступе рвоты.  Когда его  уже  почти отпустило,  он
приподнял голову и увидел то,  что скрутило его желудок новыми спазмами:
на  нижней ступеньке передней лестницы трамвая лежала нога  -  неряшливо
обглоданные берцовые кости,  все в ошметках мяса и сухожилий, торчали из
почти  целой  жилистой  ступни,   на   которой  остались  три  пальца  с
нестриженными и, кажется, пораженными грибком ногтями...
     Хотя   узнать  обезображенную  голову  было   сложно,   Евгений  не
сомневался,  кто это.  Потапчук Сергей Иванович. Точнее, то, что от него
осталось.
     Дракин подумал,  что все же очень вовремя унес ноги от трамваев.  И
сейчас здесь тоже нельзя задерживаться.  То, что сожрало вагоновожатого,
похоже,  ушло -  но,  кажется,  труп старика ему не очень понравился. Не
вернется ли оно за молодой свежатиной?
     И,  словно в подтверждение этой мысли,  из леса - на сей раз совсем
близко - раздался треск и хруст. Что-то большое ломилось сквозь заросли.
Ломилось по направлению к трамваям.
     Бежать! Опять бежать! Скорее! Евгений едва не забыл про "копье", но
в  последний момент все  же  подхватил его из  травы.  Треск приближался
слева,  значит,  направо...  Юноша обежал трамвай со стороны кормы - как
хорошо,  что тот был последним в  ряду -  затем бросил быстрый взгляд по
сторонам. Если то, что направляется сюда, заметит его на путях... нет, в
лес! Теперь точно в лес!
     Он  поспешно нырнул между  деревьями,  очень  надеясь,  что  сможет
двигаться здесь без лишнего щума. Ему повезло - на пути действительно не
оказалось густого подлеска, через который пришлось бы продираться, ломая
ветви.  Поначалу он  бежал между высокими,  корявыми,  обросшими мхом  и
лишайниками стволами,  потом  заметил,  что  деревья  становятся тоньше,
словно  этот  лес  разрастался от  рельсового  пути,  а  потом...  вдруг
выскочил на дорогу.
     Нет,  не рельсовую, не асфальтовую, даже не на грунтовку с кюветами
по  бокам.  Скорее это  была узкая,  всего метра три  шириной,  просека,
коридор,  проложенный в чаще. Причем проложенный недавно - никакие кусты
здесь вырасти не  успели.  Но  едва ли  по этой дороге ездили машины или
хотя бы телеги -  под ногами не было ни малейших признаков колеи. Только
некое гладкое месиво из  земли,  увядшей травы и  опилок.  И  это месиво
было... скользким.
     Евгений  быстро   понял,   что   бежать  здесь   неудобно  -   ноги
проскальзывали назад -  зато можно перемещаться,  отталкиваясь,  как  на
лыжах или,  скорее,  на коньках.  Впрочем,  этот способ тоже оказался не
лучшим:  грязь быстро набивалась внутрь его сандалий.  В конце концов он
остановился,  прислушиваясь. Никаких звуков погони слышно не было. Можно
было передохнуть и осмотреться.
     Отдышавшись,  он  с  удивлением понял,  что  деревья по  бокам этой
странной просеки не  просто тонкие.  Это  были,  собственно,  даже и  не
деревья,  а  высокие и  твердые зеленые стебли,  что-то  вроде  бамбука,
только росшие не так густо.  Бамбук в умеренных широтах?  Хотя, конечно,
кто знает,  что это за широты, и применимо ли к этому месту вообще такое
понятие...  но  воздух явно холодноват для  тропиков.  Но  это в  Москве
сейчас май - а здесь, может быть, зима?
     Но  тут  в  мозгу  Евгения сверкнула куда  более  актуальная мысль.
Зеленые!  Он уже различает цвет -  значит, все-таки светает! Собственно,
он  должен  был  понять  это,   еще  рассматривая  останки  злосчастного
вагоновожатого -  слишком ясно он  различил их  детали...  но  тогда его
мысли, мягко говоря, были заняты другим...
     Он   шагнул  к   стволам  "бамбука",   желая  осмотреть  их   более
внимательно. Да, похоже, и впрямь какой-то гигантский тростник... нельзя
ли  его  использовать,  как  оружие?  Соорудить из  него  древко -  или,
напротив, рукоять для его железяки... Евгений взялся за стебель, пытаясь
определить,  насколько тот прочен - и тут же неприязненно отдернул руку.
Стебель тоже  был  скользким.  Он  был  словно вымазан прогорклым жиром.
Присмотревшись,  Дракин понял, что вряд ли это свойство самого растения.
Стебли жирно блестели лишь  примерно до  высоты человеческого роста -  а
выше выглядели вполне сухими.  И,  похоже, они перемазаны той же дрянью,
что и земля под ногами...
     Может,  это какая-то химия?  Эту просеку сделали,  обработав бамбук
неким гербицидным реагентом?  И,  если  так,  здесь все-таки  есть некая
цивилизация...  и  эта  дорога  должна  куда-нибудь  вести...  с  другой
стороны,  не  вредно ли  здесь дышать?  Может быть,  тем,  кто  проложил
коридор -  нет,  но  кто  сказал,  что  их  физиология не  отличается от
человеческой...
     И  все  же  Евгений  пошел  вперед.  Не  возвращаться  же  снова  к
трамваям...   к   тому  же   он   вдруг  сообразил,   что  после  своего
беспорядочного бегства через лес может и не найти туда дорогу.
     Просека, поначалу прямая, вскоре свернула в сторону, затем вильнула
в  обратном направлении -  а  за  очередным поворотом юноша  практически
уперся в ее создателя.
     И это не был химик неведомой цивилизации.
     Во  всю  ширину  коридора,  подпирая  лоснящимися оплывшими  боками
бамбуковые стебли по  краям,  на  земле покоилась чудовищно жирная туша.
Кажется,  в  толщину она  была  даже больше,  чем  в  длину.  Необъятные
желтовато-розово-синюшные   телеса    расползались   дряблыми   волнами,
монументально бугрились, растягивая кожу так, что она, казалась, вот-вот
лопнет,  свисали  каскадами тяжелых  складок.  Существо  можно  было  бы
принять за  какого-то  кошмарно раздутого червя или слизня,  если бы  по
бокам туши  не  свешивались ручки и  ножки.  Сами  по  себе  чрезвычайно
толстые,  словно бы состоящие из нескольких жировых мешков,  разделенных
глубокими багровыми складками,  на  фоне  остального тела они  выглядели
рахитичными,  бесполезными рудиментами,  которые  даже  не  доставали до
земли.  Очевидно,  тварь могла передвигаться лишь червеобразно, ползя на
животе.  Головы за  всеми этими горами жира видно не было,  но,  судя по
всему,  морда упиралась в стену бамбука  впереди,  которой  заканчивался
коридор. От туши мерзко воняло - прогорклым салом, пОтом и бог весть чем
еще.
     Евгений  попятился,   кривясь  от  омерзения.   Тварь,  однако,  не
двигалась  и  не  подавала  никаких  признаков  жизни.  В  конце  концов
любопытство пересилило  отвращение,  и  юноша,  сделав  несколько  шагов
вперед,  осторожно ткнул отечный зад своим копьем.  Ничего не произошло.
Дракин ткнул сильнее,  и  туго  натянутая кожа лопнула с  сырым треском,
образовав широкий  вертикальный "рот",  куда  мог  бы  пролезть взрослый
человек.  Из  этого  "рта"  выплеснулась,  наверное,  сразу  пара  ведер
белесого жира,  который начал медленно растекаться по земле -  а из дыры
выползал все новый.  Тварь никак не отреагировала даже на это, и Евгений
понял, что она мертва.
     Он  протиснулся между стеблями бамбука,  обходя тушу  сбоку,  чтобы
все-таки  взглянуть на  ее  переднюю часть.  Его  взору  открылась лысая
грушевидная  головка,  едва  выглядывавшая из  жировых  складок  вокруг.
Верхняя часть "груши" была гладкой,  лишенной глаз и ушей.  Ниже чернели
две влажные дыры ноздрей,  а  под ними отвислые щеки резко расходились в
стороны,  открывая широченную,  не  меньше чем  в  полметра,  пасть,  из
которой до  сих  пор  торчало несколько обслюнявленных стеблей.  Что  ж,
теперь относительно происхождения коридора не осталось сомнений -  равно
как и относительно разумности его творца...
     И вдруг туша шевельнулась.  Дракин попятился между стеблями, сжимая
копье.   Морда  твари,  впрочем,  оставалась  по-прежнему  безжизненной,
отвислые губы  даже  не  дрогнули -  равно  как  и  беспомощные придатки
конечностей... Евгений заметил новое движение и понял, что дергается бок
существа.  Там  словно  бы  на  глазах вспухал гигантский нарыв.  Дракин
смотрел  на  этот  быстро  растущий  волдырь,   достигший  уже  размеров
человеческой головы, и не знал, что делать; он уже готов был ткнуть туда
своим обломком поручня,  но  тут  волдырь лопнул сам.  Из  бока мертвого
чудовища высунулась лысая окровавленная голова,  похожая на вытянутый по
вертикали человеческий череп с затянутыми пленкой глазницами и безгубыми
челюстями,  блестевшими двумя  рядами длинных острых зубов -  однако это
существо было,  вне  всякого  сомнения,  живым.  Оно  словно  бы  обвело
незрячим взором окрестности -  и,  "глядя" прямо на  Евгения -  а  может
быть,  и  в  самом  деле  видя  его  каким-то  образом -  издало  тонкий
пронзительный визг,  от которого у юноши заложило уши.  Затем, следом за
головой,   наружу   резкими   толчами   стали   протискиваться  сегменты
червеобразного тельца...
     Паразит выбирался из мертвого хозяина?  Или, может быть... рождался
детеныш?
     Евгений не стал выяснять и дожидаться, пока зубастая гадина вылезет
целиком -  что она,  надо сказать, делала с удивительным проворством. Он
просто бросился бежать сквозь бамбуковые заросли.
     На  сей раз он  убежал недалеко -  да  и  вряд ли смог бы иное:  он
слишком вымотался.  Бросив несколько опасливых взглядов через плечо и не
обнаружив ни  ползущего следом окровавленного головастика,  ни кого-либо
еще,   Евгений  обессиленно  остановился,  упершись  свободной  рукой  в
шершавый ствол  какого-то  дерева  -  вокруг  вновь  был  не  бамбук,  а
нормальные деревья,  если,  конечно,  слово "нормальные" было  применимо
хоть к чему-то в этом мире -  и некоторое время стоял так, уронив голову
и тяжело дыша.  Когда его дыхание,  наконец,  успокоилось, он понял, что
различает еще какой-то  звук -  но  на сей раз звук не вызывал опасений;
скорее наоборот,  он  звучал для  измученного всей  этой  беготней юноши
почти музыкой. Это было журчание воды.
     Евгений пошел на  звук и  вскоре оказался на берегу лесного озера -
во  всяком случае,  Дракин решил,  что это именно озеро.  Определить его
размеры  не  представлялось  возможным -  над водой  висел густой туман,
скрывавший не то что противоположный берег,  но и  вообще что-либо уже в
паре метров от  кромки воды.  Журчание доносилось откуда-то  оттуда,  из
серой мути,  словно там  прямо из  воды  бил  фонтаном ключ  (Дракину не
доводилось слышать о подобном в естественных водоемах).  Туман почему-то
держался исключительно над водой, не расползаясь на сушу - как будто его
удерживала невидимая, но резко очерченная граница. Евгению этот странный
туман определенно не понравился.
     Как,  впрочем,  и видимый берег.  Он практически весь зарос высокой
травой самого болотного вида.  Едва ли  где-нибудь здесь можно подойти к
воде,  не  провалившись по колено (это еще в  лучшем случае!)  в  жидкую
черную грязь...
     За  несколько мгновений до  того,  как  он  увидел  озеро,  Евгений
мечтал,  как скинет с  себя пропотевшие тряпки и  окунется в  прохладную
воду -  а  заодно и  напьется...  ну,  на  худой конец (да,  разумеется,
некипяченая вода из неизвестных водоемов опасна) -  прополощет рот,  где
до сих пор ощущался кислый привкус блевотины. Однако теперь ему эта идея
резко разонравилась. Черт его знает, что может скрываться в этом тумане.
И  под непрозрачной гладью этой воды.  И  даже в этих травяных зарослях,
если уж на то пошло...
     Все же юноша пошел вдоль озера, настороженно вглядываясь в туманную
завесу.  Странное дело,  но журчание продолжало звучать столь же громко,
хотя,  казалось бы,  его источник, чем бы он ни был, должен был остаться
позади.  Причуды распространения звука  в  тумане?  Или,  может  быть...
источник _двигался_ вслед за идущим вдоль воды человеком?
     Затем впереди появился просвет в болотных зарослях.  Похоже, в этом
месте  почва была  твердой,  этакий язык  меж  топких берегов.  Евгений,
опасливо пробуя  землю  ногой  -  она  и  на  ощупь  оказалась столь  же
надежной, сколь и на вид - подошел, наконец, к самой воде и опустился на
корточки.
     Вода  была  мутно-серой даже у  самой кромки берега,  там,  где  ее
глубина должна была составлять считанные сантиметры. Если, конечно, этот
берег,  который,  как кажется,  уходит в озеро полого,  на самом деле не
обрывается вглубь вертикально...  Евгений осторожно опустил руку -  вода
оказалась холодной,  но не ледяной -  и  пальцы почти сразу же коснулись
дна.  Нет, тут, похоже, никаких сюрпризов... хотя дно и в этом месте все
же илистое,  а не песчаное,  как он надеялся.  Дракин побултыхал рукой в
озере и вдруг понял,  что ему напоминает эта вода -  содержимое ведра, в
котором ополоснули тряпку после  мытья полов.  Пить  из  этого озера ему
расхотелось еще  раньше,  а  теперь даже  идея  омыть разгоряченное лицо
как-то  потеряла  привлекательность.   Да  нет,  глупости,  сказал  себе
Евгений.  При илистом дне вода и  не  может быть прозрачной,  но  ничего
особо скверного в ней нет...  Он поднес мокрые пальцы к лицу,  понюхал -
обычный сырой озерный запах. Затем отложил в сторону копье, зачерпнул из
озера обеими руками и умылся,  стараясь, впрочем, чтобы вода не попадала
в рот и в глаза.
     Все же это было приятно,  несмотря на запах,  наводивший на мысли о
тине и сырой рыбе. Евгений умылся снова, потер мокрыми руками шею. Затем
осторожно проморгался.  Мир, сперва представший размытыми пятнами, вновь
обрел четкие очертания, и по мере того, как успокаивалась взбаламученная
рябь,  сидевший на корточках юноша различил в озере темный силуэт своего
отражения.
     И не только своего.
     Разобрать детали он не успел,  да и озерная вода -  плохое зеркало,
когда смотришь вертикально вниз, а не под углом. Евгений лишь вскрикнул,
и его рука дернулась к копью,  но фигура,  стоявшая за спиной, оказалась
проворнее,  несмотря на  свои  грузные  габариты.  Сильные  лапы  -  или
все-таки руки?  -  схватили юношу,  притискивая его руки к бокам и лишая
его возможности сопротивляться.  Из  своей сидячей позы он  даже не  мог
лягнуть навалившуюся на него сзади тварь.  Он слышал довольное урчание у
себя над ухом и чувствовал резкий звериный запах. Сейчас зубы вопьются в
шею - и конец...
     И   все   же   юноша  продолжал  отчаянно  сопротивляться,   силясь
вывернуться из жуткой хватки.  В какой-то миг ему показалось, что у него
получается, но он тут же понял, что это само чудовищие поворачивает свою
добычу лицом к  себе.  Черт его  знает,  почему оно не  начало жрать его
прямо  со  спины  -  возможно,  хотело  перекусить  горло  спереди...  В
следующее мгновение Евгений уже  был  повален на  спину -  наполовину на
сушу, наполовину в воду - а голодно рычащее чудище размером, наверное, с
хорошего медведя,  но  при  этом лишенное шерсти,  наваливалось на  него
сверху своей жирной,  горячей и влажной тушей.  Евгений увидел прямо над
собой  разверстую толстогубую пасть...  "Ну  вот  теперь точно хана!"  -
мелькнуло в мозгу юноши. Но вместо укуса из пасти вывалился длинный язык
и  липко облизал ему лицо.  Дракина непременно стошнило бы от омерзения,
если бы еще было,  чем. Однако гурманские наклонности врага подарили ему
еще несколько секунд.  Продолжая извиваться,  он  вдруг почувствовал под
пяткой  твердый круглый металл.  Копье!  Евгений резко  подгреб ногой  и
сумел ухватить оружие левой рукой. Но рука по-прежнему оставалась крепко
прижатой  к  туловищу  навалившимся на  него  монстром,  чье  хайло  уже
вплотную  приблизилась  к  лицу  жертвы.   И  тогда  Евгений,   до  того
рефлекторно пытавшийся отвернуться, сам открыл рот и со всей силы впился
зубами в омерзительный язык!
     Чудище рявкнуло от боли и неожиданности, дернувшись назад, и на миг
ослабило хватку.  Евгению хватило этого, чтобы вырвать потную руку, и он
тут  же  наугад пырнул монстра острым железом в  бок.  Удар достиг цели:
юноша почувствовал,  как  зазубренный металл с  натугой раздирает плоть.
Что-то мерзко скрипнуло -  должно быть, поручень задел кость и скользнул
глубже...
     Зверь взвыл - неожиданно тонко и, как показалось Евгению,  обиженно
- и попытался перехватить и выдернуть копье, но его грубые  пальцы  лишь
проскользили по металлу, мигом ставшему скользким от крови. Евгению  тем
временем удалось высвободить  вторую  руку,  и  он,  дотянувшись  ею  до
поручня под потным брюхом твари, рывком передвинул свое оружие так,  что
другой его конец уперся в землю. Теперь  чудище  наваливалось  на  копье
своим немаленьким весом. Ему следовало бы как можно скорее вскочить,  но
для этого оно, похоже, было недостаточно сообразительно и расторопно - а
может, и рана была уже слишком серьезной. Впрочем, и копье  вдавливалось
не только в рану, но и в землю другим своим концом.
     Евгений понял,  что с копьем он уже сделал все, что мог и, выпустив
железяку,  вцепился обеими руками в  толстую шею  твари.  У  него бы  не
хватило  сил  пережать  ее  дыхательное горло,  но  пальцы  почти  сразу
нащупали мощное биение пульса в  сонных артериях.  Чем  бы  ни  было это
чудище, но, похоже, его мозг снабжался кислородом сходным с человеческим
способом... да и вообще оно, кажется, больше походило на примата, чем на
того же медведя...
     Зверь попытался оторвать руки Евгения от  своего горла,  но был уже
слишком слаб.  Биение под пальцами быстро затихало. Язык вновь вывалился
из  пасти и  мазнул юношу по  лицу,  но  уже бессильно,  словно огромный
дохлый червяк.  Тяжелая туша обмякла,  опять наваливаясь на Дракина всей
своей  массой.  По  телу  пробежали  последние судороги  агонии,  и  все
кончилось. Чудовище было мертво.
     Что ж  -  по  крайней мере,  местных монстров _можно_ убить.  И  не
только трамваем. Это уже кое-что...
     Полузадохнувшийся,  перемазанный липкой  слюной  и  горячей  кровью
чудища,  Евгений с большим трудом спихнул с себя труп, вяло завалившийся
набок,  и выбрался на свободу.  Первым делом он выдернул из мертвой туши
свое  копье  и  лишь  только теперь он  получил возможность как  следует
разглядеть своего врага.
     Больше  всего  оно  и  впрямь  походило  на  огромную голую  жирную
обезьяну -  низколобую, губастую, с толстой задницей и, как с удивлением
понял Дракин,  чудовищными мешками отвислых грудей;  багровые соски были
диаметром с компакт-диск.  Выходит, это самка? Охотящиеся самки - совсем
не редкость в  животном мире,  но при воспоминании о том,  как вела себя
эта тварь,  Евгений почувствовал подозрение,  от которого ему стало едва
ли не противнее, чем от липкой гадости на лице. Что, если она хотела его
даже не съесть, а... изнасиловать?
     Да ну,  бред,  в  который раз за последние часы сказал себе Дракин.
Глупости из  безграмотных комиксов и  фильмов про  Кинг Конга,  только с
инверсией гендерных ролей...  На  самом  деле  в  живой  природе  ничего
подобного не бывает, во всяком случае, в естественных условиях...
     Вот только кто сказал, что условия этого мира естественны?
     Наплевав на прежнюю осторожность -  вот чем она кончилась, или едва
не кончилась!  - Евгений решительно полез в воду, чтобы смыть с себя всю
дрянь.   И   пусть  под   водой  сидят  хоть  крокодилы-бегемоты,   хоть
русалки-кикиморы...  Впрочем, со своим оружием он теперь не расставался,
лишь перекладывая его во время мытья из одной руки в другую.
     Наконец, мокрый насквозь, замерзший и все равно не слишком чистый -
рубашку уж точно придется выбрасывать,  тем более что она еще и порвана,
да и на джинсах остались заметны кровавые пятна -  он выбрался на берег.
Впрочем,  чистота была сейчас далеко не  главной его заботой.  Согреться
бы...  Светлее,  может,  и стало,  но теплее - явно нет. Обнимая себя за
плечи и пританцовывая на месте,  Евгений с тоской поглядел на небо.  Оно
посерело,  но осталось таким же беспросветным,  как и ночью.  Невозможно
было понять,  в какой стороне солнце. Нельзя было разглядеть и отдельные
тучи,  равно как и  какое-либо движение там,  наверху.  Просто сплошная,
ровная,  тошнотворно-стабильная серая муть.  Такая же,  как и  туман над
озером. И кстати, не общей ли они природы?
     Ежась и мечтая о тепле,  Евгений впервые с тех пор, как попал сюда,
почувствовал,  что голоден.  Еще недавно его выворачивало наизнанку,  но
вот  теперь  бы  он  с  удовольствием навернул  чего-нибудь  горячего  и
сытного.   Скажем,  сковородку  жареной  картошки...  да  с  сочными,  с
ароматной корочкой котлетами... или хорошим бифштексом...
     Его  взгляд  упал  на  грузный труп  убитой  им  твари.  Вот  тебе,
пожалуйста,  мясо -  небось, под два центнера наберется... личный боевой
трофей...
     Евгений вновь брезгливо скривился.  Ладно бы  еще это и  впрямь был
медведь... Но жирная голая уродина была все же слишком человекоподобной.
Может,  как  раз  такие  и  породили легенды о  йети...  может быть,  их
настояший дом здесь?  Хотя йети вроде бы во всех легендах волосатые... И
к тому же -  как бы он разделал тушу?  Обломок поручня - это все-таки не
нож...  а  главное -  на  чем  жарить мясо?  Как без пяти минут кандидат
физматнаук,  моделирующий на  скоростных компьютерах процессы  в  недрах
далеких звезд,  намерен решить  классическую проблему древнего дикаря  и
добыть  огонь?  Как  и  большинство  некурящих,  он  не  носил  с  собой
зажигалки,  в очках тоже не нуждался -  впрочем, от линзы в любом случае
не будет толку без солнца...  а насчет того,  что цивилизованный человек
не сумеет сделать это трением, писали уже столько путешественников...
     Евгению  явственно  представилась  картина,   как   он   вспарывает
зазубренным  концом  своего  оружия  толстую  кожу  вислогрудой уродины,
потом,  уцепившись за  надорванный край,  со всей силы тянет на себя,  с
треском отдирая от багрового мяса,  как запускает руки в желтоватый жир,
деловито ковыряясь в нем, как, кряхтя от натуги, вырывает кровавые сырые
куски,  как  пихает  их  в  рот,  старательно пережевывая непривычными к
подобной работе челюстями, и еще теплая кровь вперемешку с жиром стекает
по его подбородку... бррр, мерзость!
     Ну а  если мерзость,  сказал внутренний голос,  тогда уходи отсюда,
пока не пожаловал кто-нибудь менее брезгливый,  но не менее голодный.  И
кстати  -  этот  вот  кусок  твердой  суши  посреди топкого берега,  как
думаешь, что это такое для местных обитателей? Водопой, вот что!
     В  тот  же  миг  Евгений  сообразил,  что  в  окружающей обстановке
изменилось еще кое-что. Журчание. Его больше не было слышно.
     Выходит,  это  не  был  просто бьющий ключ  или  какой-то  подобный
источник? Неодушевленной, так сказать, природы...
     Дожидаться,  что за этим последует,  Дракин не стал. Хлюпая мокрыми
сандалиями (блин,  надо было их снять,  прежде чем лезть в воду -  но он
был  в  слишком большом шоке после битвы,  чтобы подумать об  этом),  он
поспешил прочь от озера, снова в лес.
     Ну и куда теперь?  Самое разумное,  наверное - все-таки вернуться к
рельсам и идти по ним назад.  Может быть,  там все-таки отыщется выход в
нормальный мир...
     Брось,  сказал внутренний голос. Никто никогда отсюда не выбирался,
и  ты это знаешь.  Ты теперь здесь _навсегда_.  Точнее -  до конца твоей
жизни.  И  думать  следует только о  том,  как  этот  конец  максимально
отодвинуть. Что, судя по всему, будет весьма непросто...
     Я  выберусь,  упрямо  возразил  Евгений.  И  не  просто  так,  а  с
доказательствами.  Меня  не  отправят в  психушку,  я  принесу  с  собой
предметы, которых нет на Земле...
     Ему вновь ясно представилось,  как он отпиливает зазубренным концом
поручня ухо  у  поверженной твари.  Или все той же  железякой выламывает
зубы из ее челюсти... На самом деле, любой антрополог проделал бы такое,
не поморщившись.  И вообще был бы счастлив препарировать неизвестный вид
вдоль и  поперек.  Но  он-то  не  антрополог.  И  вообще не  биолог.  Но
каких-нибудь  местных  травок  нарвать  вполне  может.   Или  листьев  с
деревьев...
     Ему снова вспомнился отломанный палец на деревянной руке,  капля из
глазницы и ощущение ненавидяшего взгляда в спину.
     Все же  он присел и  сорвал пару стеблей с  зазубренными листьями у
себя под ногами;  стебли выглядели тонкими,  но оторвались с неожиданным
усилием и  неприятным чмокающим звуком.  Затем Дракину пришло в  голову,
что,  если уж добывать растение в  качестве научного экспоната,  то надо
выкапывать его целиком, вместе с корнями. Поковырявшись пальцами в земле
- к  счастью,  достаточно мягкой -  он так и  сделал,  а затем приподнял
выкопанный экземпляр, разглядывая его корневую систему.
     Странные это  были  корни.  Куда  больше  они  напоминали спутанный
клубок жирных белесых червей. В первый миг Евгению показалось, что это и
в  самом деле черви,  облепившие настоящие корни...  но  нет,  было было
отчетливо видно,  как  "черви" переходят в  мясистый стебель.  И  все же
сходство было  настолько сильным,  что  Евгению показалось,  будто корни
шевелятся...
     Да  нет,  какое там "показалось"!  Корни действительно шевелились и
медленно обвивали его пальцы!  В  ступоре Евгений глядел,  как на  тупом
червеобразном конце  открылся маленький круглый ротик,  в  следующий миг
прильнувший к державшему его пальцу...
     Острая боль вывела его из оцепенения. Юноша отшвырнул свою добычу -
гм,  кто еще для кого тут был добычей! - и поспешно вскочил. Из ранок на
пальцах в трех местах сочилась кровь.
     Пожалуй,  если приляжешь поспать на  такую травку,  то  можно и  не
проснуться.
     Ладно,   к   черту  местную  растительность...   если  это   вообще
растительность... надо искать выход! Рельсы тянутся на много километров,
чтобы их  найти,  не нужен точный азимут -  достаточно самого примерного
направления.  Блин,  как же  холодно в  этом мокром тряпье,  не  хватало
только еще и простудиться...  Так,  озеро осталось за спиной,  он пришел
вдоль берега слева -  значит,  теперь направо,  он же развернулся... там
будет бамбуковая роща (по которой ползают гигантские червяки с зубастыми
черепами!), а от нее уже не так далеко и до рельсов...
     Евгений бысто зашагал в  выбранном направлении,  надеясь согреться.
Вскоре холод и  впрямь уже  не  так его донимал,  и  разорванная рубашка
подсохла и  больше не липла к телу -  правда,  джинсы все еще оставались
мокрыми насквозь.
     Но ни к какой бамбуковой роще он так и не вышел.
     Поначалу он говорил себе, что, наверное, неправильно оценил время и
расстояние,  когда  бежал.  Через пару  минут,  ну  максимум через пять,
впереди покажутся высокие зеленые стебли...
     Но  вместо этого  вокруг угрюмо высились толстые корявые стволы,  с
которых свисали длинные лохмы какой-то гадости,  больше всего похожей на
спутанную гнилую паутину.  Да, разумеется - в нормальном мире паутина не
гниет, но это в нормальном мире... Этой дряни постепенно становилось все
больше, впереди стволы, похоже, были опутаны ею целиком, напоминая не то
гигантские коконы чудовищных личинок,  не  то  высохшие мумии безвестных
страдальцев,  угодивших в  смертоносные сети,  сами  создатели коих были
давно мертвы...
     Нет,  здесь он определенно не проходил и  не пробегал.  Он все-таки
сбился,  напутал с  направлением.  И  если  попытается исправлять ошибку
отсюда,  то  забредет еще  невесть  куда.  Ничего  не  поделаешь -  надо
возвращаться назад, к озеру, и снова идти вдоль берега...
     Озера на месте тоже не оказалось.
     Вместо него Дракин забрел в рощу полумертвых деревьев.  Они стояли,
практически  лишенные  коры,   словно  воткнутые  в   землю  исполинские
обглоданные кости.  Землю  покрывала черная,  изъеденная тлением листва.
Периодически то тут,  то там падал сверху,  медленно кружась,  очередной
черный лист да доносился сухой тоскливый скрип...
     Спокойно,  сказал себе Евгений. Тут нет ничего мистического, просто
у человека одна нога сильнее другой,  вот он и бродит кругами...  Но что
толку от этого рационального знания,  если нет ни компаса, ни солнца, ни
даже  пресловутого мха  на  южной  стороне стволов...  или  все-таки  на
северной? Черт, он совершенно забыл, чему учили в школе на первых уроках
географии...  Надо все время выбирать ориентир,  любое хоть сколь-нибудь
приметное дерево,  дошел до него -  выбрал следующее.  Вот только насчет
нужного направления он  уже совершенно не уверен.  Значит,  надо идти по
расширяющейся  квадратной  спирали,  тогда  рано  или  поздно  он  точно
пересечет пути...  а  расстояние определять по времени.  Скажем,  десять
минут прямо,  поворот направо под прямым углом,  пятнадцать минут прямо,
снова поворот...
     Он  посмотрел на  часы.  Света  теперь было  вполне достаточно,  но
секундная стрелка стояла.  Встряхнул, поднес к уху - бесполезно. Ведь не
так давно заводил!  Или все-таки тут что-то не так со временем?  Да нет,
все проще -  часы не пережили купания.  И мобильник,  очевидно,  тоже...
черт... впрочем, его здесь все равно негде зарядить.
     Ладно,  отсюда в  любом случае надо  убираться,  пока  какой-нибудь
скрипучий трухлявый ствол не рухнул ему прямо на голову.  Ближайший край
умирающей рощи позади, значит, туда и надо идти...
     Евгений в  очередной раз развернулся и  пошел,  чувствуя в  глубине
души  иррациональную  уверенность,   что  выбраться  из   этого  унылого
древесного царства мертвых ему тоже не удастся,  а если и удастся, но он
окажется не там, откуда пришел, а в очередном, еще более мерзком месте -
скажем,   в  тухлом  болоте...   Но  нет,  засыхающие  стволы  сменились
нормальными там,  где он и рассчитывал.  Так, теперь выбрать ориентир...
как же эти деревья похожи...  ну хотя бы вон то,  разлапистое -  если он
будет  смотреть на  него  все  время,  то  не  собьется и  не  спутает с
соседними... а за неимением каких-либо приборов будем считать шаги - вот
сразу и время, и расстояние. Раз, два, три...
     ...сто сорок семь,  сто сорок восемь...  Блин,  это в  теории легко
прокладывать прямые  маршруты.  Гладко было  на  бумаге,  да  забыли про
густые подлески.  Вот эти заросли слева придется все-таки обходить - как
бы  только при  этом с  курса не  сбиться...  Сто семьдесят девять,  сто
восемьдесят -  а  вот отсюда уже и  дерева-ориентира не  видно!  Но  еще
несколько шагов - и оно покажется... обязано показаться... Сто девяносто
один...
     На  счете  "сто  девяносто два"  из  зарослей слева выскочило нечто
огромное,  черное, безмолвное, бросилось прямо на Евгения и одним ударом
опрокинуло его на землю, заставив выронить копье.
     Юноша  увидел  в   считанных  сантиметрах  от  своего  лица  жуткую
оскаленную  морду  с  маленькими злобными  глазами,  горевшими  багровым
огнем,  и  отвислыми щетинистыми брылями.  С  огромных желтых  клыков  -
каждый,  как ему показалось,  чуть ли не с палец -  тянулись тонкие нити
слюны.  Пасть  дохнула  смрадом,  из  горла  монстра  раздалось утробное
рычание.
     Вот теперь точно все,  мелькнуло в  голове Евгения,  чьи плечи были
прижаты к  земле когтистыми лапами.  Перервет горло прежде,  чем я успею
рыпнуться...  Он все же попытался вслепую дотянуться до упавшего оружия,
но рык мигом стал громче, а клыки и впрямь рывком приблизились к горлу.
     - Фу, Антон! Фу!
     Это выкрикнул звонкий женский голос. Даже скорее девичий. И о чудо!
- слюнявое чудовище мигом  присмирело,  подобрало челюсть  и  отодвинуло
морду от поверженного человека, продолжая, впрочем, стоять лапами у него
на  плечах.  Затем  послышался  шелест  раздвигаемых  на  ходу  веток  и
призывный свист.  Черная  зверюга  ("Антон"?)  нехотя  слезла  со  своей
жертвы,  напоследок угрожающего сверкнув  глазами  и  злобно  рыкнув,  и
отступила назад. Евгений осторожно сел, с трудом веря, что все еще жив.
     В   паре  метров  от   него  стояла  девушка.   Самая  обыкновенная
человеческая девушка в джинсах и футболке. Зверюга спокойно уселась у ее
ног, и Евгений, наконец, разглядел на шее у страшилища кожаный ошейник.
     - Слава  богу...   -  пробормотал  атеист  Дракин.  Затем  поспешно
поднялся, машинально отряхивая штаны. - Привет. Ты кто?
     В  прошлой  жизни,  то  есть  еще  несколько  часов  назад,  он  бы
непременно  обратился  к   незнакомой  девушке  на  "вы".   Но  нынешняя
обстановка к церемониям как-то не располагала.
     Незнакомка  смотрела  на  него  с   некоторым  интересом,   но  без
удивления.  Во  всяком случае,  явно без  того удивления,  с  которым он
пялился  на  нее.  Она  была  стройной  (безразмерная футболка  была  ей
определенно велика),  с  тонкими руками и  ногами (но в  то  же время не
производила впечатления хрупкости),  с узким и длинным лицом, на котором
выделялся тонкий острый нос -  прямой, но слишком длинный с точки зрения
классических канонов  красоты.  Вообще  ревнители этих  канонов едва  ли
назвали бы ее красавицей (возможно, даже обозвали бы ее лицо лошадиным -
и  были  бы  неправы,  ибо  лошадиное лицо  подразумевает тяжелую нижнюю
челюсть,  а  у девушки был маленький острый подбородок),  но в ее чертах
определенно присутствовало некое грациозное изящество. У нее были прямые
рыжие волосы до плеч -  но кожа чистая, без веснушек. И глаза... Евгений
не мог понять,  что его смущает в  этих глазах.  Наверное,  то,  что они
черные.  У  рыжих  ведь  обычно бывают зеленые или  голубые?  Контактные
линзы?  Да нет,  кому нужны черные контактные линзы, скорее у нее просто
крашеные волосы  (Дракин дернул уголком рта:  крашеных он  решительно не
одобрял). Хотя нет, это было бы заметно по корням волос - если, конечно,
она не вышла из салона совсем недавно...
     А вот это вряд ли, понял Евгений. Если ее изрядно рваные джинсы еще
можно было объяснить модой,  то футболка была не только безразмерной, но
и  вылинявшей до полной потери цвета и,  похоже,  не стиранной уже очень
давно.  Эта девица здесь явно не первый день и  даже не первую неделю...
Да что же она молчит? Отвыкла говорить с людьми?
     - Алиса, - наконец, ответила незнакомка.
     - Угу,  - пробормотал Евгений. - А это, стало быть, Страна Чудес...
Ну  и  где  тот Белый кролик,  который нас сюда затащил?  Не  знаю,  как
Герцогиня, а лично я уже в ярости.
     Тут он понял,  что девушка смотрит на него с явным непониманием,  и
решительным товарищеским жестом протянул руку:
     - Евгений. Евгений Дракин.
     Алиса  чуть  замешкалась,  а  затем  подала  свою  -  но  вовсе  не
аналогичным   жестом   сторонницы   гендерного   равенства,    а    этак
кокетливо-полусогнуто,  ладонью вниз,  словно для поцелуя.  Вот уж  чего
Дракин делать решительно не собирался!  (Даже будь эта рука чистой, что,
похоже,  было не так.) Он твердо стиснул ее ладонь, попутно разворачивая
ее  в  вертикальное положение.  Девушка посмотрела на  свою руку,  затем
вновь на юношу.
     - Дурацкая фамилия, да? Тем более что драться я никогда не любил, -
затараторил Евгений; пережитое нервное напряжение и радость от встречи с
человеческим существом разрядились приступом словоохотливости.  - Я даже
в школьные годы поменять хотел.  Но отец сказал,  что наша фамилия вовсе
не от драки,  а от германского рыцаря,  у которого не то фамилия,  не то
прозвище было Drachen,  то  есть "дракон"...  каким-то  он  боком еще  в
глубоком средневековье осел  в  наших  краях...  Кстати говоря,  фамилия
"Дракула" значит то же самое,  так что мы, может быть, и с ним в родстве
- он ведь реально существовал,  ты же знаешь? То есть, собственно, не он
один,  это  княжеский род был в  Валахии...  Ну,  на  самом деле это все
просто  семейная легенда,  никаких  документов нет,  отец  говорил,  что
прадед их  еще  в  восемнадцатом году  уничтожил,  чтобы  приписать себе
пролетарское происхождение. В те годы, сама понимаешь...
     Однако Алиса,  похоже, не понимала. Она смотрела на него все тем же
недоумевающим взглядом, и Дракин резко оборвал свой словесный поток. "Да
она вообще нормальная?  -  закралось подозрение.  -  Здесь,  пожалуй,  и
спятить недолго..."
     - Ладно,  -  произнес юноша,  стараясь говорить как можно четче.  -
Значит,  я,  -  он ткнул себя в грудь, - Евгений. Ты - Алиса. ("Тарзан -
Джейн,  Джейн - Тарзан"... только в роли Джейн тут, похоже, как раз он.)
А это, - он не решился тыкать пальцем в сторону зверюги и лишь с опаской
скосил глаза, - Антон?
     - Да.
     - Кто он такой вообще?
     - Он...  мой...  собака,  -  ответила Алиса,  словно  бы  с  трудом
подбирая слова,  и тут до Евгения дошло, что девушка говорит с акцентом.
Вот, значит, в чем дело, а вовсе не в "ненормальности"...
     - Моя собака, - автоматически поправил Дракин, глядя на страшилище.
В  общем,  да,  теперь,  когда оно не нависало оскаленной пастью над его
горлом,  а мирно сидело у ног хозяйки,  в его принадлежность к собачьему
племени можно  было  поверить.  Хотя  при  встрече с  таким вот  "другом
человека" собака Баскервилей бы  попятилась,  обмочившись на собственные
лапы.  Дракин не был знатоком собачьих пород, но едва ли это было что-то
чистокровное.  Скорее  -  какая-то  жуткая  помесь  бульдога,  мастифа и
нескольких разновидностей волкодавов, ростом едва ли не в метр в холке и
массой никак не  меньше центнера.  Зато выгуливать такого можно по самым
темным  скверам  и  пустырям пролетарских районов  -  никакая  шпана  не
осмелится даже приблизиться...  Антон, хм. Ну и имечко для собаки. Хотя,
если вдуматься,  чем  оно  хуже Джека или  Джима?  Если русские называют
своих псов английскими именами, почему бы и иностранке...
     - Откуда ты? - спросил он.
     - Оттуда, - она неопределенно махнула рукой куда-то назад.
     - Я в том смысле... ты не русская?
     - Я...  -  она  вновь задумалась на  мгновение,  видимо,  вспоминая
слово, - шотландская.
     - OK, let's speak English, no problem, - с готовностью переключился
Евгений. - How long are you here? And where have you got here from?
     Но  девушка вновь смотрела на  него  непонимающе.  "Шотландцы -  не
англичане,  -  припомнил  Евгений,  -  и  всячески  подчеркивают  это  и
обижаются,  когда их путают...  ну,  не все,  конечно...  Но все равно -
разве  может  существовать  современный  шотландец,  вообще  не  знающий
английского?"
     - Do you speak English? - спросил он, чувствуя себя идиотом.
     Алиса опять ничего не ответила - даже "No".
     - Ладно,  -  пробормотал Евгений.  -  Тогда давай по-русски.  Я так
понимаю, русский ты хоть как-то знаешь?
     - Я...  не  очень хорошо...  говорить,  -  откликнулась девушка.  -
Понимать лучше. Говорить хуже.
     Да  и  акцент у  нее  явно  не  английский,  понял  Евгений.  И  не
шотландский (гм,  а  ты  когда-нибудь  слышал,  как  звучит  шотландский
акцент?)  Скорее  германский  какой-нибудь...   Впрочем,   языка  своего
полумифического предка Дракин не  знал,  в  памяти всплыл лишь  расхожий
штамп про "лающую немецкую речь".  Алиса,  конечно,  изъяснялась не так,
как нацисты в советских фильмах,  но все же произносила слова отрывисто,
с резким горловым "р". А может, и не Германия, может, северная Европа...
Швеция какая-нибудь...  "Алиса" -  имя достаточно интернациональное... а
слово  "шотландская" он,  видимо,  неверно  расслышал или  понял.  Речь,
вероятно,  шла  о  названии какой-нибудь области или  городка.  В  любом
случае,  собственный языковой багаж  Евгения исчерпывался двумя языками,
включая родной.
     - Ладно,  понимаешь -  это уже хорошо,  -  констатировал он и задал
самый главный вопрос: - Что это все вообще такое? Ты знаешь, где мы?
     - Это... такое... место, - сказала девушка.
     - Угу, - буркнул Евгений. - Место. Исчерпывающе.
     Но Алиса не закончила и попыталась конкретизировать:
     - Место, где каждый... есть каждый.
     - Где каждый ест каждого?  Звучит обнадеживающе,  нечего сказать. И
что-то мне напоминает. Homo homini lupus est... Не обращай внимания, это
латынь,  -  спохватился он.  - Но, надеюсь, мы друг друга есть не будем?
Включая Антона, - он вновь покосился на жуткого пса.
     - Он тебя больше не тронуть. Я сказать "фу".
     - Надеюсь на  его  послушание...  Так как ты  сюда попала?  Тоже на
трамвае?  -  спросил Евгений и  тут  же  понял,  что сморозил глупость -
предпоследний трамвай явно стоит здесь уже много лет,  не говоря уже обо
всех предшествующих...
     - Мы с Антоном гулять. И... о-каза-лись здесь.
     - Гуляли в Москве? Не в Измайловском парке?
     - В парке...  да.  Я почуяла,  что это уже... другое место. Но было
поздно.
     Евгений  заметил,  что  речь  Алисы  становится  более  правильной.
Похоже, ей просто не хватало разговорной практики.
     - Рядом с трамвайными путями? - спросил он.
     - Да.
     - Давно это было?
     - Давно.
     - Сколько дней назад?
     - Много.
     - Ну ты помнишь число, когда это произошло?
     - Число?
     - В смысле, дату. День, месяц, год.
     - Я... не знаю...
     - Уфф,  -  вздохнул Евгений. - Ну ладно. Ты ходила вдоль рельсов? Я
видел, где они кончаются. А ты знаешь, где их начало?
     - Рельсов?
     - Ну да. Такие блестящие штуки, по которым ездят трамваи.
     - Это... не рельсы.
     - А что же это такое?
     - Это... тень.
     - Тень? В каком смысле тень?
     - Тень... из того мира.
     - Но они же объемные. Их пощупать можно. По ним вагоны катятся.
     - У них...  нет запаха,  -  безапелляционно заявила Алиса.  Евгений
фыркнул:  анализировать загадочные рельсы с  этой  точки  зрения ему  не
приходило в голову.  Идея,  конечно, бредовая... но с другой стороны - а
что  _здесь_  нормальное?   И  если  предположить,   что  эти  рельсы  -
действительно некая  трехмерная проекция самых  обычных трамвайных путей
из  внешнего мира (_внешнего_?),  ложащаяся на  местный рельеф точно так
же,  как  обычная  тень  ложится  на  неровную землю,  тогда  становится
понятно,   почему  они  не  ржавеют  и  не  проваливаются  под  тяжестью
трамваев...  и, главное, получается, что _здесь_ их никто сознательно не
прокладывал. И нет здесь ни станций, ни городов, даже заброшенных...
     Но  ведь рельсы через Измайловский парк проложили явно не  сто  лет
назад -  тогда это была еще не  Москва,  а  пригород.  Откуда же взялись
древние трамваи?  Впрочем, возможно, провалиться сюда можно не только из
Измайлова, есть и другие "заколдованные места"...
     - Так все-таки,  - вернулся к теме Дракин, - ты ходила туда, откуда
начинаются рельсы... ну или тень рельсов, как это ни называть...
     - Нет.
     - Нет?  -  этот  ответ  удивил,  но  и  обнадежил;  Евгений  ожидал
услышать, что, конечно, ходила, и выхода там нет. - А почему?
     - Почему? - переспросила Алиса.
     - Ну, разве ты не хочешь выбраться отсюда? Назад, в наш мир?
     - Нет, - спокойно ответила девушка.
     - То есть как нет? - растерялся Евгений. - Почему нет?!
     - Я не хочу... снова быть... кто я там, - сформулировала Алиса.
     - Ясно, - протянул Дракин, хотя ясно ему, конечно, не было. Это что
же у нее была там за жизнь (кстати,  где именно "там" -  в Москве? или в
ее  родной  стране?),  что  Алиса  предпочитает ей  этот  жуткий  лес  с
кровососущей  травой  и  монстрами-людоедами?   (То,   что  осталось  от
вагоновожатого,  вновь  отчетливо встало перед  мысленным взором юноши.)
Место, где каждый ест каждого... Кем же она была - проституткой? Жертвой
домашнего насилия?  Может быть, вообще... шахидкой какой-нибудь, которую
готовили к теракту? На восточную женщину она, правда, не похожа, но ведь
бывают и вполне нордические мусульмане...  Распрашивать он,  впрочем, не
решился.  Что  бы  это  ни  было,  тема для  Алисы наверняка болезненна.
Захочет - сама расскажет... потом.
     Если они и в самом деле обречены на совместное "потом".
     - Ну  а  я  хочу,  -  сказал он вслух.  -  У  меня там,  знаешь ли,
недописанная кандидатская по астрофизике. И родители, между прочим! Уже,
небось, все морги обзвонили...
     Алиса ничего не  ответила.  То  ли опять не поняла,  то ли не сочла
нужным комментировать.
     - Ладно...  -  пробормотал он в очередной раз.  - Значит, ты теперь
живешь здесь? А кого-нибудь еще ты здесь встречала?
     - Да.
     - Да? Кого?
     - Других.
     - Других людей? Таких, как мы?
     - Как мы... нет.
     - А, ты про монстров, - поскучнел Евгений. - Ну, этих я тоже уже...
встречал...
     Он вдруг почувствовал,  как наваливается тяжелая усталость. Похоже,
организм  исчерпал  свой  мобилизационный  ресурс  и   властно  требовал
компенсации за бессонную ночь и все, чем она сопровождалась. Хоть ложись
и спи прямо тут... и останется от тебя высосанная шкурка...
     - У тебя есть дом? - спросил он. - В смысле, здесь?
     - Дом... да.
     - Здорово!  Проводишь меня?  Возможно,  с моей стороны несколько...
а-ааа,  -  зевнул он,  - нахально напрашиваться в гости, но деваться мне
все равно некуда,  а  если я  в  ближайшие полчаса не  найду места,  где
поспать...
     Тут  до   него  дошло,   что  он  изъясняется  слишком  сложно  для
собеседницы,  недостаточно знающей русский язык,  и  он попросту склонил
голову набок, для убедительности подперев щеку сложенными ладонями:
     - Спать хочу. Понимаешь?
     Алиса,  кажется, что-то решала. Должно быть, у нее были собственные
планы,  ради которых она отправилась в  путь со своим страхолюдным псом.
Но затем она коротко произнесла:
     - Пошли. Антон, к ноге!
     Она развернулась и, не глядя больше на Евгения, решительно зашагала
сквозь заросли -  кажется,  в том самом направлении,  которое указывала,
говоря "Оттуда".  Антон  вразвалку потрусил рядом  с  хозяйкой.  Дракину
ничего не оставалось, как подобрать свое копье и двинуться следом.
     Только теперь,  глядя на ее мелькающие в траве ноги, Евгений понял,
что девушка босая.  Само по  себе это его не  слишком удивило -  он  уже
видел,  в  каком состоянии ее джинсы и футболка,  так что и ее городские
туфельки,  мало подходящие для блужданий по  джунглям,  наверное,  давно
развалились...  (и  долго ли  здесь протянут твои  собственные сандалии,
мрачно подумал Дракин -  особенно после  того,  как  промокли насквозь?)
Хотя,  наверное, можно сплести какие-нибудь лапти из... лыка... это ведь
какая-то кора,  кажется?  Вот именно,  что кажется. Он не имеет понятия,
как это делается,  и Алиса,  видимо, тоже... И все же нечто казалось ему
странным.  Ее  походка,  понял Евгений.  Пятки девушки почти не касались
земли,  она  фактически шла  на  цыпочках.  Вообще похожим образом ходят
горожанки,   впервые  отважившиеся  разуться  где-нибудь   на   природе;
инстинктивный страх уколоться мешает им  наступать на полную ступню.  Но
эти  изнеженные  особы  ступают  робко  и  осторожно,  скорее  испуганно
крадутся,  чем  идут  -  Алиса  же  шагала быстро и  уверенно,  земля  и
растительность  под  ногами  явно  не  вызывали  у  нее  ни  страха,  ни
дискомфорта.  (Стало быть,  здешняя трава все же не так опасна,  отметил
про себя Евгений.  Может быть,  агрессивны только корни, а не то, что на
поверхности?  Да  и  вообще,  он выкопал только один кустик,  это еще не
повод делать выводы обо всей местной флоре...)  Но отчего же,  все-таки,
Алиса не  наступает на  пятки?  Ведь если идти так долго,  то,  по идее,
должны быстро уставать икроножные мышцы...  Хотя,  наверное,  все - дело
привычки.   С  точки  зрения  европейца,  долго  сидеть  по-турецки  или
по-японски тоже  чертовски утомительно...  Ладно.  В  нынешнем положении
имеются куда более важные проблемы.
     Идти пришлось довольно долго, но Евгений уже не глазел по сторонам,
даже  не  пытался  запомнить дорогу.  Его  мозг  был  слишком перегружен
впечатлениями,  а  тело слишком устало.  Даже страх уже не  мог развеять
накатившее  на  него  эмоциональное  отупение;  он  как-то  в  один  миг
передоверил свою  безопасность девушке и  ее  жуткому спутнику -  теперь
Антон воспринимался уже  не  как  угроза,  а  как  защитник -  и  просто
механически переставлял ноги,  глядя на  мелькающие впереди пятки Алисы,
словно олененок -  на  белое пятно под хвостом матери.  Он лишь понимал,
что вокруг тянется все тот же бесконечный лес.  И  еще,  кажется,  стало
светлее - но ненамного.
     - Здесь солнце когда-нибудь бывает? - буркнул Дракин.
     - Нет, - ответила Алиса, не оборачиваясь.
     - И почему меня это не удивля...
     - Тихо!  -  вдруг перебила его девушка,  замирая на  месте и  делая
предостерегающий знак рукой.  Евгений остановился так резко, что чуть не
упал.  Антон тоже застыл, как вкопанный, даже не опустив поднятую лапу и
навострив уши  (или ноздри?)  куда-то  вправо.  Кажется,  именно он  был
инициатором тревоги.  Поглядев на могучую спину пса, Дракин заметил, что
тот поджимает хвост. При мысли о том, что могло напугать этакую зверюгу,
с которой,  вероятно, предпочел бы не связываться и медведь, юноше вновь
стало нехорошо.  Он  судорожно стиснул свое "копье",  чувствуя в  то  же
время, какое это жалкое и смешное оружие против... Против кого или чего?
Спросить  он,  конечно,  не  осмелился и  лишь  напряженно вслушивался в
таинственные звуки леса.
     На  сей раз не было ни воя,  ни леденящего хохота.  Только какие-то
шорохи и  потрескивания,  доносившиеся до  слуха и  раньше;  Евгений уже
давно не  обращал на  них внимания.  По-видимому,  не  они были сигналом
опасности.  И  все-таки  Дракин понимал -  достаточно было  взглянуть на
поджатый хвост и  вздыбленную шерсть на толстом загривке Антона -  _оно_
там, за деревьями. И оно _движется_. То, что оно двигалось беззвучно, не
делало его менее страшным. Отнюдь, отнюдь не делало.
     А   затем  он   _почувствовал_.   Дракин  всегда  считал  телепатию
шарлатанством и не верил,  что можно на расстоянии ощутить чужие эмоции,
если, конечно, не видишь и не слышишь того, кто их испытывает. Но тут...
из-за деревьев внезапно,  словно волна удушливого,  тошнотворного смрада
от  огромной разлагающейся туши,  накатило ощущение дикой,  ни с  чем не
сравнимой злобы и ненависти.  Ненависти,  которую ничто не может утолить
или хотя бы  приглушить.  Ничто,  даже мучительная смерть врага.  Многих
врагов. Ибо источник этой ненависти - в ней самой...
     В  какой-то  момент  это  ощущение  стало  совершенно  нестерпимым.
Евгению хотелось броситься на землю,  сжаться в тугой комок и...  и что?
Спасаясь от  мерзкого звука,  можно заткнуть уши,  от  вони -  задержать
дыхание,  но  что  делать с  невыносимой волной чужой злобы,  затопившей
мозг?!
     Но тут это жуткое чувство пошло на убыль.  Еще несколько секунд - и
Евгения отпустило.  Он почувствовал боль в  стиснутых челюстях и  боль в
левой ладони,  куда  вонзились ногти.  Антон тем  временем встряхнулся и
спокойно потрусил дальше. Очевидно, опасность миновала.
     - Что... это было? - хрипло спросил Евгений.
     - Не знаю, - спокойно ответила Алиса. - Я никогда не видела.
     "Угу,  -  подумал Дракин. - Кто видел это вблизи, тот уже ничего не
расскажет..."
     - И часто здесь такое? - спросил он вслух.
     - Бывает.
     "И  все  равно она  не  хочет возвращаться,  -  удивился Дракин.  -
Впрочем, если знать правила игры... Вот сейчас же оно нас не тронуло..."
     В   нем   вновь  проснулся  ученый,   для  которого  желание  найти
рациональное объяснение происходящему важнее непосредственной опасности.
Евгений никак не  мог поверить,  что и  в  самом деле почувствовал чужие
эмоции.  Может,  это было просто самовнушение.  Увидел,  что пес чего-то
испугался, а остальное достроило собственное воображение... Нет, вряд ли
он мог вообразить _такое_.  К тому же Алиса тоже почувствовала... Может,
ультразвук?  Или инфра -  что там сильнее воздействует на психику... Или
какая-нибудь химия.  Феромоны там... психоделики... Вот, кстати, мысль -
что,  если  в  здешнем воздухе распылены какие-нибудь  галлюциногены?  И
бОльшая часть того,  что он здесь видит -  просто безобидные глюки.  Вот
было бы  здорово...  Никакого опыта по  этой части у  Дракина не  было -
наркотики,  включая алкоголь,  он  отвергал принципиально -  но  о  "бэд
трипах" наркоманов читать доводилось.  Конечно,  лучше  всего  было  бы,
чтобы подобным "трипом" оказалось и  все это место...  прийти в  себя на
какой-нибудь квартире с хохочущими приятелями -  "что, здорово забрало?"
Но нет,  не было у него приятелей,  способных выкинуть подобную шутку, и
по  сомнительным вечеринкам он  не  шлялся.  Он просидел на кафедре весь
день, и это точно была никакая не иллюзия. Он может вспомнить в деталях,
чем   занимался...   формулы,   которыми  пользовался...   Не   то   что
галлюцинации, а даже обычные сны более сумбурны.
     - Дом, - отвлекла его от раздумий Алиса.
     Евгений ожидал увидеть какой-нибудь щелястый шалаш из веток или,  в
лучшем  случае,  обтянутый шкурами  вигвам.  Но,  к  его  удивлению,  на
небольшой поляне и  в  самом деле стоял дом -  этакая сказочная избушка,
разве  что  без  курьих ножек.  Это  был  квадратный сруб,  сложенный из
окоренных бревен и  крытый соломой (или,  по  крайней мере,  ее  местным
аналогом).  Размеры избушки были  невелики -  вряд ли  внутри помешалось
больше одной комнаты. В тех двух стенах, что были видны Евгению, имелось
лишь по  одному окну,  да  и  те настолько узкие,  что скорее напоминали
бойницы.  Стекол в них не было,  и Дракин понял,  что это неудивительно.
Алиса пошла вокруг дома, и юноша двинулся за ней, ожидая увидеть дверь.
     Увидев третью стену дома, он вздрогнул и замер на месте.
     В  первый миг  ему показалось,  что на  стене распят высохший труп.
Затем он  понял,  что целый труп не  был бы настолько плоским.  Это была
кожа...  кожа,  содранная с человека целиком,  от головы до ног.  Причем
очень немаленького человека. С мужчины, если быть точным; это было видно
со  всей  несомненностью -  даже  теперь,  высохшие  и  сморщенные,  его
гениталии впечатляли своими  размерами (Евгения всегда поражала глупость
тех,  кто именует "мужским достоинством" именно этот кусок плоти,  после
прикосновения к которому,  вообще-то,  цивилизованный человек моет руки;
что  ж,   подобные  субъекты,  очевидно,  обзавидовались  бы,  глядя  на
обладателя такого "богатства" -  если не  принимать во внимание,  чем он
кончил).  Разрез,  очевидно,  делали  со  стороны спины  -  спереди кожа
выглядела практически неповрежденной.  Некогда на груди,  похоже,  росла
густая шерсть,  но  сейчас она облезла,  из  желтой мертвой кожи торчали
лишь  отдельные длинные черные волоски.  А  вот  голова была  совершенно
лысой.  Макушка была  пригвождена к  стене чем-то  вроде двух  костылей;
лицо,  лишившееся черепа внутри,  растянулось и обвисло уродливой жуткой
маской  с  вытянутыми по  вертикали  дырами  глаз  и  рта,  нижняя  губа
доставала аж до груди.  Вывернутые щеки свисали вертикальными складками.
Черты были слишком искажены,  чтобы понять,  как  это  все выглядело при
жизни - но, кажется, красавцем покойный не был.
     И  только  окинув  оторопелым взглядом  все  это,  Евгений  обратил
внимание на руки - растянутые в стороны и перекрученные ладонями назад.
     И понял, что смотрит все же не на человеческие останки.
     Ибо  у  людей  не  бывает  длинных острых когтей на  каждом пальце.
Когтей настолько прочных, что их можно вколотить в деревянную стену, как
гвозди -  и  они  будут  выдерживать на  себе  вес  шкуры  двухметрового
гиганта. Присмотревшись, Евгений понял, что и кривые "костыли", которыми
была прибита голова -  никак не металлические и не деревянные.  Это явно
что-то вроде кости...  огромные клыки или,  скорее,  рога?  Да кто ж это
такой распят на стене - неужто сам дьявол собственной персоной?
     Взгляд Дракина скользнул вниз.  Хвоста не  было (во  всяком случае,
его не было видно).  Копыт тоже.  Волосатые ступни оканчивались толстыми
мозолистыми пальцами.  Тоже с когтями,  но не такими, как на руках - эти
были короткими и широкими.
     Меж  тем Алиса,  даже не  замечая смятения своего нового знакомого,
спокойно отодвинула край кожи,  словно отдергивая занавеску, и полезла в
открывшийся за ней лаз.  Это был именно прорубленный в стене практически
квадратный лаз,  начинавшийся чуть  ли  не  в  метре над  землей,  а  не
полноценный вход.  Антон с удивительным для его телосложения проворством
последовал за хозяйкой.
     - Ты хотел дом, - услышал Евгений голос девушки. - Иди в дом.
     - Д-да,  конечно...  - пробормотал он. Еще раз покосился на кожаный
мешок  с  дырами,  некогда бывший лицом,  и,  брезгливо отодвинув жуткую
"занавеску", полез внутрь.
     Как он и ожидал,  в доме оказалась лишь одна комната, погруженная в
полумрак.  Пол  был  земляным.  Пахло  псиной  и  еще  чем-то  тяжелым и
неприятным -  возможно,  сырым мясом. Антон определенно жил и столовался
прямо тут.  Евгений возблагодарил судьбу за то, что в окнах-бойницах нет
стекол,  и  помещение хотя  бы  проветривается.  Впрочем,  тяжелый запах
частично  заглушался  ароматом  травы,  исходившим от  лежанки  в  углу.
Травяная лежанка была устроена прямо на полу;  никакой мебели в  комнате
не  было,  если  не  считать  лежащего у  противоположной стены  бревна,
исполнявшего,  вероятно,  роль  скамейки.  В  углу  слева от  входа было
свалено в кучу какое-то тряпье.  Ничего похожего на очаг Евгений тоже не
заметил.
     - Спать здесь, - Алиса указала на травяное ложе.
     - Это твоя... кровать? - проявил проницательность Дракин.
     - Я нарву себе еще.
     - Да я сам могу...
     - Ты не знаешь, какая трава можно.
     - Хмм...  -  смутился Евгений,  признавая ее  правоту.  Девушка тем
временем  повернулась  к   выходу,   явно   собираясь  оставить  его   в
одиночестве.
     - Подожди!  - воскликнул Дракин. - Ты этот дом... сама построила? -
спросил он с невольным уважением.
     - Нет.
     - Нет? А чей он?
     - Не знаю.  Я его нашла, - сказала она таким тоном, словно речь шла
о найденной на тропинке безделушке. Евгения эта новость не обрадовала:
     - А если явятся его прежние хозяева?
     - Нет.
     - Почему ты так уверена?
     - Он им больше не нужен.
     - Хочешь сказать, они умерли?
     - Не знаю.
     - Тогда откуда ты знаешь, что они не придут назад?
     - Они ушли, - ответила Алиса, явно недовольная его непонятливостью.
     Дракину такая логика не  показалась убедительной,  но настаивать он
не стал.
     - А это кто? - он ткнул пальцем в сторону "занавески". С внутренней
стороны кожа казалась грязной бурой тканью.
     - Это закрывает вход. Чтоб не лезли, - пояснила девушка.
     В  самом  деле,  подумал  Евгений,  трудно  представить себе  более
наглядную агитацию на тему "Не влезай - убьет!"
     - Я понял. Но кто это такой? Ну, кем он был, когда был живой?
     - Рогатый.
     - И много здесь таких?
     - Не знаю.
     "Что ты  вообще знаешь!"  -  раздраженно подумал Дракин,  но тут же
одернул себя. Про этот мир она явно знала побольше, чем он.
     - Это ты его...?
     - Уже было,  когда я  нашла дом.  Я  хочу есть,  -  сказала она без
перехода.
     - Давай позавтракаем, - тут же согласился Евгений.
     - Еду сначала поймать.
     - Аа...  -  разочаровано понял он.  - Ну ладно, не буду тебя больше
задерживать. Иди на охоту.
     "Заявился в чужой дом и уже командую",  -  сконфуженно подумал он и
поспешно предложил:
     - Я вижу,  у тебя оружия нет.  Хочешь взять это? - он протянул свое
"копье".
     - Антон лучше, - безапелляционно возразила девушка.
     Что ж, Евгений уже имел возможность в этом убедиться.
     Алиса и ее пес выбрались через лаз,  и Дракин остался один. Недолго
думая,  он  свернулся  калачиком на  травяной  подстилке и  почти  сразу
провалился в сон.

     Проснувшись, Евгений некоторое время лежал с закрытыми глазами. "Ну
и  сон,  -  думалось  ему.  -  Трамвай  под  управлением мертвеца,  лес,
чудовища... Вот с чего такое в голову лезет? Целый день же работал, а не
ужастики читал.  Впрочем,  по-своему даже любопытно..." Но тут он понял,
что ощущает запахи,  которых просто не может быть в его комнате -  равно
как и на кафедре,  если предположить,  что он заснул там. И что лежит он
вовсе не на кровати и  не в  кресле,  а его лицо щекочут травинки...  Он
резко распахнул глаза и сел.
     Нет. Не сон.
     В  хижине царил прежний полумрак -  не  светлее,  но  и  не темнее.
Значит,  еще не  вечер...  будем надеяться,  во всех смыслах этой фразы.
Сколько он  все-таки  проспал?  Евгений без  особой надежды потряс часы,
покрутил головку. Может, просохли и оживут? Нет. Безнадежно.
     Сам он тоже чувствовал себя не лучшим образом. Голова была тяжелой,
как  часто  бывает после  долгого дневного сна,  тело  ныло  -  травяная
подстилка  оказалась недостаточно толстой  и  мягкой.  Ну  да,  хозяйка,
очевидно,  привыкла тут к  спартанским условиям,  а  вот он...  Особенно
почему-то  ломило спину.  Не  поясницу -  для  таких  проблем Дракин был
слишком молод -  а  выше,  где-то в районе лопаток.  Евгений покопался в
памяти;  должно быть,  он основательно приложился, когда Антон опрокинул
его  на  землю.  Не  хватало только повредить позвоночник!  Он  подвигал
плечами,  покрутил руками.  Боль не усилилась,  даже,  может быть, стала
чуть  меньше.  Ну,  будем  надеяться,  что  это  просто ушиб...  Во  рту
пересохло,  хотелось пить -  но непохоже было,  что в  этой избе имеются
емкости  с  водой.  Наверное,  где-то  поблизости  есть  источник...  но
отправляться на его поиски, несмотря на жажду, не хотелось. Казалось бы,
после блужданий по  ночному лесу днем это будет уже не  так страшно,  но
Евгений чувствовал иррациональную уверенность,  что  стоит ему  потерять
хижину из виду - и дороги назад он уже не найдет.
     Он по-прежнему был один.  А что, если Алиса так и не вернется? Мало
ли,  что с ней может случиться...  Он ведь сам убедился -  здесь обитает
нечто,  от чего даже Антон поджимает хвост.  И, вполне возможно, оно тут
такое не одно...  А  шкура рогатого на двери все же не выглядит особенно
надежной защитой.  Почему строители этого дома -  или строитель,  с чего
он,  собственно,  взял, что их было несколько - в общем, почему тот, кто
сложил из  крепких бревен избу,  не  озаботился сделать столь же крепкую
дверь?
     А как ее навесить?  -  тут же сообразил Дракин.  Нужны петли, нужны
шурупы, чтобы прикрутить их к бревнам... Где все это взять посреди леса?
Хотя -  трамваи...  А  что трамваи?  Какие-нибудь болты с гайками оттуда
выкрутить,  наверное,  можно, если хватит сил - но шурупов и гвоздей там
нет...
     Однако,  какие-то металлические инструменты у создателя избы все же
были.  Иначе как он рубил деревья,  как пилил бревна для сруба?  Вот это
вот бревно на полу, в частности...
     Евгений придвинулся к  "скамейке",  разглядывая ее концы,  и увидел
то,  на  что  не  обратил  внимания сразу.  И  увиденное ему  совсем  не
понравилось.
     Бревно не было срублено или спилено. Оба его конца напоминали грубо
заточенный  под  тупым  углом  карандаш.  Евгений  недоверчиво  потрогал
оставшиеся на древесине борозды. Нет, их оставил не топор, не пила, даже
не долото.
     Зубы.
     Над  бревном словно  потрудилась парочка бобров.  Только  это  были
очень, очень большие бобры.
     Ну хорошо,  допустим,  здесь и впрямь обитают грызуны ростом в пару
метров,  питающиеся деревьями.  А  стоители дома  просто воспользовались
результатами их  труда.  Но  ведь дом из  таких бревен не сложишь!  Надо
специально вытачивать концы, чтобы получились эти, как их, венцы...
     Дракин обследовал углы  избы  изнутри,  затем выбрался наружу.  Да,
утром он  был  слишком измотан,  чтобы обращать внимание на  детали -  а
теперь ясно увидел, что изба щетинится по углам такими же "карандашами".
Но пазы,  позволяющие бревнам лечь в зацепление друг на друга, очевидно,
тоже  были проточены,  хотя и  изрядно грубо и  неряшливо.  Из-за  этого
бревна лежали неровно, с изрядными щелями, которые были замазаны глиной.
И  все  же  эти пазы не  могли быть просто случайно прогрызены голодными
животными.  Кому-то  удалось  приручить местных "бобров" и  заставить их
грызть, где и сколько скажут? Или...
     Кто  вообще сказал,  что  создатели этого дома -  люди?  Отсутствие
мебели  и  лаз  вместо  дверного проема  лишний  раз  заставляют в  этом
усомниться...
     Бобровые хатки - это просто шалаши из веток, напомнил себе Евгений.
Сложить сруб бобры не в  состоянии.  Да и,  кстати,  будь они даже очень
крупными  и   очень  умными,   на  человека  они  не  нападут,   они  же
вегетарианцы...
     Нормальные бобры в нормальном мире -  да.  Но те твари, что обитают
тут... Евгений покосился на то, что осталось от рогатого. Кстати говоря,
возможно,  над бревнами потрудились даже и не зубы, а не уступающие им в
размерах и крепости когти...
     Впрочем, гадать было бессмысленно. Дракин снова полез внутрь.
     Единственным объектом,  достойным  обследования,  здесь  была  куча
тряпья в  углу.  Как и  предположил Дракин,  в  основном она состояла из
старой,  грязной,  часто рваной одежды.  Несколько брюк, рубашек и маек,
когда-то  светлый пиджак,  теперь  выглядящий так,  словно его  откопали
из-под земли...
     Вместе с тем, кто был в нем похоронен.
     Евгений  оторопело  смотрел  на  ссохшуюся  мумифицированную  руку,
вывалившуюся из рукава пиджака после того,  как он приподнял и встряхнул
эту одежду.
     Через несколько секунд он  понял,  что прочих частей тела не было -
только рука,  оторванная (или отвалившаяся?)  в районе локтя.  Почему ее
оставили здесь?  Евгений брезгливо рассматривал скрюченную усохшую руку.
Пергаментная кожа висела длинными лохмотьями,  в  разрывах виднелись две
желтые кости. Но никаких следов оружия или, скажем, зубов видно не было.
Что же  произошло с  хозяином руки и  пиджака?  Какая-то ужасная болезнь
типа  проказы?  Или  от  чего  там  заживо  отслаиваются лоскуты кожи  и
отгнивают конечности...
     Евгений рефлекторно отшвырнул пиджак.  Закопать эту дрянь подальше,
а лучше вообще сжечь... если бы было, чем... Зачем Алиса это хранит?! Но
все-таки сейчас весь этот хлам принадлежит ей,  и  он  не  вправе ничего
здесь выбрасывать -  даже эту  жуткую руку (к  которой и  притрагиваться
совсем не хотелось).  Может,  для Алисы это что-то вроде амулета... брр,
какая все-таки мерзость!
     Он  прикрыл мертвую руку пиджаком и  еще  брезгливее,  чем  прежде,
перебрал остальные тряпки.  Вот  эти  большие бурые  пятна на  рубашке -
почти наверняка кровь,  хотя дыр от ран не видно.  А эти брюки как будто
лопнули изнутри,  словно их  обладатель изрядно раздулся.  Тоже  сняты с
мертвеца?  Евгений не чувствовал трупного смрада, но его не было даже от
высохшей руки -  видимо, запах давно выветрился... В кармане брюк что-то
звякнуло,  и Дракин вытащил наружу ветхий потрескавшийся кошелек. Внутри
оказалось  несколько свернутых бумажек  и  позеленевшие монеты.  Евгений
развернул купюры, буквально расползавшиеся под пальцами. Зеленые трешки,
розовые  десятирублевки с  профилем Ленина...  Советские деньги  образца
1961 года.  Впрочем,  их  дизайн не менялся три десятилетия;  по монетам
время  можно  определить точнее...  Евгений  потратил  некоторое  время,
скребя  ногтем  окислившиеся кружки  и  вглядываясь  в  мелкие  циферки.
Кажется, ни одной монеты новее семидесятого года...
     Были  в   куче  и  женские  вещи.   Длинная  строгая  черная  юбка,
легкомысленное цветастое летнее платьице,  еще  что-то  такое  розовое с
кружевным воротником,  чему  далекий  от  женской моды  Дракин  не  знал
названия -  блузка,  что  ли?  Естественно,  все  тоже старое,  грязное,
рваное. Кожаная сумочка - почти пустая, внутри только пудреница. Евгений
посмотрел на себя в круглое зеркальце -  м-да,  ну и шалаш на голове!  -
кое-как пригладил волосы рукой.  То  ли еще будет через пару недель,  не
говоря о месяцах... бритву бы какую-нибудь найти...
     Но  бритвы не  было.  В  самом деле,  если предположить,  что  сюда
попадают пассажиры трамваев, зачем бы они стали таскать подобный предмет
с  собой?  Это  только в  рекламных роликах у  случайных людей на  улице
оказываются при себе вещи домашнего обихода...
     А  вот  и  явно детские шортики и  маечка.  Их  обладателю было лет
шесть-семь,  не больше.  На майке -  олимпийский мишка.  Привет из 1980.
Сейчас этот ребенок годился бы  Евгению если не  в  отцы,  то по крайней
мере в дяди...
     Что же  все-таки стало со  всеми этими людьми?!  Они явно не  могли
жить здесь все вместе -  просто не поместились бы,  да и прибывали сюда,
судя  по  всему,  в  разные  годы.  Почему же  их  одежда свалена здесь,
словно...   Евгений  понял,  что  ему  это  напоминает:  кинохронику  из
концлагерей.  Но нет,  та машина смерти работала аккуратно и педантично,
мужские,  женские и  детские вещи рассортировывались по  отдельности,  а
здесь -  все в кучу,  и куча эта явно не в лучшем состоянии. Может быть,
эти люди -  испуганные,  растерянные,  сходящие с  ума от неизвестности,
после  долгих  блужданий по  кошмарному лесу  выходили к  этой  избушке,
обнаруживали,  что она пуста, радостно селились в ней, а спустя какое-то
время...
     Евгению  так  явственно  представились  его  собственные  джинсы  и
рубашка наверху этой груды,  что он замотал головой, отгоняя наваждение.
Может, на самом деле это никакая и не избушка вовсе... "Приходите ко мне
в гости, мухе говорил паук..." Кстати, то, что осталось от рогатого, кем
бы он ни был, как раз похоже на шкурки высосанных пауком насекомых...
     Да нет, Алиса живет здесь уже давно, и ничего!
     Да, но кто такая Алиса? Что он о ней знает? С чего он взял, что она
такая же,  как и он сам,  жертва,  провалившаяся в этот мир -  или в это
"место",  как она выразилась?  Только с  ее слов - да и те, по сути,  он
подсказал ей сам,  она лишь соглашалась... При этом покидать "место" она
не хочет,  человеческой речью владеет не ахти (ладно бы - только русским
языком,  но  английского она вообще не  знает,  даже на  уровне школьной
программы,  а  много  ли  таких  среди нынешнего молодого поколения?)...
псина  эта  ее  -  нет  на  земле  таких пород собак,  это  явно  что-то
демоническое...
     Стоп, стоп. Не бывает никаких демонов. У всего есть - обязано быть!
- рациональное объяснение.  Даже у этого ненормального леса,  куда ведут
нержавеющие рельсы без запаха...
     А  что,  если  Алиса здесь просто гораздо дольше,  чем  он  подумал
поначалу?  Он исходил из ее цивилизованной современной одежды - пусть не
новой и давно не стиранной,  но все же не успевшей превратиться в жалкие
лохмотья,  что непременно произошло бы  за  многие годы.  Но  если здесь
такой склад старых шмоток,  то это вполне могут быть не ее вещи. Кстати,
и впрямь похоже на то -  сидят они на ней довольно-таки мешковато. Может
быть,  она  попала  сюда  маленькой девочкой...  а  то  и  вообще  здесь
родилась!  Раз  сюда проваливаются как мужчины,  так и  женщины,  вполне
логично,  если  со  временем рождаются дети...  Ее  родители,  допустим,
погибли.  Или "ушли" -  она убеждена, что это не одно и то же, но, может
быть,  это просто ни  на  чем не основанная вера.  Ушли и  не вернулись,
да... Пожалуй, это неплохо объясняет все странности в поведении Алисы.
     Правда, противоречит ее собственным словам о том, как она оказалась
здесь.  Спишем на  непонимание?  Но  откуда тогда взялся Антон?  Или она
все-таки попала сюда девочкой, когда гуляла с маленьким щеночком? А что,
если  Антон  вообще...  местный?  Какие-то  из  здешних тварей поддаются
приручению?
     Вопросы,  вопросы... Ладно, пока она не вернулась, информацию можно
извлечь  только  из   этой  кучи  тряпья.   Евгений  принялся  тщательно
обследовать карманы чужой одежды в  надежде обнаружить если не дневник с
подробным описанием событий,  то  хотя бы  что-то  полезное.  Зажигалку,
перочинный нож...  Несколько раз его сердце принималось биться учащенно,
когда его пальцы нащупывали то спичечный коробок, то записную книжку. Но
увы -  коробок оказался пуст,  а  из  записной книжки вырвали все листы.
Осталась  лишь  обложка  с  тиснением  "1959".  Обнаружилось  также  еще
несколько  бесполезных  предметов  -   пустая   пачка   из-под   папирос
"Беломорканал",  ржавые ключи от  неизвестной квартиры,  разные билеты -
два в  кинотеатр "Зенит" на 21:00 (так и  оставшиеся неиспользованными),
некоторое  количество  трамвайных  (один  -   со  "счастливым"  номером,
машинально отметил Дракин; впрочем, едва ли эта поездка принесла счастье
тому  пассажиру)  и  один  комсомольский,  на  имя  Викторкина  Виталия,
выданный в  мае  1991 года (надо же,  под самый конец вступил,  удивился
Евгений).
     Поразмыслив,  Дракин понял,  что  зря  надеялся найти что-то  более
ценное. Очевидно, он далеко не первый, кто роется в этой груде. Все, что
не  успели или  не  смогли использовать сами хозяева,  забрали пришедшие
сюда следом.  И это касается не только спичек,  бумага им тоже на что-то
сгодилась,  неважно,  исписанная или нет.  В качестве туалетной, что ли?
Листки из записной книжки для этого мелковаты -  хотя,  наверное,  можно
наловчиться,  если альтернатива - подтираться лопухом. И еще неизвестно,
какие здешние "лопухи" можно для этой цели использовать,  не  рискуя,  в
самом буквальном смысле,  собственной задницей.  Или  еще  вариант -  на
самокрутки...  может быть, курильщики находят здесь себе какую-то замену
табаку.  В  любом  случае,  если  кто  и  оставлял  после  себя  записи,
дальнейшая судьба этих сокровищ знания была печальной.
     И ни гипотетическим исследователям,  ни равнодушным вандалам ничего
не помогло. От всех осталась только вот эта куча грязных рваных шмоток.
     А  может,  все не  так трагично?  Может,  эти вещи просто выбросили
потому,  что они износились?  Но почему их оставляли в  доме?  В надежде
использовать ткань,  сшить из  рванья что-то  новое?  Не заметно,  чтобы
такие попытки делались...
     Какие еще можно сделать выводы? Совсем нет зимней одежды. Вероятно,
исчезновения всегда происходят летом.  Нижнего белья тоже нет -  ну  это
понятно,   чужими  трусами  все  брезгуют  и   не  хранят  их...   Обуви
обнаружилось всего  две  пары  -  детские  сандалики  и  кроссовки 45-го
размера,  плюс непарная женская туфля со  сломанным каблуком.  Кроссовки
Евгений  осмотрел  внимательней  -   хотя  они   тоже  были  грязными  и
поношенными,  вид у них был вполне современный.  Ага, made in China - ну
кто бы сомневался...  нет,  это не советское наследие,  этот большеногий
парень попал сюда недавно...  и  где  он  теперь?  Так или иначе,  когда
развалятся сандалии,  его обувью можно будет воспользоваться.  Алисе она
слишком велика,  а  для Евгения лишь на пару размеров больше,  чем надо.
Правда, сколько прослужит эта китайщина, тоже большой вопрос...
     Я  не собираюсь тут застревать,  сказал себе Дракин.  Упрошу Алису,
чтобы сегодня же...  нет,  уже,  наверное,  поздно...  завтра же с  утра
проводила меня к рельсам, и пойду туда, откуда приехал...
     Ага.  Можно подумать,  что все,  от  кого осталось это барахло,  не
пытались проделать то же самое.
     Давно  уже  растущий дискомфорт внизу  живота  оторвал  Евгения  от
мрачных  размышлений и  заставил его  вновь  выбраться наружу,  мысленно
сетуя на несовершенство человеческого организма,  способного страдать от
жажды   и   прямо  противоположной  потребности  одновременно.   Никаких
"удобств" ни внутри помещения, ни даже "во дворе" предусмотрено не было.
Самым разумным было бы,  видимо,  мочиться прямо посреди поляны,  где ни
одна  тварь  не  подберется  незамеченной,  но  рефлекс  цивилизованного
человека погнал Дракина к ближайшим деревьям.
     Ему повезло - никакое порождение леса не попыталось напасть на него
в столь неподходящий момент.  Правда,  когда Евгений уже застегивался, у
него  заело  молнию на  джинсах,  и  он,  чертыхаясь,  провозился с  ней
несколько минут. Затем все же совладал с ширинкой и направился к хижине.
     Кем-кем, а следопытом в своей предыдущей жизни Дракин точно не был.
Поэтому не  обратил никакого внимания на  примятую перед входом траву и,
уже почти привычным жестом отдернув кожу рогатого, полез внутрь.
     И тут же оторопело застыл в раскоряченной позе -  одна нога внутри,
другая снаружи. Алиса была уже там, она сидела на земляном полу, опустив
голову,  и  увлеченно ковырялась перочинным ножом в  обезглавленном теле
ребенка лет  четырех.  Антон  сидел рядом,  преданно глядя на  хозяйку в
ожидании  своей  доли.   Дракина  он,  бесспорно,  учуял,  но  никак  не
прореагировал, очевидно, уже числя "своим".
     Евгений  издал  какой-то  хриплый  горловой  звук.  Алиса  спокойно
подняла на  него  взгляд.  Ее  губы и  подбородок были перемазаны свежей
кровью.
     - Держи, - сказала она и бросила ему только что вырезанный из трупа
кусок.  Евгений инстинктивно поймал шматок кровавого мяса,  летевший ему
прямо в лицо, и тут же с криком отшвырнул его прочь. Мясо упало на землю
перед носом Антона,  который расценил это как подарок и не заставил себя
упрашивать.
     - Ты глупый? - удивилась девушка. - Это же еда! Хороший кусок дала.
Антону требухи хватит.
     - Это...  это же...  -  только и смог пробормотать Евгений, в ужасе
глядя на бледный голый труп,  который сноровисто потрошила Алиса. Но тут
до него стало доходить.  Пятипалые ручки и ножки лишь отдаленно походили
на   человеческие;   скорее   они   напоминали  многократно  увеличенные
конечности какого-нибудь  грызуна,  только  напрочь  лишенные шерсти.  И
самое главное -  из копчика неведомого существа рос длинный голый хвост;
сейчас он  бессильно свернулся на  земле,  но в  расправленном состоянии
достигал, наверное, не меньше метра в длину.
     - Крысюк,  - пояснила Алиса. - Вкусно. Только не голова. Их мозги -
гадость.
     - Крыса? - слабо переспросил Евгений.
     - Крысюк,  -  повторила девушка,  сдирая кожу с передней конечности
своей добычи.  Кожа снималась легко,  словно перчатка.  - Ты хочешь есть
или нет?  -  не  дожидаясь ответа,  Алиса впилась зубами в  обнажившуюся
мышцу.
     - Ээ... а пожарить нельзя?
     - У тебя есть огонь?
     - Логично...  -  пробормотал Евгений.  Он  и  впрямь  почувствовал,
насколько проголодался,  и перспектива есть мясо существа,  одновременно
похожего на огромную крысу и  маленького человечка,  уже не казалась ему
столь отвратительной. Но есть это мясо сырым...
     "Японцы едят",  -  сказал он  себе.  "Во всяком случае,  сырую рыбу
точно.  Наверное,  это  даже более здоровая пища -  при жарке образуются
канцерогены... И, в любом случае, не помирать же с голоду!"
     - Давай,  - решительно сказал он, усаживаясь рядом. - И извини, что
я... уронил тот кусок.
     Алиса, похоже, не держала обиды.
     - Хочешь руку? - предложила она.
     - И сердце? - невольно вырвалось у Дракина.
     - Нет, сердце я съем сама, - серьезно ответила девушка.
     Евгений нерешительно взял освежеванную конечность. Без кожи она еще
больше походила на человеческую.
     - Эти крысюки ходят на двух ногах? - спросил он.
     - Когда как.
     Дракин набрался решимости и оторвал зубами маленький кусочек.  Вкус
не походил на то,  к  чему он привык,  но,  в  общем,  оказался не столь
скверным,  как  он  опасался.  К  тому же  сырая крысючина была мягкой и
сочной,  наполняя пересохший от жажды рот свежей кровью.  Евгений сам не
заметил, как обглодал руку до костей.
     Внезапно это напомнило ему о другой мертвой руке -  той, ссохшейся,
из рукава пиджака. Он спросил Алису, зачем она хранит эту гадость. Та не
поняла,   о  чем  речь,   а  когда  Дракин  брезгливо  поднял  пиджак  и
продемонстрировал -  равнодушно взяла мумифицированную кисть и выбросила
ее в окно.
     - Я  не  хранила  это...   -  она  задумалась,  подбирая  слово,  -
желательно.
     - Ты хочешь сказать - преднамеренно?
     - Ну да. Оно просто осталось. Так бывает.
     - Осталось от кого?
     - От тех, кто жил здесь до нас.
     - И все эти вещи тоже?
     - Да.
     - Ты знаешь, что с ними стало?
     - Они ушли.
     - Куда? В другой мир?
     - Нет. Они все в этом месте.
     - Хочешь сказать, что они все еще живы? Даже те, кто оказался здесь
полвека назад?
     - Живые и мертвые - все равно все здесь, - логично возразила Алиса.
     - Лично я здесь не останусь!  - решительно заявил Евгений. - Завтра
утром проводишь меня к рельсам?
     - Ты не вернешься в тот мир. Вернуться назад вообще нельзя.
     - Откуда ты знаешь, ты же даже не пыталась! - возмутился Дракин.
     - Знаю, - пожала плечами Алиса. - Это приходит само.
     - Ладно,  верь во что хочешь, а я все-таки попробую! Проводи меня к
рельсам, больше я ни о чем не прошу.
     - Ладно, - согласилась Алиса без энтузиазма.
     Евгений  пытался  распрашивать ее  дальше,  но  ничего  внятного не
добился.  Насколько он понял, Алиса уже нашла этот дом в таком виде и не
встречалась с  его прежними обитателями до  их  ухода.  Затем она широко
зевнула и заявила, что хочет спать; в самом деле, за окнами уже начинало
темнеть.  Антон  к  этому  времени уже  дочиста обглодал доставшиеся ему
остатки крысюка (за исключением хвоста,  который,  видимо,  не годился в
пищу  даже  такому  прожорливому  зверю)  и  растянулся  на  полу  прямо
посередине комнаты.  Алиса принялась устраивать себе  лежанку из  охапки
свежей травы с длинными стеблями,  которую,  очевидно,  нарвала во время
своей охотничьей экспедиции и,  уже сворачиваясь на  ней клубком прямо в
одежде, сонным голосом велела Дракину: "Закопай кости".
     - Где? - спросил Евгений. - И чем?
     - Снаружи.  Этим,  -  она сунула руку за  бревно,  исполнявшее роль
лавки,  и бросила Евгению какой-то предмет, в первый момент показавшийся
ему чем-то  вроде помятой выпуклой крышки от  кастрюли или чайника.  Но,
поймав эту  штуку,  юноша  сразу  понял,  что  она  сделана вовсе не  из
металла. А точнее - что она вообще не была кем-то сделана.
     Он   действительно  держал   в   руках   крышку.   Крышку   черепа,
подозрительно напоминавшего человеческий.
     Оторванная голова вагоновожатого представилась ему так ясно, что он
вновь ощутил спазм в  горле;  вкус сырого мяса вновь наполнил его  рот и
показался тошнотворно-омерзительным.  Однако на  сей раз Евгению удалось
сдержать рвотный позыв.  "То,  что  я  ел,  всего лишь какое-то  местное
животное,  -  сказал он  себе.  -  И  эта черепушка,  наверное,  тоже от
чего-нибудь  подобного.   А  если  даже  и  нет...   если  это  один  из
_предшественников_...  ну и что? Сейчас это просто кость, которой удобно
копать."
     Брезгливо  собрав  обглоданные  псом  кости,  он  выбрался  наружу.
Темнело быстро, практически на глазах. Лес окружал хижину угрюмой черной
стеной.  Небо без единой звезды,  без всякого намека на луну -  даже без
различимых туч!  -  усиливало мрачность пейзажа.  Не  было ни  малейшего
ветерка,  однако Евгений слышал тихие, едва различимые шорохи и шелесты,
доносившиеся  из   чащи.   Дракин   сделал  несколько  шагов   вперед  и
остановился;  заходить во  мрак леса решительно не  хотелось.  Откуда-то
оттуда,  из-за  деревьев,  донесся  странный протяжный звук  -  высокий,
тоскливый  и  в  то  же  время  отрешенный,  безнадежно-равнодушный.  Он
монотонно повторялся снова и снова:  о-оооох... о-оооох...о-оооох... "Уж
это точно ночная птица",  - подумал Дракин, но на самом деле он не был в
этом уверен.  И,  кстати,  даже если и птица -  кто знает, какие они тут
бывают...  Он обернулся, бросил взгляд на темную хижину. Лишенная огней,
с  черными провалами окон  без  стекол,  сейчас она  казалось совершенно
заброшенной и необитаемой. Такой, какой, должно быть, Алиса увидела ее в
первый раз.  Почему-то  Дракину представилось,  что это тоже было ночью.
Увидела,  вошла и  осталась внутри,  не  испугавшись ни кожи рогатого (а
каково было неожиданно различить ее  перед собой в  темноте!),  ни  кучи
одежды,  оставшейся от  предыдущих обитателей...  Евгений позавидовал ее
хладнокровию.  Сам бы он, пожалуй, бросился наутек, наткнувшись ночью на
столь уютное убежище.  Впрочем,  с ней был Антон, и ей, конечно, было не
так страшно...
     Евгений сделал еще  один неуверенный шаг в  сторону леса.  Казалось
бы,  проведя там столько часов накануне,  можно уже не бояться зайти под
деревья на  пару  минут...  но  вот  именно недавний опыт давал обычному
иррациональному  страху   перед   темной   чащей   вполне   рациональное
подкрепление.  "Ну его на фиг!" -  подумал Дракин, опускаясь на корточки
все еще на открытом пространстве. "Закопаю прямо тут."
     Почва  на  поляне была  мягкой и  вполне поддавалась его  костяному
"совку". Выкапывая ямку, Евгений при каждом движении ждал, что наткнется
еще на чьи-нибудь неглубоко прикопанные останки.  Но нет,  крышка черепа
всякий  раз  наполнялась одной  лишь  сырой  землей.  Наконец углубление
получилось  достаточно большим,  чтобы  вместить  кости  крысюка;  юноша
присыпал их сверху и поспешил обратно в дом.
     Алиса  и  ее  пес  уже  мирно  спали,  но  у  Дракина,  продрыхшего
практически весь день,  теперь сна  не  было ни  в  одном глазу.  Однако
заняться было  решительно нечем,  так  что  он  тоже  улегся  на  бывшую
алисину,  а  теперь -  его травяную лежанку.  Некоторое время он  лежал,
уставясь  во  тьму  открытыми  глазами  и  пытаясь  придумать что-нибудь
полезное  или  хотя  бы  отыскать разумное объяснение происходящему;  но
мысли,  приходившие в голову,  лишь нагоняли на него тоску и страх,  так
что в конце концов юноша сомкнул веки, надеясь все-таки задремать и хоть
так  вырваться из  этой  ночи.  И  действительно,  его  сознание  начало
соскальзывать в  темный омут -  однако _место_ не желало отпускать его и
по ту сторону сна.
     Ему чудились какие-то шорохи и скрипы,  жалобные замогильные стоны,
доносившиеся снаружи и  подбиравшиеся все ближе и  ближе;  он метался от
проема  к  проему,  заколачивая вход  и  окна  невесть откуда взявшимися
досками  и  стараясь  не  смотреть  на  неясные  силуэты,  медленно,  но
неотвратимо надвигающиеся из мрака. Не знать, что именно представляют из
себя эти силуэты,  было страшно, разглядеть их - еще страшней. Гвозди то
и дело ломались,  молоток выпадал из его рук,  уже прибитые доски падали
на пол,  и он чувствовал, что не успеет, никак не успеет отгородиться от
ужаса снаружи -  а силуэты подбирались все ближе...  При этом помочь ему
было некому -  в хижине он был один. Евгений знал, что до Алисы и Антона
_уже  добрались_...  Наконец  осталось  последнее  окно;  когда  он  уже
приладил на место последнюю доску,  снаружи толкнули, и, выпихнув доску,
в  щель влезла сочащаяся кровью рука,  с  которой только что сняли кожу.
Евгений со  всей силы ударил по  ней молотком,  рука хрустнула в  районе
локтя и упала на пол;  в окне, слепо тычась и не попадая в дыру, маячило
предплечье с  торчащей обломанной костью.  Евгений  вновь  заткнул  щель
доской  и  быстро  вбил  четыре гвоздя.  Снаружи топтались,  скреблись и
царапались,  но  Дракин знал,  что  теперь они уже не  смогут проникнуть
внутрь. Он перевел дух и спокойно уселся на пол.
     И  в  этот момент пол под ним зашевелился.  Точнее говоря,  не пол.
Земля.  Что-то  выбиралось из-под земли.  И  это не были те мутные твари
снаружи, отыскавшие обходной путь. О нет, оно давно ждало внутри, ждало,
пока он сам заколотит все выходы...  Ужас парализовал Евгения, он не мог
шевельнуться и  лишь молча смотрел,  как вылезает из земли костлявая,  в
обрывках   гнилой   кожи   рука,    как    земля   проваливается   между
проталкивающихся наверх ребер... затем рывком поднялась голова - точнее,
череп,  лишенный свода.  Земля наполнила его через дыру сверху и  теперь
вытекала бурой грязью из глазниц. Истлевший мертвец сел, поворачиваясь к
Евгению;   гнилые  челюсти  раздвинулись,   изо   рта  посыпалась  земля
вперемешку с червями.  "Где моя рука?  -  проскрежетал труп. - Отдай мою
ррруку!"
     Только тут  Евгений заметил,  что правая рука скелета оторвана ниже
локтя.  Плечевая  кость  поднялась,  обвиняюще упираясь юноше  в  грудь.
"Вот!" -  поспешно крикнул Дракин,  протягивая ту руку,  которую отломал
молотком. Мертвец попытался приладить конечность, но та оказалась левой.
"Не мое!  -  гневно взревел он,  наваливаясь на Евгения.  -  Ты врррешь,
воррр, ворррр!"
     Дракин проснулся от собственного крика.  Или ему показалось, что он
проснулся, потому что грозный рык не исчез. И снаружи по-прежнему кто-то
тяжело топтался и  скребся.  Совсем рядом  Евгений увидал во  мраке  два
кроваво светящихся глаза и снова вскрикнул.
     - Тихо! - тут же донесся голос Алисы из темноты. - Антон, фу!
     Но пес продолжал злобно рычать. Правда, рычал он не на Евгения, как
в следующий миг все же понял юноша, а куда-то в сторону входа. Очевидно,
такую реакцию пса вызывало то, что бродило вокруг дома снаружи.
     - Что там? - сдавленным шепотом спросил Евгений.
     - Не знаю,  -  так же тихо откликнулась Алиса,  и Дракин понял, что
девушка тоже напугана - кажется, впервые за время их знакомства.
     - Где мое копье? - он принялся шарить рукой по земле.
     - Не двигайся! - шикнула на него Алиса. - Может, это уйдет.
     Но оно не собиралось уходить. Оно грузно двигалось снаружи, издавая
липкие,  влажные звуки -  а  затем вдруг раздавался резкий,  скрежещущий
треск,  словно  бревенчатую  стену  терзал  зубчатый  ковш  экскаватора.
Евгений вздрагивал каждый раз,  как слышал этот звук. "Бревна толстые, -
уговаривал он себя,  - они выдержат. Этот дом простоял здесь уже столько
лет"...  Словно в  подтверждение его  мыслей,  скребущие звуки  затихли.
Евгений   продолжал   напряженно   прислушиваться.   Ничего.   Ничего...
"Убедилось,  что мы ему не по зубам!"  -  радостно подумал юноша и хотел
уже поделиться этой мыслью с  Алисой,  но,  переведя взгляд на ее темный
силуэт,  заметил,  что она указывает на Антона.  Пес по-прежнему стоял в
боевой позе,  причем привыкшие к  темноте глаза  Евгения даже  различили
вздыбленную шерсть на его загривке.
     И в следующий миг шкура рогатого с шумом упала на землю, сброшенная
одним могучим рывком.
     "Эта тварь слишком большая,  чтобы пролезть в  такое отверстие!"  -
успокоительно пискнуло сознание Дракина,  и в тот же миг во входную дыру
просунулось нечто  длинное и  извивающееся -  щупальце,  корень,  хобот,
яйцеклад?  -  Евгений не  успел разглядеть,  не  успел даже  двинуться с
места, потому что в тот же момент Антон с хриплым лаем бросился вперед и
вцепился  в  это  зубами.   Тугая  плоть  ночного  пришельца  рванулась,
одновременно резко обвивая тело пса и увлекая его к выходу.  Мгновение -
и со скользяще-чмокающим звуком Антон исчез в квадратном проеме,  словно
весил не больше болонки.
     Снаружи,  однако,  тут  же  донеслось  рычание  -  Евгений  не  мог
различить,  издает его одно существо или два -  и  звуки борьбы:  возня,
какие-то тяжелые глухие удары об землю и о стену,  потом -  сырой треск,
как будто рвалось и лопалось что-то мокрое.  Затем звуки стали удаляться
и затихли.
     - Теперь - все? - прошептал Евгений, не смея поверить в спасение. -
Оно в самом деле ушло?
     - Антон... - почти простонала Алиса, не слушая.
     Евгению,  наконец,  удалось отыскать свой обломок поручня,  хотя он
понимал,  насколько несерьезно это оружие против неведомой ночной твари.
То,  что просунулось в избушку, было, как минимум, метра три в длину - а
ведь это была лишь часть ее тела...
     И  тут  он  снова  услышал  шорох  снаружи.   А  затем  -  жалобное
поскуливание.
     - Он  живой!  -  Алиса  вскочила и  быстро выбралась наружу.  Через
несколько  секунд  ее   голова  вновь  просунулась  во  входную  дыру  и
нетерпеливо потребовала: - Помоги!
     Антон лежал в  нескольких метрах от хижины и все еще пытался ползти
по  направлению к  ней.  Алиса  присела возле  пса,  принялась гладить и
осторожно ощупывать его,  затем обняла, просунув руки под передние лапы.
"Бери его сзади,  осторожно", - велела она растерянно топтавшемуся рядом
Евгению.
     Вдвоем они  подняли тяжеленное тело огромного пса  (Евгений вновь с
содроганием подумал о той силе,  которая выдернула его из хижины, словно
пушинку) и не без труда затащили в дом. Антон продолжал скулить и тяжело
дышал.  Осмотреть его в темноте было невозможно, но шерсть, слипшаяся от
теплой крови,  свидетельствовала об открытых ранах. "Перевязать надо", -
пробормотал Евгений и тут же задумался: чем? Старой одеждой? Так она вся
грязная, только хуже будет...
     Пока он пребывал в этих раздумьях,  Алиса опустилась на четвереньки
рядом с собакой, наклонила голову и...
     - Что ты делаешь?! - воскликнул Евгений с ужасом и отвращением.
     - Зализываю раны,  -  ответила девушка,  на миг отрываясь от своего
занятия.
     - Но... он же собака! Как тебе не противно!
     - Он спас твою жизнь, - строго ответила Алиса.
     - Мм...  да,  конечно...  но...  - пробормотал Евгений и растерянно
замолк. По крайней мере, от него не требовали делать то же самое.

     С утра,  разумеется,  речь ни о какой экспедиции уже не шла.  Алиса
практически не отходила от раненого пса; при свете дня стало ясно, что у
Антона разодран бок и  переломаны,  по  меньшей мере,  несколько ребер и
правая задняя лапа.  В  целом его  перспективы,  тем более в  отсутствие
врачебной помощи,  выглядели безрадостно. Впрочем, удивительно было, что
он  вообще пережил ночной бой;  обойдя на рассвете вокруг дома,  Евгений
только  присвистнул,  глядя  на  глубокие,  ощеренные  щепками  борозды,
оставшиеся на бревнах, и на следы на земле, по которой словно проволокли
ствол многовекового дуба вместе с  корнями.  На стенах хижины и на траве
все еще блестели пятна слизи.
     - И  как  только Антону удалось прогнать эту тварь,  -  пробормотал
Дракин,  пока они с  Алисой кое-как прилаживали на место шкуру рогатого,
надорванную, но все еще пригодную на роль занавески.
     - Укусил, где больно, - предположила Алиса.
     - Почему оно вообще пришло? Раньше ведь такого не было?
     - Не было...  -  девушка вдруг резко повернулась к нему:  -  Ты где
зарыл кости?
     - Мм... тут где-то, - смутился Евгений.
     - Тут?  Рядом?  Не в лесу?!  - теперь у Алисы был такой вид, словно
она сейчас вцепится ему в горло, и Дракин невольно попятился:
     - Ну ты же не объяснила, где... И потом, ну, не могла же такая туша
припереться из-за нескольких обглоданных косточек...
     - Не  могла?   Нам  это  приснилось?   -  Алиса,  кажется,  впервые
продемонстрировала, что ей не чужда ирония. - Антону тоже?
     - И потом,  ты ведь сама вчера мертвую руку просто так выбросила...
До  сих  пор  тут  где-нибудь в  траве  валяется...  -  Евгений невольно
скользнул взглядом по траве, но никакой руки так и не увидел.
     - Рука старая, - безапелляционно возразила девушка. - Кости свежие.
     - Ну,  я  же  не  знал,  -  он  терпеть не мог оправдываться,  но и
выглядеть недоумком,  чуть не  погубившим их  всех,  не хотелось.  -  Ты
сказала "Снаружи" - и все.
     - Снаружи -  это там,  - Алиса махнула рукой на лес. - За кругом, -
она провела по воздуху рукой,  имея в виду,  видимо,  границу поляны. Но
затем все же признала справедливость его возражений: - Ты не знал, да. Я
плохо говорю.
     - Со  времени  нашей  встречи ты  стала  говорить намного лучше,  -
поспешил закрепить примирение Евгений,  тем более что это была правда. -
Слушай, пить хочу ужасно. Где здесь вода? Только не говори, что не пьешь
ничего, кроме крови!
     - Родник. Там, - она махнула рукой; родник, очевидно, находился под
покровом леса. - Пойдем. Я возьму, куда налить. Надо будет поить Антона.
     Она  нырнула в  хижину;  после  вчерашнего "совка" Евгений уже  был
готов к  тому,  что  сосудом для  воды окажется остальная часть черепа с
залепленными чем-то глазницами.  Но Алиса вернулась всего лишь с  чем-то
вроде  грубо  выстроганной из  цельного бревна бадьи с  проверченными по
бокам дырами для переноски.
     - Где это было? - удивился Дракин. - Я вчера не нашел.
     - Под землей.
     - Закопано прямо в полу? - понял Евгений. - Но зачем?
     - Мало ли кто может прийти, когда нас нет дома.
     Угу,   констатировал  Дракин,   значит,  куча  одежды  ценности  не
представляет,  а  вот бадья,  изготовление которой наверняка потребовало
немало времени и  сил...  Но  кто может на  нее позариться?  Уж  явно не
животные!  Хотя Алиса говорила,  что  ей  не  доводилось встречать здесь
других людей.  Но,  конечно,  они  могут в  любой момент появиться,  как
появился вчера он сам...
     Родник оказался самым обыкновенным -  журчал себе, выбиваясь из-под
земли у  подножия лесного пригорка,  заполнял небольшую ямку с  песчаным
дном,  откуда как  раз  удобно было  черпать воду,  и  убегал извилистым
ручейком куда-то  дальше  в  заросли травы.  Евгений,  наконец,  напился
чистой холодной воды;  Алиса тоже утолила жажду прямо из ямки. Затем они
ополоснули и  наполнили бадью  и,  взявшись каждый за  импровизированную
ручку  со  своей стороны,  отнесли ее  обратно в  дом.  Алиса приподняла
голову раненого пса, чтобы он мог лакать прямо из бадьи; Евгений смотрел
на это без всякого удовольствия,  но, похоже, отдельной посуды для собак
и  людей в  этом доме не имелось.  Затем девушка отправилась,  как понял
Евгений,  собирать  целебные  растения,  оставив  его  "присматривать за
Антоном".
     Ни  малейших ветеринарных познаний Дракин не  имел,  своей  собаки,
равно как и какого-либо иного домашнего питомца,  у него никогда не было
(когда его спрашивали,  есть ли у него какое-нибудь животное, он отвечал
стандартной  шуткой   "только  мышка",   имея   в   виду,   естественно,
компьютерную),  так  что  вся "помощь",  которую он  мог оказать Антону,
состояла в  том,  чтобы  сидеть  неподалеку,  периодически поглядывая на
раненого пса и прислушиваясь, не испустил ли он еще дух. Впрочем, даже в
нынешнем своем  беспомощном состоянии и  даже  после своих ночных заслуг
черный великан все еще внушал юноше некоторые опасения.  Хотя,  конечно,
великаном он был лишь по собачьим меркам, а если сравнивать с _местными_
обитателями...
     - А что,  Антон, - произнес вслух Евгений, глядя на жуткую морду, -
ты-то не хочешь вернуться домой?
     Пес приоткрыл глаза и  посмотрел на  юношу страдальческим взглядом.
Впрочем,  было в этом взгляде что-то еще,  помимо физического страдания.
Антон словно понимал, о чем его спросили...
     А  почему бы  и  нет,  подумал Евгений.  Он читал,  что самые умные
собаки способны усвоить до двухсот слов.  И хотя, глядя на морду Антона,
отнести его  к  самым  умным было  сложно,  но  уж  слово "домой" должна
понимать любая собака. Может быть, если скомандовать Антону "домой!", он
способен сделать то,  чего  не  смог  никто  из  попавших сюда  людей  -
отыскать дорогу отсюда?  Так просто,  да.  Алиса просто не  пробовала...
Хотя "домой" для Антона теперь - это скорее в эту хижину...
     - Домой,  в Москву,  - сказал Дракин, пристально глядя на собаку. -
Москва, понимаешь? Измайловский парк и оттуда - где ты там раньше жил...
     Уж  такую конструкцию пес  никак не  мог  понять,  откуда ему знать
географию.  Тем не  менее,  он с  явным усилием приподнял голову и  даже
попытался гавкнуть.  Из  его пасти вылетел сгусток крови и  шлепнулся на
земляной пол.
     - Лежи уж, - вздохнул Евгений. - Планы строить - дело хорошее... да
только не жилец ты, надо полагать.
     Антон глухо рыкнул. Недобро. Протестующе.
     - И  это  понимаешь?  -  удивился юноша.  -  Ну  ладно,  извини  за
пессимизм. На самом деле я в собачьих болезнях ничего не смыслю, так что
игнорируй мое суждение, как некомпетентное...
     Нет, у меня точно крыша едет, подумал Дракин. Говорю с собакой, как
с  равным.  Сейчас еще свою диссертацию с  ним обсуждать начну...  -  он
машинально почесал нос.
     Вернулась Алиса -  со старой матерчатой сумкой,  словно домохозяйка
советских  времен.  Вот  только  в  сумке  лежали  вовсе  не  магазинные
продукты, а какие-то почти черные, резко пахнущие листья, куски обросшей
бледным волосатым лишайником коры  и  даже  грибы самого подозрительного
вида, больше похожие на скопление мокрых бородавок. Евгений понимал, что
лекарственное сырье вовсе не обязано выглядеть и  пахнуть,  как розы,  и
все  же  посмотрел на  эти  дары леса скептически.  А  уж  когда девушка
принялась тшательно пережевывать эту дрянь,  сплевывать в  ладонь темную
тягучую  слюну  и   мазать  раны  собаки,   Евгений  и  вовсе  предпочел
отвернуться,  чувствуя,  как к горлу снова подступает тошнота.  Кажется,
что-то  из  пережеванного Алиса  скормила  самому  Антону;  пес  покорно
глотал,  хотя явно не испытывал от этого удовольствия. "Хорошо, что хоть
не в обратную сторону",  -  подумал Евгений;  ему вспомнилось, что волки
кормят детенышей отрыгнутой пищей  -  и,  разумеется,  не  видят в  этом
ничего плохого.  Впрочем,  зайцы и кролики, которыми так любят умиляться
недалекие люди,  вообще едят собственные фекалии,  и  для  них  это тоже
нормальная часть пищеварительного процесса...  Кто на  самом деле должен
быть  более  отвратителен человеку  -  какой-нибудь  чешуйчатый  монстр,
питающийся,  как и сами люди,  свежим мясом,  или такой вот милый зайка?
Вопрос,  на самом деле,  лишен смысла,  ибо глупо оценивать норму одного
биологического вида с позиций другого...
     Глупо, да. Но смотреть все равно противно.
     Разумеется,  без  Антона  охота  на  лесную дичь  в  этот  день  не
состоялась.   Вместо  свежего  мяса  Алиса  принесла  из  леса  какие-то
пупырчатые коренья;  Евгений уже был готов к тому, что они сейчас начнут
шевелиться и кусаться, но коренья вели себя так, как кореньям и положено
- то есть никак.
     - Ешь, - она протянула свою добычу Дракину.
     - А ты? - спросил он не без подозрения в голосе.
     - Я уже.
     Евгению  ничего  не  оставалось,  как  по  возможности  старательно
очистить корень от земли и сунуть в рот. На вкус он оказался сладковатым
и  довольно  сочным,  отдаленно  напоминая  помесь  редиса  с  капустной
кочерыжкой. Как ни странно, эта пища была довольно-таки сытной.
     В течение этого дня Дракин несколько раз пытался разговорить Алису,
надеясь узнать что-то о ее прошлом,  но не преуспел.  Девушка по большей
части возилась со своим псом,  который был все так же плох, а на вопросы
отвечала односложно и порою вообще невпопад.  Скучая, Евгений выходил из
хижины, прогуливался по поляне, глядел в серую пустоту, заменявшую здесь
небо,  но углубляться в лес не решался. Кажется, граница поляны и впрямь
имела  некое  символическое значение;  насколько понял  Дракин  со  слов
Алисы,  твари из леса хотя и  могли ее пересечь,  все же предпочитали не
делать этого без веской причины.  Правда, как выяснилось, такой причиной
могут быть даже закопанные в землю кости;  Евгений поинтересовался, надо
ли их выкопать и перенести в лес,  но Алиса ответила,  что теперь в этом
уже нет смысла.  Действительно, в эту ночь ни прежнее, ни новые чудовища
не приближались к  хижине.  Правда,  Евгения несколько раз будили крики,
стоны и завывания, доносившиеся из мрака леса. Один жуткий вопль, полный
боли  и  страха,   прозвучал  совершенно  по-человечески;  Евгений  даже
подпрыгнул на своей травяной кровати.
     - Кто это? - хрипло спросил он Алису, которая тоже проснулась.
     - Мертвец, - спокойно ответила она.
     - Мертвец?!  Ты хочешь сказать,  что у вас тут,  -  он запнулся,  -
ж-живые мертвецы бродят?
     - Был - живой. Теперь - мертвец, - лаконично пояснила Алиса.
     Следующий день  оказался  весьма  похож  на  предыдущий,  за  одним
исключением: у Антона обозначилась, как выражаются медики, положительная
динамика.  Пес,  конечно,  все  еще  лежал влежку,  но  уже не  выглядел
умирающим;  раны подсохли и  больше не  казались свежими -  удивительное
дело,  подумал Евгений,  ведь на  них даже не  были наложены швы,  да  и
никакой  антисептической обработки тоже  не  было...  не  считать же  за
таковую обмазывание пережеванными растениями...  Да и вообще,  внешне-то
все  может  выглядеть и  неплохо,  но  кто  знает,  какие воспалительные
процессы еще могут развиться внутри, подумал Дракин, теребя нос.
     Вдруг  он  отдернул  руку,  поморщившись -  ему  стало  больно.  Он
сообразил,  что за последние пару дней чешет нос уже не в первый раз, но
доселе просто не  обращал на  это  внимание -  но  вот теперь,  кажется,
расчесал уже основательно. "С чего бы это вдруг? - подумалось ему, и тут
же  пришел успокоительный ответ городского жителя:  -  Наверное,  укусил
кто-то".  Гм!  Такой ответ звучит успокоительно для Москвы, где "кто-то"
означает всего-навсего комара,  причем не  малярийного -  а  вот  что за
погань могла его тяпнуть здесь, и с какими последствиями...
     - Алиса,  отвлекись на минуту от своей собаки. Посмотри, что у меня
на носу?
     - Красное,   -   сказала  девушка,   бросив  на   него  не  слишком
обеспокоенный взгляд.
     - Сильно красное?
     - Нет.
     - Как по-твоему, это опасно?
     - Не знаю. Вряд ли.
     Евгения,  разумеется,  задело  такое  безразличие к  его  здоровью,
особенно на  фоне  поглощавшей все  внимание девушки заботы  об  Антоне.
Конечно, жуткие травмы, полученные псом, нельзя было сравнить с каким-то
красным пятнышком на  коже,  но  все-таки одно дело собака,  а  другое -
человек!  Причем,  похоже,  единственный в  этом мире,  не  считая самой
Алисы... И, между прочим, с маленьких красных пятнышек иногда начинаются
вещи похуже глубоких ран и переломанных костей.  Проказа,  например... и
мало ли какие еще могут быть _местные_ болезни...
     Чувствуя,  как жидкий лед разливается по животу и  сердце переходит
на  испуганный галоп,  Евгений ощупывал свой злосчастный нос -  вроде ни
онемения,  ни язв нету...  -  потом вспомнил о  пудренице с зеркальцем и
принялся торопливо копаться в старом тряпье,  разыскивая ее.  Интересно,
кстати,  что для Алисы этот предмет,  похоже, не представлял ни малейшей
ценности.  Ну понятно,  наводить красоту ей тут особо не перед кем...  и
все-таки - девчонка, не имеющая желания хотя бы иногда взглянуть на себя
в зеркало?  Впрочем,  то,  что Алиса -  странная девушка, было понятно с
самого начала их знакомства...
     Наконец  Евгений обнаружил искомое и,  выйдя  на  улицу,  где  было
посветлее,  тщательно - насколько позволяло мутное маленькое зеркальце -
осмотрел свой нос.  Выглядело и  впрямь нестрашно -  кажется,  даже и не
след от  укуса...  покраснение,  скорее всего,  вызвано его собственными
усилиями.  Не надо было расчесывать, как в старом анекдоте про Гондурас.
Но ведь что-то вызвало зуд?
     Может,  просто грязь,  мрачно подумал Евгений. Если я не найду, где
можно нормально помыться, через неделю буду чесаться весь.
     Он  вновь с  тоской посмотрел в  небо,  лишенное каких-либо светил.
Сама по себе сплошная облачность - если это облачность - для современной
астрономии еще не  катастрофа.  Радиотелескоп бы  сюда...  Любые бытовые
проблемы,  связанные с  полудикой жизнью -  сущая ерунда по  сравнению с
тоской неизвестности.  Даже если окажется,  что местные звезды не  имеют
ничего общего с картиной земного неба, это все равно лучше, чем...
     Чем тот кошмар, который упорно подсовывало ему подсознание. Мысль о
том,  как он сканирует небо в  радио-  и  в рентгеновском диапазоне -  и
видит то же самое.  То есть ничего.  Совсем ничего. Потому что нет здесь
никаких звезд.
     Нет вообще ничего, кроме этого леса и серой пустоты над ним.
     Но ведь где-то лес кончается?
     Допустим,  кончается.  Просто  обрывается  в  пустоту.  Как  в  тех
страшилках,  которыми пугали  друг  друга  в  старину мореходы,  еще  не
знавшие,   что  земля  круглая...  Или  этот  мир  просто  замкнут,  как
поверхность тора.  Пойдешь налево -  вернешься справа,  вперед -  сзади.
Причем  шагать  придется не  тысячи  километров,  а  от  силы  несколько
десятков.  Не  планета в  другой Галактике,  даже не Земля после ядерной
войны -  просто Место,  и все.  Ничего больше. Никакого космоса, никакой
бесконечной Вселенной...
     Вот что по-настоящему ужасно, а не бродящие в лесу твари.
     Хотя в тварях тоже нет ничего приятного.
     И тут Евгения постигло озарение. Он понял, каким образом совместить
его модель,  лежащую в основе диссертации, со столь неприятно смутившими
его   новейшими   американскими   данными.   Требовалось   одно   смелое
предположение, связанное с метрикой пространства... смелое, но красивое,
черт  побери!  Теперь  ему  уже  вовсе  не  хотелось,  чтобы  наблюдения
американцев оказались артефактом. Потому что, если они подтвердятся... и
более того -  если будут сделаны новые наблюднения такого рода, которые,
видимо,  сможет предсказать его обновленная модель...  да ведь это может
стать эпохальным открытием!  Тут уже пахнет не просто кандидатской, а...
вот так же в  свое время не укладывалось в  классическую модель смещение
перигелия Меркурия...
     Дракиным овладел зуд,  никак не связанный с  пошлой физиологической
чесоткой.  Немедленно  проверить  идею,  пересчитать формулы,  запустить
новые данные в модель! Компьютер мне, полцарства за компьютер!
     Вот только нет у него ни компьютера,  ни полцарства.  Даже бумаги и
ручки  нет.   Проклятье!  Именно  теперь,  когда  ему  в  голову  пришла
гениальная идея,  застрять в  каком-то безвыходном пузыре вне нормальной
Вселенной!
     Спокойно.  Насчет  пузыря  и  безвыходности  -  это  не  более  чем
недоказанные страхи.  Он  выберется.  Он  обязательно  выберется.  Антон
поправится, и они пойдут к рельсам... А пока... пока хотя бы палочкой на
земле набросать самые предварительные расчеты...

     Несколько  следующих дней  продемонстрировали Евгению  удивительную
стабильность местных условий.  Одна и та же погода -  относительно тепло
днем,  прохладно ночью,  никакого ветра, никаких осадков. Вид неба, само
собой,  тоже  не  менялся.  День  был  равен ночи,  и,  будь  у  Евгения
работающие  часы   -   а   заодно  какой-нибудь  прибор  для   измерения
освещенности, позволяющий точно определить начало и конец светового дня,
когда не  видно,  как солнце пересекает горизонт -  он бы убедился,  что
равенство это не примерное,  а  строгое,  и за прошедшие дни соотношение
светлой и  темной части суток совершенно не изменилось.  Алиса говорила,
что  так здесь "всегда".  Что,  в  свою очередь,  означало,  что либо он
находится на планете,  чья ось перпендикулярна плоскости орбиты, либо...
либо  его  кошмарное подозрение,  что  это  место  не  имеет отношения к
планетам  и  звездам,  подтверждается.  Удивительная стабильность погоды
свидетельствовала в  пользу последнего.  Даже на планете,  где нет смены
времен года, должны периодически дуть ветры и идти дожди...
     Разумеется,  Евгений знал,  как проверить,  вращается ли  мир.  Для
этого нужно соорудить большой маятник;  вращение планеты, если оно есть,
приведет к  тому,  что его плоскость колебаний будет поворачиваться.  Но
где взять трос или канат длиной в десятки метров? И если бы даже таковой
нашелся  -  удастся  ли  влезть  на  достаточно  высокое  дерево,  чтобы
закрепить там этот трос?  К  тому же даже отрицательный результат еще не
гарантировал бы,  что это не  планета -  вдруг его угораздило попасть на
экватор...
     Так  что  Евгений не  стал и  дальше размышлять на  эту тему.  Куда
больше  его  занимала его  астрофизическая гипотеза -  которая,  правда,
никак не  объясняла,  куда и  как он угодил,  зато давала ответ на более
глобальные вопросы.  Увы,  без компьютера и доступа к данным в интернете
он  не  мог  заняться ею  как  следует  -  и  все  же  пытался вывести и
рассчитать хотя бы  то,  что  мог.  Поначалу он  и  впрямь писал формулы
веточкой по  утоптанной земле,  потом,  решив,  что это годится лишь для
промежуточных преобразований,  но  для хранения выводов ему все же нужно
что-то более долговечное,  попросил у Алисы ее перочинный нож и принялся
корябать  на  деревянных  стенах  хижины.  Алиса  поначалу  отнеслась  к
подобному украшательству своего  жилища равнодушно,  но  вскоре заявила,
что  так  он  быстро  затупит  единственный нож.  Евгений  был  вынужден
признать  справедливость ее  возражений;  в  то  же  время  он,  однако,
обнаружил,  что зря недооценивал свою способность проделывать выкладки в
уме,  всегда сразу же кидаясь к  компьютеру или,  на худой конец,  листу
бумаги. Вспомнились истории о людях, брошеных в тюрьмы и лагеря, которые
сочиняли и  заучивали целые  трактаты или  музыкальные произведения,  не
имея никаких возможностей для записи...
     Антон меж тем быстро шел на  поправку.  Дракин даже не  представлял
себе,  что  глубокие раны,  да  еще  при  таком уходе,  от  котого любой
профессиональный  врач  пришел  бы  в  ужас,  могут  зарастать  с  такой
скоростью.  Да и кости, похоже, прекрасно срастались без всякого гипса и
шин.  "Заживает,  как на собаке",  - с мрачным видом сострил Евгений, но
Алиса,  похоже,  не поняла его шутки. Возможно, не слышала прежде такого
выражения.
     Увы,   для  мрачности  у  Дракина  были  причины.  Сам  он  не  мог
похвастаться такими же успехами по части здоровья. Спина все еще ныла, и
более того - как он ни гнал от себя эту мысль, но вынужден был признать,
что она стала ныть больше;  боль расползлась от  лопаток во все стороны,
от  плеч до середины позвоночника.  Зуд также распространился от носа по
всему лицу,  а  затем перекинулся и на руки.  Евгений говорил себе,  что
это,  вероятно, аллергия, вызванная не то травой, на которой он спал, не
то  непривычной пищей  (питаться им  всем,  включая Антона,  по-прежнему
приходилось дарами леса,  которые приносила Алиса -  среди них  были  не
только корнеплоды, но и какие-то странные мягкие орехи, и даже грибы, на
вкус  напоминавшие  сырое  мясо;   впрочем,   псу   пару  раз   перепали
"деликатесы" в виде найденных Алисой дохлых грызунов неизвестной породы,
от  которых уже заметно пованивало).  В  прежней жизни Евгений,  правда,
никакими аллергиями не страдал, но ведь и с подобной флорой он прежде не
сталкивался...  Увы, при всей успокоительности этой версии, мысль о том,
что все обстоит гораздо хуже,  и  он  все же  заразился какой-то местной
дрянью -  возможно,  опасной,  и даже смертельной! - выглядела ничуть не
менее вероятной.  Евгений терпеть не мог обращаться к врачам,  но все же
мысленно дал себе клятву, что сделает это сразу же, как только выберется
отсюда.  "Выбрался  один  такой!"  -  ехидно  отвечал  внутренний голос.
Евгений впивался ногтями в  ладони и  старался вновь  сосредоточиться на
проблемах переменных звезд.
     Поделиться своими страхами с Алисой он почему-то не решался.  То ли
его так задела ее  равнодушная реакция на  его первую жалобу,  то  ли он
подсознательно опасался, что в его болезни окажется нечто постыдное (что
было,  конечно,  глупо),  то ли его смущали возможные методы лечения (на
Антоне,  впрочем,  продемонстрировавшие свою эффективность), то ли... то
ли  он  просто боялся услышать приговор.  Сама Алиса по-прежнему уделяла
больше внимания своему псу,  нежели своему гостю, и, похоже, не обращала
внимания на легкое покраснение кожи юноши.
     Вообще их  взаимоотношения складывались странно.  Евгения несколько
смущало,  что он явочным порядком поселился в  ее маленькой хижине,  ест
то, что она добывает в лесу, а сам не приносит никакой пользы, не считая
чисто символического "приглядывания за Антоном" в  ее отсутствие.  Он бы
помог ей по хозяйству,  но никакого "хозяйства",  как такового, не было.
Девушка,  в  свою  очередь,  не  высказывала никакого  неудовольствия по
поводу свалившегося на нее нахлебника,  но и не делала никаких попыток к
сближению. Нет, не только к "сближению" в том смысле, о котором в первую
очередь подумали бы девять из десяти сверстников Евгения;  сам он твердо
решил посвятить жизнь науке и постановил, что всяким половым глупостям в
ней  не  место,   так  что  отсутствие  у   Алисы  женского  интереса  к
"единственному мужчине в этом мире" его полностью устраивало. Но девушка
явно не стремилась и к чисто дружескому сближению с человеком, с которым
волей-неволей делила кров, а когда он сам пытался завести непринужденную
беседу,  отвечала односложно или  вовсе  молчала.  Было  ли  причиной ее
недостаточное знание языка?  Вряд ли;  за считанные дни,  прошедшие с их
первой встречи, ее речь и впрямь стала намного лучше. Или она просто так
долго жила в полном одиночестве,  если не считать собаки, что уже просто
не  представляла себе,  как  общаться с  другими людьми?  Или все дело в
тяжелых воспоминаниях об ее прежней жизни - воспоминаниях, из-за которых
она  не  хочет  возвращаться  назад  и,  вполне  вероятно,  связанных  с
мужчинами?  Тоже вряд ли - тогда она бы проявляла к нему неприязнь, даже
не  осознанную,  а  ничего такого он тоже не замечал.  Скорее у  Евгения
возникло впечатление,  что  она  относится к  нему,  как  к  чужому.  Не
плохому,  не  враждебному -  просто чужому.  Постояльцу,  с  которым нет
смысла знакомиться ближе, потому что он все равно скоро уйдет.
     Уйдет, да. Что бы это слово здесь ни значило.
     Впрочем, он ведь действительно собирается уйти, и как можно скорее.
Но не так, как ушли те, от кого осталась лишь куча рваного тряпья.
     Наконец  Антон  оправился  настолько,   что  сперва  несколько  раз
вальяжной трусцой обежал вокруг хижины,  уверенно ступая на  недавно еще
сломанные лапы,  а  затем  отправился в  лес  вместе со  своей хозяйкой.
Возвратились они пару часов спустя.  Когда Антон тяжело прыгнул в хижину
через  входное  отверстие,   Евгений  вздрогнул:   вся  морда  пса  была
перемазана кровью. Впрочем, вид у зверя был довольный.
     - Что это? - спросил Дракин пролезшую следом Алису.
     - Падаль,  -  ответила она, проследив направление его взгляда. - Он
поел.  Я не стала.  Люблю свежее.  Но ему еще рано для охоты.  Ничего не
поймали. Яйца будешь?
     - Давай,  -  согласился Евгений.  Он  тут  же  вспомнил,  что  яйца
придется есть сырыми,  но,  за неимением лучшего...  К тому же ему стало
любопытно, каковы яйца местных птиц. Он слышал в лесу голоса, похожие на
птичьи, но ни одной птицы здесь пока что не видел.
     Алиса положила на пол свою сумку, широко раскрыв ее. То, что лежало
внутри,  мало  походило на  куриные или  вообще  птичьи яйца.  Это  были
влажные на  вид  белесые шары диаметром около восьми сантиметров;  когда
Евгений взял одно из  них  в  руку,  то  убедился,  что  оно  покрыто не
скорлупой, а мягкой пленкой.
     - И как это есть? - спросил он без энтузиазма.
     - Прокусить кожуру - высосать - выбросить кожуру.
     Сделав над  собой  очередное усилие,  Дракин последовал инструкции;
густая слизь,  наполнившая его рот,  почти не имела вкуса,  но, с другой
стороны,  ничего явно отвратительного в  ней тоже не было.  "Практически
как устрицы", - подбодрил себя юноша, пробовавший этот морской деликатес
один раз в  жизни и  не  понявший,  что же люди в  нем находят.  Так что
Евгений  благополучно расправился с  первыми четырьмя яйцами;  когда  он
высасывал пятое,  ему  в  рот проскользнула какая-то  куда более плотная
масса,  причем словно бы ощетиненная отростками,  коловшими нёбо и язык.
Евгений  закашлялся,  выплевывая это;  на  землю  шлепнулось скрюченное,
почти сформировавшееся тельце с  тремя рядами поджатых членистых ножек и
непропорционально большой безглазой головой со жвалами.
     Брезгливость Дракина  за  последнее время  подвергалась уже  многим
испытаниям,  так  что  ему  удалось  подавить  рвотный  позыв.  Он  лишь
сдавленно спросил:
     - Что это за дрянь?
     - Некоторые созревают раньше остальных. Бывает, - ответила Алиса, с
аппетитом расправляясь со  своей  долей яиц.  -  Ты  зря  выплюнул,  они
мягкие. Можно жевать. Панцирь твердеет, только когда вылупятся.
     Антон,  хотя и сытый, но считавший, очевидно, всякую упавшую на пол
еду своей собственностью, не замедлил подтвердить ее слова делом.
     "Мед -  это выделения насекомых",  -  напомнил себе Евгений. "Шелк,
кстати,  тоже, хотя его и не едят..." Но эти разумные соображения все же
не заставили его притронуться еще хотя бы к  одному яйцу.  Вместо этого,
поглядев на довольного Антона,  он вновь поднял тему экспедиции к началу
рельсов.
     - Хорошо,  -  неожиданно  легко  согласилась  Алиса.  -  Завтра  мы
проводим тебя.
     - Только до рельсов,  или туда...  в  смысле,  откуда они ведут?  -
постарался развить успех Дракин.
     - Я пойду с тобой. Один ты можешь не вернуться назад.
     - А  ты  хочешь,  чтобы я  вернулся?  -  не удержался Евгений.  Он,
конечно,  понял,  что она имеет в  виду возвращение в этот дом,  а не во
внешний мир.
     - Думаю,  тебе еще рано уходить,  - спокойно (и как будто не совсем
последовательно) ответила она.

     На следующее утро они отправились в путь.  Уже рассвело,  но на сей
раз  в  лесу  было тихо.  Не  слышно было даже обычных шорохов,  которые
Дракин уже  не  относил за  счет  отсутствующего здесь  ветра.  Впрочем,
возможно,  все дело было в том, что сейчас они шли по другой части леса,
в  которой Евгений еще  не  бывал;  он  точно помнил,  что,  когда Алиса
привела его в свое жилище, они вышли к хижине с другой стороны.
     - Не  нравится мне эта тишина,  -  тем не менее,  пробурчал Дракин.
Чрезмерно доверившись своим спутникам,  он не взял свое "копье" и теперь
сожалел об этом.
     - Антон спокойный, - возразила девушка.
     - А может быть опасность,  которую он не учует?  Или которая грозит
нам, но не ему...
     - Он всегда чует... других.
     - Хмм...  -  протянул Евгений с  сомнением и  уже  привычным жестом
почесался сквозь грязную рубашку.  -  Все равно, подозрительно как-то...
("Гм,  а  что здесь вообще не  подозрительно?") Птиц не слышно...  Здесь
вообще птицы есть?
     - Нет, - равнодушно ответила Алиса.
     - Нет? В смысле, поблизости? Или вообще?
     - Вообще. Здесь нет тех, кто летает.
     Значит,  и летучих насекомых тоже, подумал Дракин. В самом деле, он
и цветов здесь не видел -  некому их опылять... И никакие местные комары
его,  выходит,  не кусали.  Впрочем,  он давно уже понял, что его кожные
проблемы не могут быть вызваны единственным укусом...  Интересно, почему
все-таки нет летающих видов?  Вроде бы сила тяжести и  плотность воздуха
здесь вполне земные. Это лишний раз наводит на мысль, что местное небо -
на самом деле совсем не небо...  А что?  Может быть,  стенка террариума?
Или  лабораторное стекло?  Какой-то  инопланетный разум создал это место
искусственно  и   с   одному   ему   ведомыми   целями   собирает  здесь
представителей разных миров  -  причем из  биосферы Земли его  почему-то
интересуют только люди...  гм,  ну еще собаки...  в  то время как другие
миры  представлены  дикими  животными.   Гипотеза  красивая  -  и  более
приятная,   нежели  провал  в   потустороннее  нечто,   находящееся  вне
нормальной Вселенной;  в  конце  концов,  с  разумными  существами можно
договориться...   хотя  почему-то  никому  из  предшественников  это  не
удалось.  А  главное -  нет,  не  сходится.  Это  только в  безграмотной
фантастике существа с  дюжины  разных  планет спокойно выпивают вместе в
одном кабаке.  Или уживаются в одном...  гм,  заповеднике. На самом деле
различия между ними должны быть куда фундаментальнее, чем между, скажем,
африканскими львами и  полярными медведями,  которые все-таки происходят
от  общего предка.  Выходцам с  разных планет нужна разная сила тяжести,
разный состав атмосферы (даже если  все  они  дышат кислородом),  у  них
наверняка очень сильно различается биохимия...  И уж полноценно питаться
друг  другом  они  точно  не  смогут.  Сколько там  жизненно необходимых
аминокислот человек может получить только с пищей - пищей, произведенной
земными организмами?  А  может,  этот чертов зуд  как раз из-за  этого -
никакая  не  инфекция  и  не  отрава,   а,   наоборот,  нехватка  важных
компонентнов в еде?  И что -  спина тоже болит из-за этого? Гм... К тому
же  Алиса ест  то  же  самое,  и  гораздо дольше,  но  ничем подобным не
страдает...
     Внезапно нерадостные размышления Евгения  прервал  жуткий  рыдающий
хохот. Дракин уже слышал эти леденящие звуки в ночь своего прибытия - но
теперь они раздались ближе,  причем прямо по курсу.  Евгений замер,  как
вкопанный,  но Алиса и  ее пес продолжали спокойно шагать вперед.  Антон
лишь досадливо дернул ухом, словно отгоняя несуществующюю здесь муху.
     - Что... это? - выдавил из себя Дракин.
     - Хохотунчик,  -  ответила Алиса,  обернувшись через плечо.  -  Они
гадкие, но не опасные.
     Евгению ничего не  оставалось,  как последовать за  ней -  прямо на
источник визгливого,  захлебывающегося хохота, слишком истерического для
подлинного веселья...  Минуту спустя они вышли на  небольшую поляну -  и
увидели.
     Существо,  корчившееся на траве, телосложением напоминало небольшую
горбатую обезьяну -  или,  скорее,  Горлума из фильма "Властелин Колец",
поскольку не имело шерсти;  зато на голой коже во множестве алели прыщи.
На  тонкой шейке моталась уродливая,  непропорционально большая голова -
но  велика она  была  вовсе  не  за  счет  объема мозга (плешивый лобик,
напротив,  был низким и узким);  по большей части эта голова состояла из
широченной,  полной гнилых зубов раззявленной пасти, откуда и вырывались
визжаще-булькающие звуки  вместе с  каплями слюны.  Из  мутных,  налитых
кровью глаз, выпученных так, что они, казалось, вот-вот лопнут, катились
слезы.  От существа воняло,  как из выгребной ямы -  смрад был настолько
сильным,  что Евгений брезгливо наморщил нос даже на  расстоянии в  пару
метров.
     И все же,  несмотря на всю неприглядность этого создания,  в первый
миг  Дракин  почувствовал  жалость,   смешанную,  впрочем,  с  ужасом  и
отвращением -  ибо  хохотунчик был  чудовищно искалечен.  Все четыре его
конечности были  оторваны и  валялись вокруг на  некотором расстоянии от
туловища,  которое теперь беспомощно извивалось на земле, суча кровавыми
культями и  содрогаясь в  приступах своего дикого,  противоестественного
хохота.  Увидев Алису и  ее спутников,  злосчастный уродец захохотал еще
громче и  даже попытался ткнуть в  их  сторону торчащим из  рваного мяса
обломком кости - тем, что осталось у него от правой руки. Кровь брызнула
длинными струйками и опала в траву.
     Евгений сообразил, что хохотунчик не стал жертвой хищника. Голодный
зверь, конечно, мог бы откусить ему конечности - но лишь для того, чтобы
съесть,  а не бросить здесь же. Или этого зверя спугнул кто-то еще более
страшный? Не похоже: оторванные члены разложены вокруг еще живого тела с
какой-то   подчеркнутой  симметрией,   словно  в   виде  преднамеренного
глумления...
     - Кто это с  ним сделал?  -  спросил Дракин,  с испугом озираясь по
сторонам; вивисекция явно была произведена совсем недавно.
     - Тот, кому это нравится, - логично ответила Алиса.
     - Это  животное?  Или...  -  Евгений знал лишь одного представителя
фауны,  способного  получать  удовольствие  от  подобных  вещей,  -  или
человек?
     - Это другой.
     - Гм. И как этот "другой" выглядит?
     - Не знаю.  Таких много. Они разные. Нас не тронет, - добавила она,
поняв, что беспокоит ее спутника. - Побоится Антона.
     - А  этот?  -  юноша  кивнул на  истекающего кровью хохотунчика.  -
Почему он смеется? Или это на самом деле не смех?
     - Это же хохотунчик, - ответила девушка тоном человека, поясняющего
очевидное. - Им все смешно.
     - Что - все? - не понял Евгений.
     - Вообще все. Страх, голод, боль, смерть... Чужая. И своя тоже.
     - Я уже слышал такие звуки. Тот хохотунчик тоже умирал?
     - Не точно,  -  ответила Алиса,  имея в  виду,  надо полагать,  "не
обязательно". - Может, увидел, как умирает другой. Я сказала, они на все
так...
     - Реагируют, - подсказал Дракин.
     - Да. Идем.
     - Что, этого так тут и бросим?
     - А  что с ним делать?  -  удивилась Алиса и,  по-своему истолковав
вопрос Евгения, пояснила: - Они несъедобные.
     - Ясное дело!  -  фыркнул Дракин.  -  Я в смысле -  добить, чтоб не
мучился.
     - Сам сдохнет,  -  равнодушно ответила девушка. - Он уже кончается.
Не хочу нож пачкать. У них кровь вонючая.
     Обойдя  стороной  корчащееся  от  боли  и   хохота  тело,   Евгений
последовал за Алисой и ее псом.
     Некоторое время спустя они углубились в  особенно густую чащу,  где
было темно даже днем.  Дракин уже  хотел спросить,  обязательно ли  идти
этим  путем,  но  тут,  протиснувшись между очередными коряво-узловатыми
стволами, с которых свисали лохмотья гниющей коры, споткнулся обо что-то
в траве -  и понял,  что промежуточная цель достигнута.  Под ногами были
рельсы -  густо  заросшие травой и  проходившие здесь  практически прямо
через деревья:  ветви смыкались над ними густым пологом,  сквозь который
едва  проглядывало серое  ничто.  Евгений различил следы,  оставленные в
этих зарослях, очевидно, его трамваем - раздробленный корень и несколько
сломанных  веток,  с  которых  свисали  длинные  застывшие капли  смолы,
похожие на  тягучую полусвернувшуюся кровь из  ран  трупа.  Значит,  они
вышли к путям выше "конечной станции";  с одной стороны это было хорошо,
так как сокращало путь, с другой - Дракин надеялся осмотреть трамваи при
свете дня и  вместе с  Алисой;  может,  там и удалось бы отыскать что-то
полезное,  хотя бы еще одну острую железяку.  Впрочем, припомнив еще раз
обстоятельства,  при которых он покинул то место в последний раз,  он не
стал настаивать на  том,  чтобы повернуть "вниз по  течению".  Да и  все
равно,  наверное,  как и в случае с тряпьем в хижине, там уже все не раз
перерыто его предшественниками...
     И  они  двинулись вверх  по  путям.  Поначалу подъем был  пологим и
практически незаметным,  затем сделался круче;  хотя  Евгений и  не  был
задохликом, какими обычно изображают "ботаников", физкультура никогда не
была его любимым предметом,  и  вскоре он  уже тяжело дышал и  обливался
потом, переставляя налившиеся болезненной тяжестью ноги. Алиса же шагала
вперед, как ни в чем не бывало, да и, глядя на Антона, тоже никак нельзя
было  сказать,   что  еще  неделю  назад  он  был  при  смерти.   "Такое
впечатление,  что он  набрался сил и  здоровья,  высосав их у  меня",  -
подумал Дракин,  сердито глядя на мускулистую черную задницу пса,  и тут
же  устыдился столь  неподобающих ученому суеверных фантазий.  С  другой
стороны, что он знал о законах этого мира и в чем мог быть здесь уверен?
     Наконец подъем сменился коротким ровным участком, а затем и пологим
спуском;  Евгений,  разумеется, понимал, что скоро будет новый подъем, и
хотел уже  предложить сделать привал,  но  тут Антон заволновался,  явно
что-то почуяв. Алиса, однако, взглянув на пса, не выказала беспокойства,
а,  напротив,  радостно скомандовала:  "Взять, Антон! Взять!" Пес рванул
вправо и скрылся в зарослях.
     - Унюхал добычу? - догадался Дракин.
     - Да, - кивнула Алиса и легко побежала следом за собакой.
     Евгений не  знал,  ждать  ли  на  месте их  возвращения или  бежать
следом; его тело хотело повалиться на траву, а разум напоминал об участи
вагоновожатого и  хохотунчика и  о  том,  что сейчас он  не защищен даже
импровизированным копьем.  Правда, он совсем не был уверен, что угонится
за  Алисой  -  а  перспектива разминуться и  потеряться делает риск  еще
выше...  Все же,  вздохнув, он побежал, приглядываясь к примятой траве и
силясь различить силуэт девушки между деревьями впереди.  В какой-то миг
ему показалось,  что там что-то мелькнуло,  он поднажал,  но,  достигнув
того места, уперся в густые колючие заросли; ни пес, ни его хозяйка явно
не могли пробежать здесь. Евгений стоял, растерянно озираясь по сторонам
и  думая,  пора ли уже кричать "ау!" и _кто_ может явиться на его крик -
но тут в отдалении (и совсем не в той стороне, где он ожидал) послышался
яростный лай, и Дракин с облегчением поспешил на звук.
     Похоже,  Антон настиг добычу;  лай не удалялся, а затем подбегавший
Евгений услышал за деревьями злобное рычание. Но, когда он готов был уже
раздвинуть ветки и выскочить к месту развязки охотничьей драмы,  высокий
мужской голос  впереди,  полный боли  и  страха,  закричал:  "Не-е-е-ет!
Не-е-е-ет!"
     Евгений замер на месте.  В  следующий миг крик сменился булькающим,
давящимся кровью хрипом и затих. Похоже, все было кончено.
     Дракин стоял в растерянности,  не зная, что ему предпринять. До сих
пор он полагал, что бродящие в этом лесу твари, двуногие или нет, лишены
разума. Как те, что представляют угрозу, так, конечно же, и те, что сами
становятся добычей Алисы и  ее  пса.  Но  уже  хохотунчик вызвал у  него
серьезные сомнения.  Животные смеяться не умеют - и уж тем более в столь
неподобающей для смеха ситуации... Хотя - кто сказал, что звуки, похожие
на смех,  действительно являются таковым?  Подобное отождествление может
быть типичной ошибкой антропоморфизма...  Но смех - это еще ладно, а как
быть вот с этими, явно человеческими и вполне членораздельными криками?!
Неужели его мрачные подозрения насчет Алисы,  которые он  гнал от  себя,
обзывая чушью из  дешевых триллеров -  все-таки правда,  и  она на самом
деле  охотится  на...   Он  вспомнил,  как  сам  был  повален  на  землю
бросившимся на  него Антоном.  Но  почему тогда она пощадила его?  Какую
участь она ему уготовила?  "Тебе еще рано уходить..." Может быть,  самое
разумное - повернуться и рвануть сейчас в чащу, стараясь производить как
можно меньше шума?
     На  задворках сознания мелькнула атавистическая мысль,  что  стыдно
спасаться бегством от какой-то девчонки. "Что еще за дебильный мачизм! -
сердито сказал себе Евгений.  -  У нее нож, и что еще важнее - у нее эта
псина,  с которой мне точно не справиться..." Да,  вот именно.  Если она
захочет,  то  пустит Антона по  следу,  так что бежать бессмысленно.  Но
главное -  он действительно не желает бежать, не разобравшись! Он должен
выяснить, что произошло там, за деревьями!
     Евгений оглянулся в  поисках хоть  какого-нибудь  оружия,  а  затем
подпрыгнул и ухватился за крепкий сук над головой.  Тот заскрипел. Юноша
несколько раз  резко дернулся всем телом вверх и  вниз,  с  каждым разом
вызывая все новый скрип и треск, и наконец его усилия были вознаграждены
- сук    сломался,    и    Евгений   пружинисто   приземлился,    сжимая
импровизированную дубину в руках.  Ну,  "дубину",  конечно -  это громко
сказано...  толстую палку с  острыми щепками на  конце,  не более чем...
Череп псу -  тем более такому!  -  этим не проломишь, но если воткнуть в
пасть вот этим острым концом...  как там у Лермонтова -  "и там три раза
повернул"... попасть еще надо, если зверюга бросится... ладно, пошли!
     Дракин решительно шагнул вперед и  тут  же  чуть  не  растянулся на
земле  -  его  нога  зацепилась за  корень.  Чудом сохранив равновесие и
морщась от  боли  -  кора ободрала ему  кожу выше ремешка сандалии -  он
обернулся,  с  досадой посмотрев на  чуть не  сорвавшую его  героический
порыв помеху. Надо же, чертова коряга прямо петлей из земли вылезла, как
будто специально!  Проследив направление корня,  Евгений понял,  что тот
принадлежит тому самому дереву,  от  которого он только что отломал сук.
"Отомстило,  да?" -  усмехнулся он и на миг задумался -  а в самом деле,
торчал  ли  этот  корень  из  земли  еще  минуту  назад?  Теперь Дракину
казалось,  что,  будь это так,  он бы заметил препятствие...  "Чушь!"  -
твердо сказал себе Евгений и  пнул корень непострадавшей ногой -  сперва
слегка,  потом сильнее и  сильнее.  Тот никак не  реагировал,  оставаясь
обычной твердой деревяшкой. Успокоенный, словно больше никакие опасности
ему не грозили, он двинулся туда, откуда слышал предсмертный крик.
     Считанные секунды спустя он  вышел,  раздвинув ветки,  на  открытое
место, где Антон настиг свою добычу. Пес уже не терзал безжизненное тело
и  спокойно уселся на траву.  Алиса,  нанесшая coup de grace -  а  проще
говоря,  только что перерезавшая жертве горло - теперь, опершись коленом
о труп, спокойно вытирала нож о его грязный косматый полушубок...
     Нет,   конечно  же.  О  шерсть.  Евгений  вздохнул  с  облегчением.
Представившиеся ему  ужасы были просто игрой разгоряченного воображения.
В окровавленной траве лежал не человек,  а баран.  И услышанные им крики
были, конечно же, обычным блеянием.
     Но откуда в лесу баран?!
     Уж его-то точно никто не мог привезти на трамвае.  Или выгуливать в
парке.
     Может быть,  конечно,  он дикий. Какой-то местный вид. Хотя Дракину
не  доводилось слышать о  лесных баранах.  Хотя -  почему нет?  Не  всем
травоядным  копытным  нужны  большие  открытые  пространства.  Олени,  к
примеру, прекрасно себя чувствуют в подобных чащах...
     Впрочем,  не похоже,  чтобы этот баран в последнее время чувствовал
себя  прекрасно.  Он  был  довольно-таки тощий,  его  шерсть -  грязной,
свалявшейся,  местами вылезшей.  "Пожалуй, замучаешься жевать такого", -
скептически подумал Дракин, подходя ближе.
     - Что это? - спросила Алиса, глядя на его оружие.
     - А,  это... - смутился Евгений. - Я думал, вдруг помощь нужна... -
он отшвырнул сук в сторону.  Антон сопроводил полет взглядом, как видно,
движимый вечным собачьим рефлексом бежать за палочкой, но все же остался
на месте.
     - Мы умеем охотится,  - ответила Алиса. В ее голосе не было обиды -
просто констатация.
     - Ты  так убежала,  не сказав,  что мне делать -  ждать,  нет...  -
упрекнул Дракин. - Вдруг бы потом потерялись!
     - Нет,  - уверенно возразила девушка. - Антон тебя всегда найдет по
следу.
     Евгений  мысленно вздрогнул от  такого  совпадения с  его  недавним
опасением.  Не  была ли  эта фраза предупреждением?  Впрочем,  Алиса уже
деловито  занялась  разделкой  туши,  сноровисто  орудуя  ножом.  Взгляд
Дракина скользнул по  дергающейся в  такт  ее  движениям голове мертвого
животного,  и юноша вздрогнул еще раз. Глаза барана были открыты - и они
оказались  пронзительно-голубыми.   Дракину  в   его   предыдущей  жизни
несколько раз доводилось видеть живых овец и баранов во время поездок на
отдых в  сельскую местность;  к их глазам он никогда не присматривался -
однако был  уверен,  что  голубоглазые среди них  не  попадались.  Да  и
вообще,  вроде бы у  овец радужка и зрачок должны быть больше...  хотя -
что он  знает об  овечьих породах?  Синеглазые кошки,  по  крайней мере,
точно бывают...
     Ели,  разумеется,  прямо на месте. Мясо и в самом деле оказалось не
очень,  особенно в сыром виде - но Алиса все же сумела вырезать наиболее
мягкие куски.  Те  из них,  что не съели сразу,  она замотала в  шкуру и
закинула получившийся узелок на  плечо.  Все остальное так и  бросили на
поляне;  Дракин был непрочь отдохнуть здесь подольше, но Алиса поднялась
и строго сказала, что теперь надо быстро уходить.
     - Запах крови? - смекнул Евгений.
     - Да,  -  ответила девушка, почему-то указывая вниз, а не в сторону
леса,  откуда могли бы  явиться голодные хищники.  Евгений посмотрел под
ноги.
     Трава вокруг растерзанной туши  шевелилась.  Отдельные травинки уже
жадно прильнули к кровавому мясу; другие медленно тянулись к нему, слепо
шевеля в  воздухе усиками;  третьи,  находившиеся еще дальше,  на глазах
вытягивались  из  земли,   обнажая  бледные,   не  знавшие  света  части
стеблей...  Последнее  производило особенно  отталкивающее впечатление -
казалось,  что  из  земли,  словно  из  разложившегося тела,  мучительно
медленно выползают длинные тонкие черви.
     - Это опасно для нас?  -  Евгений невольно покосился на  босые ноги
Алисы, стоявшие в той же самой траве.
     - Пока нет. Но дальше будет хуже.
     - Ясно... - только и пробормотал Дракин.
     Они  вновь вернулись к  рельсам и  продолжили свой путь.  Там,  где
трамвай  лихо  скатывался  под   уклон  за   считанные  минуты,   теперь
приходилось ползти в  гору час за часом.  В  какой-то момент Антону было
велено искать воду;  к  удивлению Евгения,  он  быстро справился с  этой
задачей,  выведя их  к  струившемуся по склону почти параллельно рельсам
ручейку.  Евгений задумался о том,  откуда берет начало этот ручей и как
здесь вообще вода попадает наверх в отсутствие дождей...  Может быть, ее
вытягивают из глубины какие-нибудь чудовищные корни?
     Напившись и умывшись,  они опять возвратились на трамвайный путь. А
вот и  поворот;  рельсы,  изгибаясь вправо,  скрывались в чаще.  Евгению
представилось, что вот прямо сейчас на них из-за сплошной стены деревьев
вылетит очередной трамвай;  успеют ли они отскочить? Главное, и сойти-то
с  рельсов практически некуда,  путь  буквально зажат  между зарослями с
обеих сторон...  Да нет,  не могут исчезновения происходить так часто, к
тому  же  сейчас  день,  а  днем  трамваи не  исчезают,  иначе  были  бы
свидетели... И все же Евгений почувствовал себя намного лучше, когда они
прошли длинную дугу и вновь увидели впереди прямой участок пути.
     К  тому времени,  как начало смеркаться,  они все еще шли,  и конца
пути было не видно. Пейзаж, впрочем, изменился; земля стала более сухой,
но не рассыпалась песком,  а трескалась твердыми комьями,  трава - более
редкой,  но  и  более  высокой,  с  твердыми трубчатыми стеблями,  среди
деревьев  слева  и  справа  все  чаще  попадались  совсем  засохшие  или
умирающие.  Голые стволы часто были  оплетены чем-то  вроде вздутых вен;
Дракин сперва подумал,  что  это  лианы-паразиты,  возможно,  как  раз и
послужившие  причиной  гибели   деревьев  (а   в   результате  и   своей
собственной),  но,  присмотревшись, понял, что они образуют единое целое
со  стволами.  Евгений неоднократно всматривался в  серое марево вверху,
пытаясь понять,  становится ли  оно ближе по мере подъема,  но так и  не
смог это  определить.  Несмотря на  то,  что подъем все еще периодически
сменялся более короткими или пологими спусками, у Евгения практически не
осталось сомнений,  что они поднимаются со дна огромной котловины, стены
которой  становятся все  круче;  отдыхать,  соответственно,  приходилось
чаще. Парадоксальным образом это внушало Дракину надежду: ну не могут же
трамваи катиться вертикально,  значит,  скоро  они  должны  добраться до
верхнего края.  Правда,  о  том,  что он увидит на этом краю -  в  самом
буквальном смысле краю света?  -  он  не  имел представления.  Во всяком
случае, вряд ли это будет дверь с надписью "Выход"...
     В  любом  случае,  пока  что  деревья мешали рассмотреть,  что  там
впереди.  Хотя ноги Евгения ныли от  усталости,  мокрая от  пота рубашка
противно липла к телу,  а во рту,  наоборот,  пересохло от жажды, он был
полон решимости идти (или скорее уже  карабкаться) дальше.  Как  знать -
может  быть,  осталось  преодолеть  какой-то  километр,  и  не  придется
задерживаться здесь до  утра в  неизвестности...  к  тому же,  вероятно,
проход   между   мирами   открывается  только  ночью.   Алиса,   однако,
оглядывалась по сторонам; юноша подумал, что она ищет место для ночлега,
и стал прикидывать, как убедить ее пройти еще немного...
     - Стой! - решительно сказала девушка.
     - Еще довольно светло,  -  возразил Дракин,  обходя ее и  продолжая
шагать вперед в надежде, что она поневоле последует за ним, - а нам уже,
наверное, немного осталось...
     - Тебе - немного, да, - донесся ее спокойный голос из-за его спины,
- если не остановишься. Ты что, не слышишь?
     Только теперь он  отвлекся от  своих мыслей и  понял,  что  спереди
доносятся звуки,  каких  здесь  он  еще  не  слышал -  какие-то  жесткие
скребущие шорохи и  мелкий дробный цокот.  Евгений сделал по инерции еще
один  шаг,  затем  осторожно раздвинул высокие стебли,  которыми заросли
пути - и увидел.
     В   первый  миг   это  показалось  ему  гигантским  черно-блестящим
щупальцем или,  возможно,  телом исполинской пупырчатой змеи,  тянущимся
поперек путей.  Затем он понял,  что оно состоит из отдельных элементов.
Сплошным  потоком  двигались  уродливые  безглазые  головы,  отягощенные
могучими  жвалами,  бронированные сегменты хитиновых панцирей,  покрытые
редкими волосками членистые конечности,  вонзавшиеся острыми коготками в
грунт...
     Муравьи - или, скорее, термиты. Только каждый из них - величиной со
среднего бультерьера.
     Несколько секунд Евгений,  замерев,  смотрел на это шествие.  Затем
очень медленно и осторожно отступил назад.
     - Можешь говорить,  -  разрешила Алиса,  видя его замешательство. -
Они не слышат. И не видят. Только нюхают.
     - Угу,  феромоны...  -  пробормотал Дракин,  думая  о  своей потной
рубашке. - И что нам делать?
     - Ничего. Ждать, пока пройдут.
     - Долго?
     - Не очень. Темнеет. К ночи они все будут в гнезде.
     - Воображаю, какого размера этот их муравейник...
     - Как три наших дома, - подтвердила Алиса. - Но это сверху. Главное
- под землей.  Там ходы на много...  -  она замолчала,  видимо, не знала
слова, чтобы обозначить длину.
     - А  те яйца,  что ты приносила...  -  Евгению явственно вспомнился
чуть не съеденное им насекомое, - это ведь их?
     - Таких, как они.
     - Ты что же - забралась в гнездо? Как тебя не съели?
     - Я нашла разрушенное гнездо. Там не было живых. Антон бы учуял.
     - Разрушенное?  Это какой же величины должна быть тварь, разоряющая
такие муравейники?!
     - Такой же.
     - В смысле?
     - Они воюют друг с другом.
     "В этом они не одиноки", подумал Дракин, а вслух произнес:
     - Странно, что победители не съели все яйца побежденных...
     - Они воюют не ради еды.
     - А ради чего тогда?
     - Разве ты не знаешь?
     - Нет, - удивился Евгений. - Я-то откуда? Я не энтомолог.
     - Тогда я тем более.
     Логично,  мысленно согласился Дракин.  Не может же она знать, о чем
думают  местные  насекомые  -  насколько  слово  "думают"  здесь  вообще
уместно. Но все же то, как она сформулировала свой ответ, показалось ему
странным.  В  ее тоне не было сарказма,  как можно было бы предположить.
Она словно и  в  самом деле была уверена,  что уж  ему-то хорошо понятны
причины муравьиных войн...
     Они отошли для верности еще дальше назад и, усевшись чуть в стороне
от  рельсов,  перекусили остатками сырой  баранины.  Евгений отметил про
себя,  что  подобная пища уже не  вызывает у  него никакого смущения или
дискомфорта.  Ну и правильно, собственно - брезгливость хороша, пока она
способствует, а не препятствует выживанию...
     Стемнело -  не до абсолютной черноты,  а так, как всегда темнело по
ночам  здесь;  подъем ничего в  этом  плане не  изменил.  Подозрительных
шорохов спереди больше не доносилось;  Алиса,  выдвинувшись с Антоном на
разведку,  подтвердила,  что  муравьи ушли.  Место для ночлега,  однако,
подходило мало -  сплошной густой сухостой вокруг,  острые ломкие ветви,
какие-то  длинные  колючки,  опять  же,  близость  муравьиной  тропы  (а
возможно,  и  самого  муравейника) ближе  к  утру  вновь  могла  создать
проблемы.  Девушка хотела повернуть назад, ибо приглядела по дороге пару
более привлекательных полянок,  но  Евгению удалось уговорить ее  пройти
еще  немного вперед.  Она  полагала,  что  дальше будет только хуже,  но
Дракин сразил ее аргументом,  что она здесь прежде не бывала и  не может
знать наверняка.
     Однако Алиса, похоже, была права - подъем становился все круче, уже
явно больше тридцати градусов,  а  сухая почва под ногами превращалась в
каменистую осыпь.  По бокам,  подступая вплотную к  дороге,  кривились и
щетинились иглами  скрюченные,  перекрученные узлами уродцы,  похожие на
гибрид  саксаула  с  кактусом.  Пробуксовывая на  сыплющихся из-под  ног
камнях,  Евгений всерьез опасался за целостность своих хлипких сандалий,
никак не  рассчитанных на подобные марш-броски (когда он осматривал их в
последний раз,  на подметках уже появились поперечные трещины, а кожаный
верх кое-где начал отрываться),  и  мысленно восхищался Алисой,  которая
шагала по этому каменному крошеву босиком и  вела себя при этом столь же
стоически,  как  и  ее  пес.  Выразить восхищение вслух он  не  решался,
опасаясь, что в ответ услышит отнюдь не благодарность.
     Однако и  терпение Алисы  было  не  безграничным.  Когда  справа от
дороги  из   мрака  выступила  почти  ровная  каменная  плита,   девушка
категорично объявила,  что  они  заночуют здесь.  Евгений не  решился ни
спорить,  ни продолжать путь один, хотя ему казалось, что дальше и выше,
нависая  над  уродливыми деревьями,  маячит  что-то  более  темное,  чем
окружающая ночь;  однако он и  сам уже полностью выдохся и  был счастлив
повалиться на  твердое  каменное ложе,  которое  показалось ему  в  этот
момент не  хуже  мягкой перины.  Едва его  сердце и  дыхание вернулись к
нормальному ритму, как он заснул.
     Посреди тропически-длинной,  но отнюдь не тропически-теплой местной
ночи Евгений проснулся от  холода.  Точнее говоря,  почти проснулся;  не
открывая   глаз,   он   поерзал   на   месте,   пытаясь   занять   более
энергосберегающую позу,  и наткнулся на что-то теплое рядом.  Прильнув к
этому источнику тепла, он снова заснул.
     Наконец,  под утро он Дракин проснулся окончательно.  Спина мерзла,
но груди и животу было тепло, и чье-то дыхание щекотало ему ухо. Евгений
открыл глаза  и  обнаружил,  что  лежит в  обнимку с  Антоном,  который,
похоже,  тоже был  не  против погреться чужим теплом.  С  другого боку к
собаке прижималась Алиса, и вовсе положившая псу голову на плечо.
     Евгений  поспешно  отпрянул  и  брезгливо поморщился,  обнаружив на
своей рубашке следы собачьей слюны. Светало; стало быть, они проспали не
меньше десяти часов,  что,  конечно, неудивительно после трудного похода
накануне.  Однако отдохнувшим он себя не чувствовал -  скорее, наоборот,
разбитым. Ломило уже не только спину - ныло все тело; Дракин понадеялся,
что  причина тому лишь в  физических нагрузках и  долгом сне на  твердом
камне. Проклятый зуд, оставивший его во сне, теперь радостно наверстывал
упущенное,  расползаясь по  всей  коже.  Не  вытерпев,  Евгений принялся
яростно чесаться сквозь одежду и  смог  остановиться только минуты через
три.  "Может, я блох от Антона подцепил?" - подумалось ему. Но он тут же
понял,  что блохи тут ни  при чем -  они кусаются в  каких-то конкретных
местах,  а не вызывают равномерный зуд по всей поверхности тела. Закинув
руку через плечо,  он поскреб и  спину -  и ощущение под пальцами ему не
понравилось. Кажется, лопатки начали опухать. Да что ж это с ним такое?!
Ревматизм какой-нибудь? Только этого не хватало...
     Затем он покосился на Алису, которая тоже уже проснулась и спокойно
наблюдала за его манипуляциями.  Евгений смутился и отвернулся. И только
теперь увидел конец своего маршрута.
     Накануне они не  дошли буквально сотню метров.  На  протяжении этой
сотни склон задирался вверх все  круче и  круче и  наконец превращался в
вертикальную каменную стену,  отвесно уходившую вверх. Никаких признаков
искусственного происхождения  у  этой  стены  не  наблюдалось  -  просто
сплошной скальный обрыв.  Верхнего края у  стены не  было -  она  просто
плавно растворялась в сером мареве здешнего неба.  Боковых краев не было
тоже -  стена уходила влево и вправо,  насколько хватало глаз, и вдалеке
тоже постепенно таяла в  висевшей над лесом дымке,  но все же можно было
понять,  что в обоих направлениях стена загибается внутрь. И Евгений уже
не  сомневался,  что  этот  гигантский  изгиб,  протянувшись на  десятки
километров, замыкается в полное кольцо.
     Вот  так.  Огромная яма,  со  всех  сторон окруженная непреодолимой
стеной.   И  весьма  вероятно,   что  наверху,   по  ту  сторону  серого
псевдо-неба,  эта  стена  тоже  смыкается,  образуя  полностью замкнутый
объем.  Или же  то серое -  и  в  самом деле Ничто с  большой буквы,  не
космический вакуум,  а абсолютная пустота, где нет не только материи, но
даже пространства...
     Но  всего удивительней были рельсы.  Они,  как ни в  чем не бывало,
закруглялись вверх по  круче и  продолжались по  отвесной стене,  прямой
линией  уходя  в  бездну  наверху.  Возможно ли,  что  трамваи приезжают
оттуда?  Нет,  это  абсолютно исключено.  Никакая "езда" под таким углом
немыслима,  это означало бы падение с  высоты,  как минимум,  нескольких
километров,  и  никакое закругление внизу не спасет,  трамвай непременно
разобьется вдребезги...
     Стоп,  устыдил себя Дракин.  Тоже мне астрофизик - смотрящий на мир
глазами первобытного дикаря! Кто сказал, что сила тяжести там, на стене,
направлена  так  же,   как  и  здесь?   Может  быть,   она  ортогональна
поверхности!  Что, кстати, очень может быть, если масса стен - или того,
что находится за ними -  сопоставима с массой дна котловины и того,  что
под ним...
     Евгений  вскочил,  намереваясь  как  можно  скорее  проверить  свою
гипотезу.
     - Куда ты? - крикнула сзади Алиса. - Не видишь, там не пройти?
     - Извини,  но  ты,  как я  понимаю,  не учила физику,  -  с  ноткой
превосходства ответил Евгений,  уже карабкаясь по все круче вздымающейся
осыпи.
     Первую пару десятков метров он преодолел относительно легко. Дальше
уже пришлось помогать себе руками. Никаких деревьев, даже мертвых, здесь
уже  не  было,  лишь кое-где  из  крутого каменистого склона еще торчали
отдельные изогнутые сухие ветви,  похожие на одеревеневших змей - даже с
характерными утолщениями "голов" на конце.  Угол подъема уже превысил 45
градусов,   взбираться  становилось  все  труднее;  Евгений  старательно
подыскивал опору для ног и  хватался сперва за непрочный щебень,  потом,
когда понял,  что так не удержится -  за рельсы, как за перила. Логичнее
было бы браться за них с  самого начала,  но Дракина удерживало от этого
некое подсознательное чувство -  не то отвращение,  не то страх.  Рельсы
здесь оказались на ощупь такими же, как внизу - неестественно холодными,
влажными и  слегка мягкими.  Он перехватил руки раз,  другой...  а затем
камни  сухо  зашуршали,  осыпаясь  под  его  ногами,  пальцы  беспомощно
заскользили по лжеметаллу,  и Евгений, обдирая руки и колени, сполз вниз
сразу метра на три.
     Только тут он  задумался над тем,  что низ все еще остается низом -
физически точно так же,  как и визуально, хотя так близко к стене вектор
силы тяжести уже должен заметно отклониться в ее сторону. Впрочем, может
быть,  здесь  имеется  некая  невидимая граница,  за  которой гравитация
изменяется нелинейно? И если все-таки влезть повыше...
     Евгений с  сомнением посмотрел на  свои  содранные руки и  покрытые
полосами белой пыли джинсы (ткань уцелела,  но  колени под ней явственно
саднили). Затем снова обругал себя дураком, подобрал небольшой камень и,
размахнувшись,  со всей силы швырнул его вверх и  вперед.  Камень описал
вполне классическую,  как в школьном учебнике, параболу, глухо стукнулся
о голый каменный склон там,  где крутизна была уже градусов семьдесят, и
скатился вниз.
     Тень,  вспомнилось Евгению.  Да,  тени действительно все равно,  на
какую поверхность ложиться -  горизонтальную,  бугристую,  наклонную или
вертикальную. Гравитация тут ни при чем...
     - Убедился?   -  приветствовала  Алиса  возвратившегося  ни  с  чем
исследователя.
     - Все-таки не  пойму,  как же  трамваи...  -  бормотал он.  -  Я-то
проснулся,  когда уже...  Стоп!  -  он мысленно в третий раз за короткое
время обругал себя за тугодумие.  -  Ты-то не спала, когда попала в этот
мир из того!
     - Да.
     - И где это было? Где ты оказалась? Здесь? - это явно противоречило
ее же словам, что она здесь не бывала...
     - Нет, - ответила Алиса, указывая куда-то вниз. - Там. Далеко.
     - Так какого дьявола мы сюда лезли?!  - взорвался Евгений. - Почему
ты не сказала, что мы давно прошли то место?!
     - Ты не говорил,  что хочешь в то место,  -  ответила Алиса, скорее
удивленная, чем обиженная его вспышкой. - Ты говорил, что хочешь, откуда
начинаются рельсы.
     - М-да, к вопросу о точности формулировок... Я думал, ты понимаешь,
что...  Ладно,  извини.  Я  был неправ.  Ну,  пойдем обратно.  Сейчас ты
сможешь узнать то место?
     - Да,  -  уверенно ответила девушка,  но тут же усомнилась:  - Нет.
Теперь не знаю.
     - Возможно, Антон поможет?
     - Антон... может быть.
     И  они двинулись в обратный путь.  Муравьи (или кем там они были на
самом деле) на  сей раз не  преградили им  дорогу,  и  вообще спускаться
было,  конечно же,  намного легче,  чем  подниматься.  Через пару  часов
позавтракали,  на  сей раз вегетариански -  сочными пупырчатыми плодами,
вкус которых показался Евгению смутно знакомым,  но  он так и  не понял,
что именно они ему напоминают -  а  спустя еще часа полтора (они как раз
преодолели  небольшой  подъем  и   оказались  на  ровном  участке  перед
очередным спуском) Алиса замедлила шаг и неуверенно произнесла:
     - Может быть, здесь. Или нет. Я больше не чую...
     - А  ты что скажешь,  Антон?  -  Евгений,  все еще не без некоторой
внутренней робости, потрепал страхолюдного пса по загривку. - Помнишь, о
чем мы  с  тобой говорили?  ("Блин,  ну и  формулировочки у  меня!") Ищи
дорогу домой! В Москву! Ищи Москву, Антон!
     Пес  как  будто  понял,   сделал  несколько  шагов,   принюхиваясь,
остановился,  повертелся на  месте,  затем  потрусил по  рельсам назад и
вдруг,  гавкнув,  свернул с  дороги в лес.  Юноша и девушка поспешили за
ним.
     На сей раз пес не торопился,  как когда гнался за живой добычей, да
и  путь оказался совсем не  далек.  Они отошли от рельсов едва ли на два
десятка метров,  когда  Антон  остановился и  громко  залаял на  заросли
впереди.  "Неужели проход прямо там?  Так просто?  - удивился Евгений. -
Нет,  не  может  быть,  если  бы  трамваи возникали здесь,  как  бы  они
оказывались на рельсах..."
     В следующий миг он увидел, что именно скрывали заросли.
     Это был не трамвай,  а  древний,  насквозь гнилой и  ржавый,  густо
оплетенный ветвями грузовик.  Впрочем,  кое-что  с  трамваями его все же
роднило: помимо основных колес (шины на них, естественно, давно спустили
и висели дряблыми мешками,  а сами колеса вросли в землю по самую ось) у
него  имелись спереди и  сзади  еще  и  небольшие металлические катки  с
характерным для  железнодорожного транспорта ободом (некогда,  очевидно,
блестящие,  а теперь -  сплошь покрытые бурой коростой ржавчины). Теперь
они были в  поднятом положении и  все равно легли на  грунт (а иначе бы,
наверное,   ушли  в  землю  целиком),  но  некогда,  будучи  опущенными,
позволяли автомобилю (точнее,  локомобилю) ехать по рельсам своим ходом.
Евгений читал о таких грузовиках на сайтах, посвященных новинкам науки и
техники, но эта развалина была куда более старой - характерные угловатые
очертания кабины вызывали в памяти фильмы о Второй мировой войне.
     Машина стояла задом к дороге -  вероятнее всего, в том самом месте,
где  безнадежно застряла  много  десятилетий назад.  Евгений  обошел  ее
вокруг,  насколько позволяли разросшиеся деревья и кусты, зашел спереди,
раздвигая и  ломая  мешающие ветки,  поскреб ногтем  ржавую  эмблему над
дырявой сеткой радиатора.  Скорее на ощупь,  чем на глаз, еще можно было
различить буквы  "ЗИС".  Значит,  и  впрямь сталинских времен...  Стекол
давно уже не  осталось,  но заглянуть в  темную кабину,  не говоря уже о
том,   чтобы  залезть  в  нее,  не  было  никакой  возможности  -  из-за
растительности,  не  только  густо  окружившей машину,  но  и  проросшей
_сквозь_ нее. У Евгения возникло иррациональное чувство, что эти деревья
и  кустарники выросли тут  не  просто так  (вокруг они  стояли далеко не
столь густо),  что  это было именно _окружение_,  преднамеренная атака -
кривые ветви и  какие-то колючие лианы вонзались в борта кузова и кабины
во многих местах,  вылезали через дыры наружу и снова вгрызались внутрь,
словно адские щупальца в  податливую плоть жертвы,  с легкостью пробивая
насквозь гнилые доски и ржавую жесть. Сквозь крышу - и, очевидно, сквозь
сиденье водителя -  вырос целый ствол, покрытый пятнами какой-то бледной
парши; в высоту он достигал доброго десятка метров, а по форме напоминал
кол с  короткими скрюченными ветвями,  на  которых почти не было листвы.
Евгений задрал голову,  и ему показалось, что он различает насаженный на
верхушку ствола человеческий череп,  из глазниц которого уже тоже успели
прорасти две ветки;  впрочем,  на таком расстоянии это могло быть просто
игрой  теней  и  воображения.  Деревянная дверь с  водительской стороны,
также  прободенная ветвями,  была  слегка  приоткрыта;  Дракин дернул за
ручку,  проверяя,  не  удастся ли обломать удерживающие дверь ветки,  но
вместо  этого  с  неожиданной легкостью отломалась сама  ручка  вместе с
куском двери.  Из  трухлявой древесины на  месте разлома полезли белесые
личинки. Евгений с брезгливой поспешностью отшвырнул гнилье в сторону.
     "Ладно,  -  пробормотал Евгений,  -  на  этом  мы  точно обратно не
уедем."
     Но ведь куда-то эта машина ехала?  И какая-то цель у ее водителя (и
пассажиров?)  была?  Почему,  едва оказавшись в  этом мире (если место и
впрямь то самое), они сразу свернули в лес?
     Дракин вновь повернулся туда, куда смотрел нос машины, и понял, что
различает впереди за деревьями просвет. Антон, кстати, тоже глядел в том
направлении, затем повернулся и вопросительно посмотрел на людей.
     - Ищи, Антон, - повторил Евгений. - Ищи Москву. Ищи дом.
     Пес неспешно потрусил вперед и  почти сразу же  в  самом деле нашел
дом.
     Это была уже не маленькая бревенчатая избушка,  а  довольно большое
дощатое строение -  одноэтажное,  но явно вмещавшее несколько комнат,  с
покатой двускатной крышей, нормальными окнами и дверями, даже с крыльцом
в две ступеньки, правда, без перил и навеса. Вообще архитектура была без
изысков,  барачного типа - и все же дом был определенно построен людьми,
готовыми  к   задачам  такого  рода  и  оснащенными  всеми  необходимыми
инструментами.  Над крышей слева и справа поднимались ржавые трубы, а по
центру торчал флагшток,  на  котором еще  можно было различить бессильно
висящие  в   безветренном  воздухе  лохмотья  грязно-коричневого  цвета,
когда-то, вероятно, бывшего красным.
     Как и алисина хижина,  дом стоял в центре поляны; но если неведомые
строители избушки выбрали для  нее  поляну  естественного происхождения,
где деревья почему-то не росли (впрочем,  в том,  что причина этого была
такой уж  естественной,  Евгений не  был  уверен),  то  строители барака
попросту вырубили посреди  леса  площадку квадратной формы.  Теперь  лес
вновь брал  свое;  поляна почти полностью заросла,  правда,  в  основном
вверх тянулись тонкие молодые стволы,  не превышавшие в высоту двух-трех
метров. Они росли не так густо, как деревья вокруг грузовика, и вроде бы
позволяли подойти к дому без особенных помех. Крупных деревьев на бывшей
площадке было  мало  (одно из  них,  не  то  чтобы особенно высокое,  но
кряжистое, росло прямо перед крыльцом).
     Правда,  едва  Евгений,  двинувшийся к  дому  первым,  сделал  шаг,
пересекая границу между старыми и молодыми деревьями, как что-то в траве
схватило его за  ногу.  Он взмахнул руками,  силясь удержать равновесие;
Алиса ухватила его за  предплечье,  помогая не упасть.  Юноша уже понял,
что  его держит что-то  неживое,  и  потому без особого страха посмотрел
вниз.
     На сей раз это действительно был не росток и  не корень.  В штанину
его  джинсов  вонзилась  ржавыми  шипами  извивавшаяся в  траве  колючая
проволока.  Проследив за ней взглядом налево и  направо,  Евгений понял,
что  некогда  колючка была  протянута вокруг  всей  площадки,  но  затем
столбы,  на  которых она держалась,  повалились по всему периметру (или,
возможно,  кто-то им в  этом помог).  Дракин наклонился,  отцепил ржавую
проволоку от  штанины  и  двинулся дальше,  глядя  под  ноги  уже  более
внимательно.  На что тут еще можно нарваться - на противопехотную мину?!
Девушка и пес, осторожно переступив через колючку, последовали за ним.
     Евгений уже  догадывался,  что барак заброшен так же  давно,  как и
локомобиль,  и внутри едва ли отыщется кто-то живой.  Подойдя ближе,  он
получил этому наглядное доказательство. Кряжистое дерево росло не просто
перед входом,  как показалось Дракину издали -  оно буквально влезало на
крыльцо (даже  упиралось вылезшим из  земли корнем в  верхнюю ступеньку,
как  будто  и  впрямь хотело войти),  и  его  бугристый ствол кренился в
сторону дома и  наваливался на дверь всей своей тяжестью.  Верхние ветви
дерева  раскинулись по  крыше  и  вцеплялись  в  нее  подобно  узловатым
пальцам,  но,  кажется,  так и  не  смогли проломить доски,  оказавшиеся
прочнее,  чем  корпус  грузовика.  Дверь,  как  быстро убедился Евгений,
открывалась наружу,  и  теперь приотворить ее  хотя бы на сантиметр,  не
спилив дерево по самое основание, было невозможно.
     Не многим лучше дело обстояло и  с  окнами.  Все они,  словно в его
сне, были забиты широкими досками. Причем, как все в том же сне - забиты
изнутри.
     Обойдя  дом  вокруг,   молодые  люди  обнаружили  еще  полусгнившую
деревянную будку туалета, ржавый рукомойник на столбе и заросший колючим
кустарником дровяной склад - но никакого иного входа в здание, а значит,
соответственно,  и выхода.  Похоже,  кто бы ни забаррикадировался внутри
более полувека назад - там он в итоге и остался.
     - Странно...  -  пробормотал Дракин. - Не знаю, от кого или от чего
они тут заперлись,  но если оно победило,  то как проникло в дом? А если
нет, то почему они так и не вышли наружу?
     - Умерли от голода, - предположила Алиса.
     - И  даже не попытались прорваться?  Дать последний бой,  уже зная,
что им нечего терять?
     - Может быть... лучше было так.
     - Хочешь сказать,  то, что снаружи, было настолько страшным, что...
лучше уж  медленная смерть от голода,  чем...  -  Евгению представилось,
каково было  умирать в  этом бараке с  плотно забитыми окнами,  особенно
тому,  кто остался последним -  в  темноте,  в  духоте,  среди смердящих
трупов товарищей...  А может,  они,  тщетно цепляясь за жизнь, убивали и
ели друг друга? Но каким же терпением обладало то, что ждало снаружи!
     - Я  не  знаю,  -  ответила на его слова Алиса.  -  Это было давно.
Следов не осталось.
     Евгений вспомнил,  в  какую трухлявую гниль превратились деревянные
части  ЗИСа,  и  с  силой  ударил локтем в  ближайшее заколоченное окно.
Что-то слабо хрустнуло, взвилась мелкая пыль, боль стрельнула в локоть и
отозвалась в его злосчастной спине - но доски выдержали.
     - Самое время найти рояль в кустах, - пробормотал Дракин.
     - Рояль?   -  не  поняла  Алиса.  Похоже,  это  выражение  было  ей
незнакомо.
     - В смысле,  топор.  Валяющийся где-нибудь в этих зарослях. Знаешь,
как бывает во всякой дурацкой фантастике -  герои попадают в безвыходное
положение,  и  тут автор подбрасывает им как раз то,  что им нужно...  В
старину это называлось "бог из машины".  О,  кстати!  А может, из машины
получится  выломать  что-то,   чем  можно  выбить  эти  доски?  Коленвал
какой-нибудь...  -  добавил он без прежнего воодушевления,  уже понимая,
что это не  самая умная мысль.  Он не имел представления,  сколько весит
коленвал от трехтонки, но в любом случае, даже если удастся добраться до
мотора  или  других  металлических частей,  изъеденные коррозией  детали
наверняка  превратились  в  сплошной  бесформенный монолит,  который  не
разобрать даже при наличии разводных ключей,  а  уж  тем более -  голыми
руками.
     - А зачем тебе это? - спросила вдруг Алиса.
     - То есть как - зачем? - оторопел Евгений. - Я хочу попасть в дом!
     - Я и спрашиваю - зачем тебе это.
     На самом деле Дракин не испытывал удовольствия при мысли о зрелище,
ожидающем его внутри.  Но,  конечно,  желание разобраться в  тайне этого
дома - а возможно, и всего этого _места_ - было сильнее.
     - Ты что,  не понимаешь?  -  воскликнул он.  -  Эти -  не случайный
жертвы,  провалившиеся сюда, как мы с тобой! Они приехали на специальной
машине, у них были с собой инструменты! Даже колючая проволока была...
     - И  разве им  это помогло?  Ты хочешь выбраться отсюда.  А  они не
выбрались.
     - Гм...  -  смутился Дракин.  -  В  любом случае,  знание лишним не
бывает. А они явно знали то, чего не знаем мы.
     - Хочешь распросить мертвецов?
     - Может,  все это вообще -  какой-то секретный военный проект! - не
слушал Евгений.  - К тому же инструменты и... прочие полезные вещи могут
быть все еще там!
     Меж  тем  пес  сделал несколько шагов  в  сторону,  опустив морду к
земле, и вдруг принялся рыть передними лапами.
     - Антон?  -  юноша уставился на него с радостным удивлением. - Если
ты сейчас откопаешь топор, я тебя поцелую прямо в твою слюнявую морду!
     Разумеется,  исполнять подобное обещание он не собирался. Но ему бы
и не пришлось. Ибо под землей скрывался вовсе не топор.
     Сперва   под   лапами  пса   показались  желтоватые  кости   ребер,
облепленные чем-то вроде грибницы. Земля сыпалась с них, и Евгений вновь
вспомнил свой сон.  Впрочем,  этот мертвец, кажется, лежал спиной вверх.
Познания  Дракина   в   анатомии  в   основном  ограничивались  школьным
учебником,  и  он  не мог сказать по нескольким ребрам,  принадлежат они
человеку  или  нет.  Во  всяком  случае,  это  было  достаточно  крупное
существо,  если и  человек,  то из тех,  о ком в старину говорили "косая
сажень в плечах".  Ага,  вот и позвоночник...  нет, кажется, все-таки не
человек:  позвоночник был странно искривлен,  с  какими-то бесформенными
выростами,  похожими на окостеневшие нарывы.  Или это следствие какой-то
болезни?  И  кстати -  Евгений вновь ощутил ледяной ужас в  животе -  не
такая ли болезнь терзает его собственную спину?!
     Он опустился на корточки, желая раскопать останки как можно скорее.
Но рыться в мертвечине голыми руками все же не хотелось, и он попросил у
Алисы нож.  Скелет лежал совсем неглубоко -  его явно никто не закапывал
специально -  и  даже короткое лезвие ножа сразу же наткнулось на череп.
Минуту спустя Евгений уже  очистил от  земли затылочную кость,  принялся
окапывать ее кругом... да, голова, похоже, имела человеческие очертания.
Освободив череп  от  земли уже  более чем  наполовину,  Дракин попытался
поддеть его ногой,  но  тот сидел в  почве на удивление крепко.  Евгений
вспомнил,  как держал в  руках оторванную голову вагоновожатого,  и  его
передернуло; но все же он преодолел брезгливость и, ухватив череп обеими
руками, с усилием выворотил его из земли.
     Теперь стало понятно,  отчего сделать это  было так  сложно.  Череп
походил на  человеческий только  сзади.  Спереди же...  Лоб  нависал над
глазницами  двумя  вздутыми,   сросшимися  горбами.  Прямо  под  черными
провалами глазниц начинался жуткий костяной клюв,  длинный, загибающийся
книзу  на  конце,  у  основания утыканный кривыми  зубами,  торчавшими в
разные стороны;  именно из-за  этого  череп  так  прочно сидел в  земле.
Нижней половины у клюва не было;  сперва Евгений решил, что она осталась
в  земле,  но не обнаружил ее там.  Сами глазницы представляли собой две
вертикальных овальных  дыры,  окруженные даже  не  надробными дугами,  а
несколькими концентрическими рядами вмятин и валиков, словно некогда эта
кость была мягкой и ее натянули застывать на слишком маленькую болванку.
Скулы покрывали наросты, похожие на костяные бородавки.
     Евгений попытался представить, как эта тварь выглядела при жизни, и
понял,  что желание заколотить все окна,  лишь бы  не дать ей войти,  не
кажется ему чрезмерным.
     Но было в  этом черепе и еще нечто примечательное.  В первый миг он
решил,  что  это  маленький третий глаз -  наличие какового у  подобного
урода совершенно не  удивляло -  но  затем понял,  что  означает круглая
дырочка между буграми лба.  Он  потряс череп,  вытряхая из  него  землю;
вместе с  почвой и  какой-то бурой трухлявой гадостью выпал и сплющенный
свинцовый комочек.
     Пуля.  Оружие.  Прежде,  чем  забить  все  щели,  те,  кто  внутри,
отстреливались.
     Правда, им это, похоже, не слишком помогло.
     Хотя этого конкретного монстра они все же грохнули.
     Евгений отложил череп и продолжил раскопки, теперь уже желая отрыть
скелет целиком.  Застреленный монстр,  судя по всему,  упал не по стойке
"смирно",  а разбросав конечности,  так что пришлось отыскивать в земле,
как  именно легли  кости.  Но  несколько минут спустя,  начав от  плеча,
Евгений полностью выкопал правую  руку.  Это  была  именно  рука,  а  не
передняя нога -  но рука, какую не доводилось видеть ни одному из земных
археологов и палеонтологов.  Сверху, до локтевого сустава, она выглядела
достаточно обычно -  во  всяком случае,  на  взгляд Дракина,  который не
отличил бы  плечевую кость  медведя от  плечевой кости  гориллы.  А  вот
дальше... локтевая и лучевая кость, вместо того, чтобы идти параллельно,
слегка раздвигаясь к  середине и вновь смыкаясь к запястью,  расходились
чуть ли  не  под прямым углом -  и,  похоже,  каждая из них некогда жила
самостоятельной жизнью,  свободно  двигаясь относительно другой.  Кисть,
таким образом,  получилась разорванной надвое вдоль; два пальца, длинных
и толстых,  похожих на тупую клешню, достались лучевой кости и еще два -
локтевой (вместо большого пальца торчал лишь какой-то оплывший обрубок).
Докопашись до  второй  руки,  Евгений убедился,  что  это  не  случайное
уродство  -  левая  конечность выглядела так  же,  хотя,  кажется,  была
несколько короче.  Отрыв кости таза,  Дракин смущенно хмыкнул,  вспомнив
анекдоты про наивных девиц,  обсуждающих,  есть ли кость внутри мужского
члена.  Так вот у этого чудища она определенно была,  и немаленькая; при
падении она вонзилась в землю так же, как и его нос. Впрочем, кажется, у
каких-то низших обезьян есть что-то подобное, только не столь гротескных
габаритов...
     Ноги  после  всех  этих  открытий выглядели не  очень  впечатляюще.
Попросту  толстые  кривые  тумбы  со  сросшимися  в  нечто  бесформенное
пальцами.
     Евгений некоторое время мрачно смотрел на раскопанный скелет (Алиса
не  принимала участия в  его изысканиях,  просто молча стояла рядом),  а
затем,  осененный идеей,  взялся за массивную бедренную кость.  С  сухим
треском лопнули остатки сухожилий,  когда она  отделилась от  остального
костяка.  Это,  конечно,  не  топор,  и  даже не  коленвал,  но довольно
увесистая  палица...  все  лучше,  чем  разбивать  о  доски  собственные
локти...
     Он размахнулся и со всей силы ударил тяжелой костью в окно, которое
уже пытался выбить.  Хрустнуло громче, но доска выдержала и на этот раз.
Однако Евгений не сдавался,  он бил снова и снова, и раза с восьмого или
девятого кость,  уже треснувшая сама,  провалилась во  внезапно пробитую
дыру.  Просунув кость в щель и действуя ею,  как рычагом,  Евгений сумел
выломать и другие доски.  Наконец черный провал был расширен достаточно,
чтобы проникнуть внутрь.  Евгений вдруг подумал,  что выглядит эта дыра,
уводящая во мрак мертвого дома,  не слишком гостеприимно. Но делать было
нечего -  надо  было лезть.  Он  осторожно просунул голову,  принюхался.
Пахло  затхлостью,  пылью,  гниющим деревом -  но  ничем более скверным.
Разумеется,  не  может  же  трупная  вонь  сохраняться  десятилетиями...
Евгений  отодвинулся,  попытался задрать ногу  в  проем,  но  окно  было
расположено  слишком  высоко,   а   просить  девушку  подсадить  его  он
постеснялся.  Что ж,  ничего не  оставалось,  как лезть в  неизвестность
головой вперед и приземляться на руки на пол.
     Или на то, что окажется на полу...
     Во   всяком  случае,   подбодрил  себя   Евгений,   ничто  живое  в
заколоченном полвека назад  доме  поджидать не  может.  А  мертвые,  как
известно, не кусаются.
     Он все же попросил Алису придержать его за ноги и  достаточно мягко
приземлился ладонями на...  на  что-то  трухлявое.  Тут же он,  впрочем,
понял,  что это просто доски пола.  Почему-то они гнили быстрее, чем те,
что в окнах - вероятно, внутри непроветриваемого дома образовался особый
микроклимат.  Переступив руками по полу,  Евгений втащил в  окно ноги и,
наконец,  занял подобающее человеку вертикальное положение. Затем сделал
шаг  в  сторону от  окна,  чтобы  не  загораживать единственный источник
света.
     В  тот же миг,  обернувшись к противоположной стене,  он различил в
полумраке неподвижно стоявшую фигуру. Но, не успело его сердце пуститься
вскачь,  как он  понял,  что совершил классическую ошибку,  обыгранную в
десятках фильмов и  книг -  принял за  человека висящий на гвозде плащ и
стоящие под ним болотные сапоги.  Впрочем, если следовать канонам тех же
фильмов,  когда он  увидит подобное в  следующий раз,  это  будет уже не
плащ... Да ну, чушь, разумеется!
     Евгений оглядывался по  сторонам.  Это  была какая-то  подсобка или
кладовая.  Стоящие  у  стены  в  два  ряда  темные  фанерные ящики,  три
проржавевшие жестяные канистры,  брошеный в угол брезентовый рюкзак, тут
же  ведро со  шваброй,  катушка кабеля полевого телефона,  ручной насос,
большой  деревянный ящик  для  инструментов (внутри -  только  рубанок и
кусок наждачки;  Евгений сомневался, что в обозримой перспективе они ему
пригодятся),  какие-то  автомобильные запчасти,  изъеденная коррозией  и
неработоспособная даже на  вид бензопила,  еще какие-то тюки -  кажется,
сложенные палатки...  все,  разумеется,  покрытое  толстым  слоем  пыли,
кое-где -  затянутое паутиной, тоже пыльной и наверняка пережившей своих
создателей...
     Юноша подошел к канистрам,  по очереди приподнял каждую,  потряс. В
двух канистрах было пусто, в одной что-то плескалось. Но, открутив ржаво
скрипящую  крышку  и   осторожно  принюхавшись  к   отверстию,   Евгений
разочарованно поставил канистру на пол:  там было не топливо,  а остатки
давно протухшей воды.  Затем он  направился к  ящикам,  стряхнул пыль  с
ближайшего, громко чихнул при этом и инстиктивно замер на миг, но тут же
расслабился,   напомнив  себе,  что  здесь  никого  нет.  Ящик  оказался
грязно-зеленого цвета  и  живо  напомнил Дракину практические занятия на
военной  кафедре.  Поэтому,  откинув  крышку,  он  не  слишком удивился,
обнаружив уложенные внутри противогазы -  старые, с ребристыми хоботами,
и,   разумеется,  давно  уже  никуда  не  годные:  резина  рассохлась  и
растрескалась.  В соседнем ящике тоже лежало нечто,  вероятно, военное -
некий  громоздкий черный  прибор со  стрелочным индикатором в  маленьком
мутном окошке.  Света  не  хватало,  чтобы  различить надписи;  Евгений,
напрягаясь,  выволок тяжелый прибор  на  середину комнаты и  понял,  что
перед  ним  -  один  из  первых советских дозиметров.  Естественно,  его
батарея  разрядилась  в  незапамятные времена.  В  следующем  ящике  был
аккумулятор, протекший и окислившийся. А в следующем...
     В  следующем были  консервы.  Большие армейские жестяные банки  без
этикеток. Они, конечно, тоже были давно негодные - ржавые и раздувшиеся.
Но это теперь. А тогда этого запаса хватило бы на несколько недель...
     Выходит,  те,  кто  забаррикадировались здесь,  умерли вовсе не  от
голода. И не от жажды.
     Кое-как  обследовав  остальной  древний  хлам  и  не  найдя  ничего
полезного -  в частности, оружия или нужных инструментов - Евгений вновь
подошел к  окну и выглянул наружу.  На миг его кольнуло подозрение,  что
Алисы он там не увидит,  и что кричать и звать ее окажется бесполезно...
Но нет, девушка спокойно ждала на прежнем месте, и пес сидел у ее ног.
     - Залезай сюда, - предложил Дракин. - Тут ничего опасного.
     - Тогда зачем тебе моя помощь?
     - Ну... - смешался Евгений, - так, вместе веселее.
     - Мне здесь не нравится, - возразила Алиса. - Это плохое место.
     - Ты чувствуешь...  или знаешь... что-то конкретное? - насторожился
Евгений.
     Но девушка лишь повторила:
     - Не нравится.
     Дракин подумал,  что  догадывается,  чего она  боится.  Она ведь не
хочет возвращаться в прежний мир.  Может быть, она думает, что как раз в
этом  доме  и  находится  проход  между  мирами...   или  то,   что  его
открывает...  Евгений и  сам  еще не  скинул со  счетов эту гипотезу.  А
кстати - может, и не было никакой трагической гибели заживо замуровавших
себя в этом доме? Может, они просто... вернулись назад?
     Но  интуиция упорно отвергала эту оптимистическую версию.  Если тем
людям удалось вернуться,  телепортироваться прямо из  дома -  почему все
здесь  осталось  заброшенным?  Почему  никто  не  продолжил  работы  над
проектом? Ведь это не просто какой-то замороженный советский эксперимент
- это дыра в  иной мир!  В которой,  между прочим,  продолжают пропадать
трамваи и люди...
     В любом случае, пока он видел только одну комнату. Надо обследовать
остальные.
     Евгений подошел к  двери  и  дернул на  себя  ручку.  Дверь  слегка
колыхнулась,  но  что-то  с  той  стороны глухо  стукнуло и  помешало ей
открыться.  Юноша заметил,  что из  дерева двери примерно на  уровне его
глаз выглядывают на  пару милиметров два острия крупных гвоздей;  что-то
там  было приколочено с  той  стороны,  но  на  такой высоте,  да  еще и
посередине двери, это никак не мог быть засов. Скорее, решил Евгений, на
дверь со  стороны коридора просто прибили табличку,  причем с  размерами
гвоздей явно перестарались -  хотя, возможно, других просто не было. Но,
опустив глаза,  он различил еще несколько таких же высунувшихся железных
жал,  причем если  четыре из  них  располагались более-менее симметрично
(два -  несколько ниже и  шире верхней пары и  еще два -  в  самом низу,
где-то в полуметре от пола), то прочие, похоже, были вколочены хаотично,
без всякой системы. Кто-то торопливо забивал дверь, боясь, что атакующие
монстры прорвутся через окно,  и  создавая второй рубеж обороны?  Однако
судя по тому,  как дернулась дверь при первой попытке,  она держалась не
особенно прочно.  Возможно,  то, что удерживало ее, уже совсем сгнило...
Дракин дернул сильнее;  что-то  хрустнуло,  а  затем посыпалось на пол с
сухим грохотом и шорохом, как будто кто-то обрушил целую кучу деревянных
вешалок вместе с  одеждой.  С  третьего раза дверь открылась без  помех,
если не считать жуткого скрипа полвека немазанных петель.
     Прямо в  лицо Евгению уставился череп.  На  сей  раз  -  несомненно
человеческий.  Уставился жуткими карими глазами,  глядевшими из  зияющей
черноты глазниц.
     Юноша оцепенел, подавившись собственным вдохом. Но секунду спустя с
облегчением выдохнул,  осознав,  что никакие это, конечно, не глаза. Это
были  шляпки длинных плотницких гвоздей,  вбитых в  глазницы;  череп был
пригвожден ими к  двери со  стороны коридора.  И,  судя по  глубине,  на
которую вошли шляпки, в тот момент череп еще не был пустым.
     Это была самая верхняя пара гвоздей;  теми,  что ниже и шире,  были
прибиты плечевые кости растянутых в сторону рук.  На самом деле в каждую
из них вколотили по два гвоздя -  два, ближе к плечам, пришпилили руки к
двери,  а  два других,  которых не было видно с противоположной стороны,
прибили локти к стене слева и справа от двери, превратив, таким образом,
распятого человека в  жуткое  подобие засова.  От  рывков  двери  правая
кость,  та,  что  со  стороны петель,  вырвала дальний гвоздь и  повисла
вертикально на ближнем,  а  левая попросту сломалась ближе к  локтю,  но
сохранила горизонтальное положение.  Еще два гвоздя были вбиты в  колени
жертвы,  а  остальные -  в  живот,  не  затронув никаких  костей  (хотя,
вероятно,  нижние ребра опирались на  верхние из  этих гвоздей).  Теперь
скелет рухнул,  превратившись в  бесформенную груду костей на полу среди
лохмотьев одежды. Отдельные клочки гнилой, почти черной от крови материи
остались висеть на гвоздях.
     Евгению стало  не  по  себе,  когда  он  представил,  что  пришлось
пережить этому  несчастному;  он  даже  помассировал собственный живот и
колени,  чтобы  избавиться от  свербящего фантомного ощущения.  Хотелось
верить, что палачи все-таки вбили первые гвозди в голову, избавив жертву
от дальнейших мучений,  но увы - размеры навеки въевшихся в дверь темных
потеков под гвоздями опровергали эту версию.  Из  мертвеца не вытекло бы
столько крови...
     Что  же  здесь  произошло?!   Распятый  был,   очевидно,  одним  из
обитателей барака. Одним из тех, кто приехал на машине. Но кто его убил?
Ни  одно животное,  даже самое свирепое,  не  могло сделать это с  такой
жестокостью и,  главное,  таким способом. Выходит, атаковавшие дом твари
все-таки разумны...  Но как они проникли внутрь,  если все окна и  дверь
так и остались заколочены?!
     Стоп.  Про  дверь он  знает только то,  что  открыться ей  не  дает
дерево. Но ведь оно, очевидно, выросло лишь много лет спустя!
     Евгений направился в коридор,  желая проверить свою гипотезу. Чтобы
выйти,  ему пришлось наступить на кости;  под ногами мерзко кракнуло. Из
двери еще  проникал слабый свет  здешнего тусклого дня,  но,  свернув по
коридору направо,  в сторону выхода,  юноша погрузился в полную темноту.
Он  осторожно двинулся в  выбранном направлении,  вытянув  вперед  руки.
Доски пола скрипели при каждом шаге. Под ногой звякнуло разбитое стекло,
что-то покатилось по полу и,  судя по звуку,  стукнулось о стену. "Алиса
права,  что не полезла сюда,  -  подумалось ему,  -  не лучшее место для
прогулок босиком."  Затем он  различил во тьме едва проступающую светлую
полоску внизу,  у  самого пола.  Очевидно,  свет  снаружи пробивался под
входной дверью. Евгений невольно ускорил шаг и тут же поплатился за это:
гнилая доска с  глухим хрустом проломилась под  его ногой,  он  выбросил
вторую ногу вперед и  запнулся ею еще о какое-то еще препятствие.  Этого
он уже никак не ожидал и,  едва успев выставить руки, повалился прямо на 
это "препятствие".
     Он понял,  на что именно упал,  по уже знакомому хрусту и  скрежету
трущихся друг о друга костей.  Истлевшая ткань расползлась под пальцами,
и  рука  провалилась  между  ребрами.  Брезгливо  отворачиваясь  -  даже
раскапывать скелет при свете дня не доставило ему удовольствия, а уж тем
более -  утыкаться в него лицом в полной темноте - он попытался слезть с
мертвеца со  всей  возможной поспешностью;  при  этом  другая  его  рука
наткнулась на череп, и ее тут же резанула боль.
     На  этот раз ему в  голову не полезли глупые мысли вроде того,  что
скелет укусил его; он сразу понял, что порезался обо что-то неподвижное.
Двигаясь теперь уже с максимальной осторожностью,  он ощупал затылочную,
потом  теменную  кость  черепа,  брезгливо ощущая  под  пальцами  редкие
остатки волос,  и,  теперь уже  сбоку,  наткнулся на  торчащий из  кости
холодный острый металл,  а затем,  проведя пальцами вверх вдоль тронутой
коррозией плоскости - на деревянную рукоятку.
     Так. Вот, кажется, и топор.
     Евгений поднялся на ноги с топором в руке. Ощупывать останки дальше
он не стал. Судя по остаткам одежды - да и по форме черепа - зарубленный
был человеком. А монстры управлялись с трофейным топором ничуть не менее
ловко, чем с трофейными молотком и гвоздями...
     Или все-таки не  монстры?  Может,  они все же  не смогли проникнуть
внутрь,   зато   здесь   вспыхнул   какой-то   конфликт   между   самими
оборонявшимися? Гм, хорош "какой-то конфликт", когда дверь баррикадируют
собственным товарищем, заживо прибивая его к ней гвоздями... А что, если
это была не  просто ссора,  даже не  просто вспышка паники?  А  какое-то
сумасшествие...   возможно  даже,   индуцированное  теми  же  монстрами,
внушившими его людям сквозь стены...  (Евгений никогда не  поверил бы  в
возможность подобного,  если  бы  не  помнил  об  удушающей волне  чужой
ненависти, накрывшей его тогда в лесу.)
     Ладно, пока что гадать бессмысленно. Надо проверить входную дверь.
     Евгений подошел к ней,  чувствуя себя с топором уже более уверенно.
Нащупал в темноте ручку,  пошарил рядом с ней.  Так и есть -  закрыто на
прочный стальной засов.  Похоже,  не поврежденный.  Ага,  еще и амбарный
замок навешен...
     Искать здесь ключ, конечно, бесполезно, да тот мог и не повернуться
спустя столько лет. Дракин размахнулся и рубанул по двери. Ему был нужен
свет,  и к тому же,  насколько он помнил, если освободить дверной проем,
то между косяком и стволом дерева все же можно будет протиснуться -  все
лучше, чем в окно лазить.
     После   нескольких  ударов  дверь  затрещала;   Евгений  не   успел
сообразить,  что происходит,  но  инстинктивно отпрыгнул в  сторону -  и
вовремя:  дверь раскололась по всей высоте,  и  одна ее часть рухнула на
пол вместе с  вырванным из  косяка засовом,  а  вторая резко крутанулась
внутрь на петлях и грохнула об стену.  Дерево, давившее на дверь столько
лет, наконец добилось своего.
     Дракин вновь встал перед проемом и  уставился на  дерево,  едва  не
вздрогнув от открывшегося ему зрелища.
     С  внутренней стороны ствола во всю высоту дверного проема тянулось
узкое, но, похоже, глубокое дупло. Разошедшаяся кора обрамляла его двумя
толстыми валиками, удивительно похожими на губы. и более того - за этими
губами внутри дупла, навстречу друг другу, росли тонкие острые шипы. Все
это  выглядело,  как  огромная  вертикальная  пасть,  готовая  поглотить
всякого, кто попытается выйти наружу...
     Он  вновь  повернулся спиной  к  выходу,  становясь  так,  чтобы  в
помещение проникало больше  света.  Теперь  он  понял,  что  находится в
небольшой передней (или  в  таком  доме  ее  следовало называть сенями?)
Коридор,  из которого он пришел,  делил дом на две половины, с комнатами
по бокам,  и, вероятно, достигал противоположной входу стены, но там уже
ничего  нельзя  было  рассмотреть.  Взгляд  Евгения сразу  же  уперся  в
мертвеца,  раздербаненного его падением -  и возле костяной руки на полу
он  увидел нечто,  что  могло быть поценнее топора:  это  был револьвер.
Кажется,  классический "наган". Дракин поспешно подошел и поднял оружие;
конечно, оно провалялось здесь не меньше полувека, но умельцы возвращают
к  жизни даже  пистолеты,  все  это  время проведшие в  земле...  Однако
Евгения ждало  разочарование:  барабан был  пуст.  Юноша  все  же  сунул
револьвер за  пояс -  вдруг где-нибудь еще отыщутся патроны...  Затем он
огляделся по сторонам, заметил железную бочку, прислоненную к стене шину
от  грузовика,  разбитый фонарь,  жестяной таз на табуретке,  расколотую
лампочку  без  абажура,   свисавшую  с  потолка  (выходит,   здесь  было
электричество?), самодельную вешалку в виде приколоченной в углу доски с
вбитыми гвоздями... и второй скелет.
     Тот лежал прямо под вешалкой,  накрытый кожаной курткой,  вероятно,
сорвавшейся с гвоздя. Под этой курткой не видно было ни головы, ни того,
что  прежде было туловищем.  Только ноги.  Ноги,  которые определенно не
принадлежали человеку и  вообще какому-либо  известному науке  существу.
Кости  были  неестественно длинными и  тонкими,  без  всякого намека  на
коленные суставы.  Каждая кончалась тремя  отростками,  расходящимися на
манер штатива.  На конце каждого отростка,  в свою очередь,  было что-то
вроде острого копыта.
     Выходит,  твари  из  леса  все-таки  прорвались внутрь.  Причем они
принадлежали к разным породам -  нижние конечности скелета, раскопанного
Евгением снаружи,  не имели ничего общего с этим... Час от часу не легче
- они не только агрессивны, но и способны к кооперации!
     А  вот пули,  сразившие их,  может быть,  и были выпущены из одного
оружия.  Но  монстр,  застреленный в  углу передней,  не забрал с  собой
своего противника.  Судя по положению скелета стрелявшего,  удар ему был
нанесен сзади, из коридора...
     Евгений подошел к  останкам твари под  вешалкой,  приподнял куртку.
Света в  угол попадало мало,  но он все же различил ребра бочкообразной,
словно бы раздутой грудной клетки и маленький приплюснутый череп, формой
похожий на  баклажан,  глубоко вдавленный в  плечи.  Рук не  было вовсе.
Возможно,  при жизни их заменяли какие-нибудь щупальца.  Юноша брезгливо
бросил куртку обратно.
     С  топором в  руке он вернулся в  коридор и на сей раз повернулся к
ближайшей двери  справа.  Здесь  ему  не  потребовалось ничего  ломать и
высаживать -  это  уже  было  сделано до  него.  Изрубленная дверь  была
приоткрыта; Евгений толкнул ее, желая открыть полностью, но вместо этого
она  шумно  рухнула внутрь помещения.  Дракин закашлялся от  поднявшейся
пыли.  Затем вошел, ориентируясь на тонкие полоски света между забившими
окно досками.  На сей раз он двигался в  темноте с особой осторожностью,
но под ногой что-то все же загрохотало -  судя по звуку, металлическое и
довольно большое.  Орудуя топором,  Евгений освободил окно и  обернулся,
осматривая комнату.
     Ага,  вот,  кажется,  и генератор.  Работал, очевидно, на дизельном
топливе;  выхлопной патрубок присоединен к трубе,  уходящей в потолок...
Жгут проводов уходил в  отверстие в  стене.  Теперь,  однако,  вырванные
провода валялись на  полу и  свисали из  корпуса,  как выпущенные кишки.
Стекла круглых стрелочных индикаторов были разбиты. Посередине небольшой
комнаты валялись две канистры (на одну из них,  очевидно,  и наткнулся в
темноте  Евгений);  они  были  открыты  и,  естествено,  пусты.  Дракину
показалось,  что  он  еще  различает слабый  запах  солярки,  хотя  это,
очевидно, могло быть лишь результатом самовнушения. Тем не менее, что-то
заставило его  повнимательнее присмотреться к  грязному полу.  Сперва он
различил размокший спичечный коробок;  присев на корточки,  он попытался
открыть  его.  Тонкая  картонка расползлась под  пальцами;  внутри  было
пусто.  Зато теперь он увидел несколько спичек,  валяющихся на полу. Все
они были обгорелыми, кроме одной - сломавшейся.
     Это  что же  получается?  Канистры опрокинуты не  случайно,  кто-то
специально вылил солярку на пол и  пытался ее поджечь?  Что за идиотизм?
Во-первых,  лужа  дизельного топлива от  брошенной спички не  загорится,
во-вторых,  кому вообще понадобилось устраивать пожар в деревянном доме?
Монстрам? Они сумели разобраться не только с топором и гвоздями, но и со
спичками? Или же...
     Больше ничего интересного в генераторной не оказалось.  В том числе
и трупов.  А может,  тот,  кого распяли на двери кладовой напротив,  был
выволочен как раз отсюда?  Евгению так и  представилась у  него на груди
табличка "Поджигатель". Хотя, конечно, никакой таблички там не было...
     Дракин двинулся дальше по коридору.  Следующая дверь слева. Верхняя
половина изрублена в щепки, но нижняя при попытке ее открыть упирается в
какое-то  препятствие.  Похоже,  ее  баррикадировали  изнутри...  Ладно,
посмотрим  пока,   что  в  комнате  напротив,  а  там,  глядишь,  станет
светлее...  Здесь  дверь была  выбита внутрь и  валялась на  полу.  Сама
комната оказалась больше предыдущих,  аж  с  двумя  окнами.  Под  ногами
хрустело битое стекло и что-то еще. Проделав уже привычные манипуляции с
закрывавшими окна  досками,  Евгений  понял,  что  оказался  в  какой-то
лаборатории -  разгромленной со  всем  возможным  остервенением.  Причем
громили,  похоже,  не  только голыми руками -  на  полу,  среди разбитых
пробирок и предметных стекол, вырванных с мясом радиодеталей и проводов,
опрокинутых кювет  и  корпусов  отдельных приборов  валялась погнутая от
усердия  лопата.  Впрочем,  от  нее  досталось не  только  оборудованию;
вглядевшись,   юноша  увидел  присохшие  к  бурому  лезвию  волосы...  В
нескольких местах на полу сквозь пыль и  грязь проступали темные пятна -
кровь,   реактивы?   Евгений  наклонился  и  поднял  один  из  приборов.
Вольтметр,  громоздкий,  в круглом черном корпусе -  не чета современным
легким тестерам. А это что? Кажется, обычный атмосферный барометр. А вот
целая плата с  раздавленными в  крошево радиолампами.  А  это что еще за
кассовый аппарат?  А,  должно  быть,  механический арифмометр -  тоже  с
вмятиной на корпусе; Евгений попытался покрутить ручку, но ее заклинило.
Разбитый термометр -  похоже,  ртутный...  лучше здесь не задерживаться,
пары ртути,  кажется,  сохраняются десятилетиями! А этим микроскопом - а
именно,  его широким основанием - должно быть, в самом буквальном смысле
забивали гвозди. Не исключено, что те самые...
     Евгений  почувствовал нарастающий  гнев.  Это  зрелище  варварского
погрома в  научной лаборатории возмутило его больше,  чем сцены жестоких
убийств!   Кое-где   среди  обломков  попадались  и   обрывки  бумаги  -
пожелтевшие,  исписанные выцветшими чернилами. Евгений попытался собрать
их в надежде сложить вместе,  но, похоже, это были куски разных страниц.
Обрывок  какого-то  графика на  миллиметровке,  столбик цифр,  почти  не
отличающихся друг  от  друга,  клочок отпечатанной типографским способом
электрической схемы, другой клочок, с размашистыми буквами от руки -

     по-прежн
     не удалось
     стается неустановл

     Ладно. Похоже, здесь уже ничего полезного не найти.
     Уже  выходя из  помещения,  Евгений заметил на  столе  возле  двери
керосиновую лампу -  как ни  странно,  не пострадавшую.  Юноша хмыкнул -
настолько  неуместным казался  этот  атрибут  девятнадцатого столетия  в
физической лаборатории двадцатого, среди электрических приборов. Евгений
покрутил лампу в руке -  керосин из нее,  конечно,  давно испарился -  и
поставил обратно.
     Он  вернулся к  комнате  с  забаррикадированной дверью.  Теперь,  в
свете,  падавшем из дверного проема лаборатории, стало ясно, что некогда
это было жилое помещение,  с  раскладушками и  тумбочками.  Ныне вся эта
мебель  громоздилась,   сваленная  перед  дверью.   Впрочем,   баррикада
получилась не  слишком  надежная.  Подтверждением чему  была  не  только
разломанная дверь,  но  и  кости  в  истлевшем  тряпье,  белевшие  среди
стальных труб  раскладушек и  на  полу вокруг.  Целых скелетов не  было;
кости были  человеческие и  нечеловеческие,  вперемешку.  Вот  сломанная
рука,  все еще с часами на запястье... а вот уродливая трехпалая клешня,
похожая на  полураскрытый адский бутон...  явно разные ребра переплелись
так,  что теперь,  небось,  и не расцепишь...  большая бедренная кость -
черт ее знает,  чья,  может,  и человеческая... определенно человеческая
нижняя  челюсть  с  золотым  зубом...  какие-то  выгнутые и  зазубренные
костяные пластины,  которым в  человеческом скелете даже нет  аналога...
Евгений так и не понял, останки скольких существ здесь находятся и нашли
ли они свой конец в яростной битве в этой комнате,  или кто-то укладывал
в  баррикаду,  помимо мебели,  еще и  трупы.  А  то и расчлененные куски
таковых.
     А  может,   не  в  баррикаду?  Может,  здесь  состоялось  пиршество
победителей?
     Лезть внутрь,  рискуя пораниться об  острые зубы разломанной двери,
Дракин  не  захотел  -  похоже,  в  комнате все  равно  не  было  ничего
полезного. Он двинулся дальше.
     Две маленькие комнатки слева.  Первая -  даже без окна. При попытке
найти таковое Евгений уперся в  какую-то  высокую и  громоздкую железную
конструкцию, установленную на квадратном столе. Ему, чья юность пришлась
уже на эпоху цифровой фотографии, потребовалась, наверное, целая минута,
чтобы понять,  что это такое. За тубусом фотоувеличителя он наткнулся на
невидимую в  темноте веревку,  на  которой все  еще висели на  прищепках
покоробившиеся снимки.  Обрадованный находкой,  Дракин вышел  с  ними  в
коридор и  отошел туда,  где посветлее,  но тут его ждало разочарование.
Все снимки были отвратного качества, причем не от старости - они были не
в  фокусе.  Похоже,  фотограф  совершенно не  умел  снимать:  лес,  дом,
локомобиль на  заднем плане получились вполне отчетливо,  но на переднем
виднелись  лишь  мутные  силуэты,   настолько  размазанные,   что   даже
невозможно было сказать,  люди это или нет.  Тем не  менее,  при всей их
размытости,  было в  них нечто неприятное.  То была не простая досада от
вида некачественной фотографии.  Нет -  нечто,  напротив,  наводившее на
мысль,   что  это  даже  хорошо,  что  они  не  видны  четко...  Евгений
поморщился: вот ведь чушь лезет в голову.
     Дверь следующей комнатки была сорвана с  петель,  но ее,  очевидно,
выбили не снаружи,  а изнутри.  Внутри на самодельном, грубо сколоченном
столе громоздилась тяжелая черная рация. "С кем это они тут связывались,
интересно?"  -  подумал Евгений.  Рация не выглядела разбитой,  однако и
она,  и стены, и пол, и даже потолок были заляпаны бурыми пятнами. "Если
это  кровь,  то  тот,  из  кого  ее  столько выплеснулось,  должно быть,
проглотил гранату..." Тем не менее,  костей в помещении не было. На полу
лишь валялась разованная в клочья и тоже сплошь перепачканная одежда. Из
нее  наиболее  уцелел  френч;  Евгений  проверил его  карманы.  В  одном
обнаружился ветхий кисет с махоркой (Дракин никогда не видел махорки, но
догадался,  что это такое),  в другом -  партбилет члена ВКП(б) (Евгению
удалось рассмотреть лишь  первую  страницу с  именем Демушкина Кондратия
Ивановича,  остальные склеились от  крови и  рассыпАлись при  попытке их
разъединить) и  стопка  сложенных листков,  также  окровавленных.  Юноша
попытался развернуть их;  они ломались и разваливались на сгибах. Сложив
вместе несколько квадратиков наиболее читабельной страницы,  он различил
среди бурых пятен аккуратные строки:
     "...попустительстве начальника  экспедиции  Грибовцева  В.Н.  ведет
политически вредные реакционные разговоры,  утверждая,  что Особая зона,
где мы находимся, лежит вне поля действия диалектического материализма и
не может быть объяснена в рамках марксистско-ленинской науки..."
     Тьфу,  пакость,  подумал  Евгений.  Он-то  надеялся прочесть что-то
действительно важное, проливающее свет на здешние тайны, а тут - обычный
гадкий донос...  Кому  его  здесь  писал этот  Демушкин,  кому  надеялся
передать -  монстрам из  леса?  Или рефлекс стукача был настолько силен,
что  вынуждал строчить доносы даже  без  надежды отправить их  в  родные
"органы"? Вон какая стопка накопилась, уже еле в карман влезала...
     Тем  не  менее,  Евгений продолжил читать.  Все  же  хоть  какой-то
источник информации о том, что здесь происходило...
     "Старший  биолог  экспедиции  Шевцов  Т.А.,   присутствовавший  при
последнем    таком    разговоре,     не     только    не    дал    отпор
мракобесно-идеалистическим измышлениям Вайсберга,  но  и  заявил,  что с
точки зрения современной биологической науки обследованные им образцы, в
особенности №№ 3,7,9 и 13,  попросту не могут существовать. В частности,
кости,  найденные им внутри ветвей "плачущего дерева" (образец N 3),  не
только не  могут быть результатом эволюции растений,  но и,  вне всякого
сомнения  (по  утверждению  Шевцова)  принадлежат  млекопитающему.   Его
поддержал Марченко Н.К., заявив, что на всех без исключения сделанных им
фотографиях, на которых запечат-..."
     Несколько   следующих   строк   были   нечитаемы  из-за   крови   и
раскрошившейся у сгиба бумаги, потом:
     "...рельсы "не являются материальным объектом, а лишь выглядят, как
таковой",  и  что "не могут же все приборы выйти из строя одновременно".
На мое замечание, что приборы как раз могут выйти из строя одновременно,
и  это несомненно указывает на  вредительство,  он ответил:  "Ну хотя бы
здесь не повторяйте эту чушь" и добавил,  не знаю ли я,  какой вредитель
может вывести из строя маятник-фуко..."
     Написано было  именно  так  -  через  дефис  и  с  маленькой буквы.
Доносчик,  как видно,  еще и не отличался большой образованностью... Но,
стало быть,  опыт с маятником они здесь все же проводили.  И он показал,
что...  мир не вращается?  Или,  может,  вращается слишком быстро?  Увы,
вместо ответа на этот вопрос дальше шли бредовые размышления Демушкина о
"возможной  отработке   механизма  диверсии   против   маятника-фуко   в
Ленинграде с  целью  подрыва  репутации нашей  передовой науки".  Дальше
опять нечитаемое место, потом:
     "...ние  здоровья  тов.Секирина  продолжает ухудшаться.  Томильский
запретил все посещения под предлогом карантина.  Я слышал, как он что-то
обсуждал с  Грибовцевым приглушенными голосами,  но,  заметив меня,  они
сменили тему.  Учитывая,  что тов.Секирин является парторгом экспедиции,
подозреваю преступный сговор  врача-вредителя Томильского с  начальником
экспедиции с целью покушения на жизнь партсовработника и потому намерен,
несмотря на запрет..."
     Дальше все окончательно тонуло в крови.
     Евгений вернулся в коридор и вновь перешел на правую сторону. Здесь
следующая дверь не  была ни  открыта,  ни выломана.  Она была заперта на
надежный металлический замок,  но  в  ее нижней части зияла круглая дыра
диаметром почти в  сорок сантиметров.  Дракин потрогал ее шершавые края,
пытаясь понять, чем она проделана. Воображение рисовало некое гигантское
сверло, но нет, для этого дыра была все же недостаточно ровной. Встав на
колени,  Евгений просунул руку внутрь и отыскал наощупь ручку замка,  но
повернуть ее не сумел -  то ли из-за разъевшей механизм коррозии, то ли,
возможно,  дверь,  запертую снаружи на  ключ,  можно было открыть только
ключом. Тогда он вновь пустил в ход топор.
     В  этой  комнате тоже  было два  окна,  и  на  сей  раз  по  пути к
ближайшему  из   них  Евгений  наткнулся  на   большой  стол  посередине
помещения,  а затем,  обойдя его -  еще на один, прямо под окном. Тем не
менее,  он дотянулся до окна и без труда выломал топором доски,  а когда
обернулся - вздрогнул от открывшегося ему зрелища.
     Казалось бы,  после всех уже виденных им останков людей и  монстров
мало  что  могло  бы  его  шокировать.  Но  эта  комната словно возникла
прямиком из преисподней.  Вдоль стен,  размыкаясь лишь возле окон, в два
ряда стояли клетки.  Некоторые небольшие,  забранные проволочной сеткой,
другие крупнее, с толстыми стальными прутьями, вполне способные вместить
человека в  скрюченной позе.  И почти во всех этих клетках были заросшие
пылью скелеты - большие и маленькие, обреченно развалившиеся на полу или
прижавшиеся к решеткам, вцепившиеся в прутья зубами или тянущие наружу в
последней мольбе  кости  верхних  конечностей -  но  все  разные  и  все
исключительно уродливые.  На  столе  в  центре,  покрытом  окровавленной
клеенкой,  пришпиленной вонзенным в  нее  скальпелем,  был распят скелет
существа, похожего на двугорбую обезьяну; ременные петли по краям стола,
ныне обвисшие на костях, некогда, очевидно, прочно удерживали запястья и
лодыжки жертвы.  На  полу валялся опрокинутый автоклав и  еще  несколько
хирургических инструментов,  выглядевших в  этой  обстановке как  орудия
пыток.
     Это просто-напросто виварий,  догадался Евгений.  И  одновременно -
лаборатория  для  биологических экспериментов.  А  все  эти  существа  в
клетках - не более чем представители местной фауны. Едва ли их умертвили
преднамеренно - если не считать того, что на столе (хотя, возможно, и он
был еще жив,  когда на дом напали).  Скорее, когда члены экспедиции были
перебиты, животные просто умерли от голода...
     Евгений заметил,  что  каждая  клетка снабжена бумажной биркой.  Но
никаких названий на  них  не  оказалось -  только номера.  Номера шли не
подряд, со значительными пропусками. В частности, среди них не оказалось
упомянутых в доносе образцов 3, 7, 9 и 13. Ну правильно, подумал Дракин,
их,   как  "невозможных  с  точки  зрения  науки",  наверняка  подвергли
исследованию  по  полной  программе,  включающей  вскрытие  и  иссечение
отдельных органов и тканей.  Впрочем, номер 3 - вообще дерево, в виварии
ему не место... и неизвестно, что представляли из себя остальные...
     Он  двинулся вдоль клеток,  рассматривая скелеты.  Даже  если самых
причудливых  и   успели  распотрошить,   то  и   оставшиеся  производили
впечатление.  Одни казались помесью не  то  что разных видов,  но разных
классов и едва ли не типов,  вроде явно сухопутной, судя по клетке, рыбы
со  множеством членистых когтистых ножек  и  почти человеческим черепом;
другие  поражали явной  асимметрией и  диспропорцией своей  костей;  про
третьи и  вовсе невозможно было сказать,  что это вообще такое,  где там
голова,  а  где  конечности,  если  у  этой чертовщины вообще есть то  и
другое...  Разумеется, Дракин был астрофизиком, а не биологом; но ведь и
биолога погибшей экспедиции здешняя живность поставила в полный тупик...
     Лишь  несколько  клеток  оказались  пустыми,  причем  прутья  самой
большой из них были выломаны и  выгнуты наружу.  Евгений не представлял,
какие зубы (жвалы,  когти,  клешни?)  надо иметь,  чтобы сделать такое с
закаленными стальными стержнями восьмимиллиметрового диаметра,  зато  он
понял,  что  получившаяся дыра как  раз примерно совпадает по  размеру и
форме с той,  что в двери.  Юноша почувствовал мгновенный дискомфорт при
мысли,  что  сбежавшая тварь все  еще  где-то  здесь.  Ведь  деваться из
заколоченного дома было некуда...  Смешно, конечно - чем бы оно ни было,
оно давным-давно сдохло!  Хотя - некоторые примитивные животные способны
впадать в  анабиоз на  многие годы...  Впрочем,  оно могло сбежать и  не
после, а до того, как здесь законопатили все щели.
     Следующая комната слева была открыта;  она  также оказалась длинной
и,  по  всей  видимости,  совмещала  в  себе  функции  столовой,  кухни,
помещения для отдыха и  "красного уголка".  На полу валялись опрокинутые
стулья,   алюминиевые  миски  (по   которым  изрядно  потоптался  кто-то
тяжелый),  ложки и вилки из того же металла (некоторые скрученные,  чуть
ли  не  завязанные  узлом),  две  кастрюли,  шахматные  фигуры,  осколки
патефонных пластинок...  На  стене  все  еще  держалась  на  одном  углу
стенгазета.  Евгений подошел ближе,  прочитал написанный тушью  от  руки
заголовок передовицы: "Советская наука в борьбе за дело Ленина-Сталина".
Он презрительно фыркнул:  "Вот же не лень им было даже здесь такой дурью
маяться!"  Хотя,  конечно,  попробуй в  те  годы не  помайся...  Товарищ
Секирин,  небось,  еще  и  регулярные политинформации проводил -  да-да,
здесь,  в другом мире,  наглухо отрезанном от сталинской Москвы и вообще
от  Земли со  всеми происходящими там  событиями...  Читать машинописный
текст статьи,  приклеенный к  листу ватмана под  заголовком,  Евгений не
стал. Он бегло глянул другие материалы - приказ начальника экспедиции "о
строгой  экономии дизельного топлива и  других  невосполнимых ресурсов",
коллективное поздравление с днем рождения "нашего друга и коллеги Никиты
Марченко",   сопровожденное  неумелым   дружеским   шаржем,   откровенно
графоманское  патриотическое  стихотворение  за   подписью  Демушкина  и
шахматный этюд за авторством Томильского.  Ничего, что проливало бы свет
на реальные обстоятельства экпедиции -  ну,  если не считать приказа, за
сухими казенными строками которого читалось "ребята,  я  не знаю,  как и
когда мы отсюда выберемся и выберемся ли вообще".
     Евгений тщательно осмотрел помещение, перебирая усеявший его хлам в
поисках спичек, но увы. На консервную банку, использовавшуюся в качестве
пепельницы,  он  наткнулся почти сразу,  но там,  естественно,  ни одной
годной спички не было.  Не оказалось вожделенного коробка и  на дровяной
плите у  дальней стены или поблизости от  нее.  Дракин с  усилием открыл
заскрипевшую дверцу плиты.
     Изнутри  вывалились закопченые кости.  Череп  без  нижней  челюсти,
безусловно человеческий,  глухо стукнулся об пол и  откатился в сторону,
демонстрируя Евгению коричневые зубы. Зубы эти, очевидно, и при жизни не
отличались красотой -  крупные и редкие,  выпирающие вперед,  с особенно
широкой щербиной между резцами.
     Как раз такие были на рисунке, изображавшем Марченко.
     Направляясь  к  выходу,  Евгений  вновь  остановился у  стенгазеты,
внимательно всматриваясь в  картинку.  А ведь он,  пожалуй,  был неправ,
сочтя ее неумелым дружеским шаржем. На самом деле это была искусная злая
карикатура...
     Юноша вновь вышел в коридор.  Теперь,  в свете,  падавшем из дверей
открытых комнат,  он видел,  что тот упирается не в стену,  а в еще одну
дверь,  за  которой -  не  выход на улицу (снаружи в  этом месте никаких
дверей не было),  а  еще одно помещение.  И  перед этой дверью,  один на
другом,  тоже лежали скелеты.  Но прежде,  чем идти туда,  Евгений решил
обследовать последнюю комнату справа.
     Вошел  он  без  помех  -  дверь  оказалась открыта.  Под  ногами  в
очередной раз захрустело стекло.  Выломав доски с  окна,  Дракин увидел,
что находится в  небольшом помещении с кушеткой,  узким высоким столом у
противоположной стены (в  отличие от большинства здесь,  явно фабричного
производства),  квадратным столиком с двумя раскладными стульями (теперь
опрокинутыми) возле окна и шкафом с некогда стеклянной, а теперь выбитой
дверью в  углу  рядом  с  ними.  На  полу,  среди  бесчисленных осколков
пузырьков   и    ампул,    валялись   сложенные   брезентовые   носилки,
распотрошенная коробка с  красным крестом на  крышке,  маленький круглый
манометр - должно быть, от аппарата для измерения давления...
     То,  что лежало на кушетке,  в  первое мгновение показалось Евгению
трупом в крайней стадии разложения,  но затем он понял,  что оно слишком
плоское.  Это  была  просто уложенная в  форме тела  и  превратившаяся в
гнилое  месиво одежда,  пропитанная кровью и  еще  какой-то  желто-бурой
гадостью. Сверху еще можно было угадать когда-то белый халат, из кармана
которого свешивались набок дужки наушников стетоскопа...
     Но было в медпункте и кое-что еще.  А именно - дверь между кушеткой
и окном,  которая  вела  в соседнее помещение. Впервые  за время осмотра
дома Евгений обнаружил комнату, вход в которую был не из коридора.
     Дверь  была  заперта.  Кажется,  ее  пытались ломать -  сверху вниз
наискосок тянулись длинные и  глубокие царапины -  но  не очень усердно.
Дракину вновь пришлось вырубать замок топором.
     Новое помещение оказалось маленькой комнатой,  где не  было ничего,
кроме двух коек.  Правая из них,  не застеленная, имела жуткий вид - вся
она  была словно...  изгрызена.  Подойдя ближе и  наклонившись,  Евгений
заметил  нечто  грязно-желтое,  торчавшее  возле  изголовья.  С  усилием
выдернув этот предмет,  он  понял,  что  держит в  руке длинный загнутый
клык, похожий на зуб змеи.
     На  левой койке,  на  простыне под одеялом,  что-то  лежало.  И  по
очертаниям это  напоминало туловище очень крупного человека -  без  рук,
без ног и  без головы,  но с  выпирающим вверх объемистым животом.  Хотя
Евгений понимал,  что никакого живота там быть не может - максимум ребра
грудной клетки...
     Он отдернул одеяло.  Нет, никакой это был не живот. И не ребра. То,
что лежало на кровати, представляло собой гладкий черный панцирь, словно
у  гигантского жука или,  возможно,  у мечехвоста.  Он был около метра в
длину;  высота  в  самой  верхней точке  достигала почти  половины этого
размера.  Это  был  только панцирь и  ничего кроме -  не  было  видно ни
головы,  ни  ног,  ни хвоста или чего-то подобного.  Никаких повреждений
тоже не  было заметно.  Евгений даже усомнился,  действительно ли  _это_
когда-то было живым.  Впрочем, тут же мелькнула у него и противоположная
мысль -  а не может ли оно быть живым и сейчас...  Он напомнил себе, что
эта  комната  заперта  уже  больше  пятидесяти лет  и,  все  же  не  без
внутреннего дискомфорта подсунув пальцы под край панциря,  попытался его
перевернуть. Это ему удалось, хотя и потребовало изрядных усилий - _оно_
было тяжелым, наверное, не меньше семидесяти килограммов.
     Все  оказалось там,  на  брюшной  стороне:  упрятанная под  панцирь
маленькая кожистая головка  со  злобным  сморщенным личиком  и  круглыми
рачьими глазками,  четыре  пары  скрюченных членистых ножек,  прижатых к
сегментированному хитиновому брюшку, но самой крупной и заметной деталью
был  толстый,  покрытый редкими волосками хоботок (хотя по  размерам это
следовало назвать хоботом),  начинавшийся от  самых  глаз,  где  он  был
толщиной с  руку взрослого мужчины,  и протянувшийся вдоль всего тела до
заднего  конца  панциря,  постепенно сужаясь  в  тонкое  трубчатое жало.
Зубов,  равно как и рта в обычном смысле,  не было, так что над соседней
койкой явно потрудился кто-то другой.
     Разумеется,   тварь  была   давным-давно  мертвой,   хотя   никаких
повреждений не  было заметно и  с  этой стороны.  Вероятно,  она  сдохла
просто-напросто от голода, не имея в кого вонзить этот свой хоботок...
     Что-то  вроде  гигантского  клопа,   подумал  Евгений,  кривясь  от
отвращения.  Но  оно не  могло забраться сюда само -  дверь была заперта
снаружи!  Образец номер  какой-то  там?  Но  почему здесь,  почему не  в
виварии?  Да еще и не в клетке, а на койке, заботливо укрытое одеялом...
А может,  оно было уже мертво, когда его притащили в дом? Хотели сделать
вскрытие, а пока накрыли одеялом, чтобы не воняло... Все равно, логичней
было бы  не портить постельное белье и  не занимать кровать,  а  бросить
дохлятину куда-нибудь в угол, замотав брезентом...
     И кстати...  чем дольше Евгений смотрел на эту пакость,  тем меньше
понимал,  как она вообще могла жить самостоятельно.  Эти маленькие ножки
явно были слишком хилыми, чтобы поддерживать, и уж тем более перемещать,
такое тяжелое тело.  Для паразита тварь опять же  была слишком крупной -
разве что ее  хозяин (в биологическом смысле этого термина) был размером
с бронтозавра?  Неужели здесь водится и такое? Но и тогда непонятно, как
этот "клоп" умудрялся держаться на теле, не имея ни присосок, ни сильных
конечностей. Может, оно обитало _внутри_ гигантского организма? Но зачем
ему,  в таком случае,  панцирь и глаза?  Дракину вновь вспомнились слова
покойного биолога Шевцова,  что с научной точки зрения здешние обитатели
попросту не могут существовать...
     Евгений вышел  через медпункт в  коридор и  направился к  последней
двери.  Если он и  здесь не найдет разгадок...  Он ведь обошел уже почти
весь дом,  но  до  сих  пор не  сумел обнаружить,  каким образом монстры
проникли внутрь.
     Монстры,  да.  Два  скелета,  громоздившиеся перед  дверью в  конце
коридора,  определенно принадлежали им. Евгений наклонился, рассматривая
останки в полумраке.
     Костяки частично рассыпались,  и  не  всегда было понятно,  где чьи
кости,  но ясно было,  что и  здесь монстры принадлежат к  разным видам.
Первый,  навалившийся на дверь,  судя по строению позвоночника и  нижних
конечностей был  прямоходящим,  но  вместо рук  у  него  были совершенно
невозможные для двуногого существа копыта,  а  вдавленный в  грудь череп
чрезвычайно напоминал череп свиньи,  даже с  мумифицированными остатками
рыла.  "Porco erectus" -  мелькнуло в  голове у  Евгения.  Вторая тварь,
издохшая позади первой,  была еше  более причудливой.  Она имела грудную
клетку и  руки примата,  но ниже ребер позвоночник превращался во что-то
длинное и извивающееся, подобное хвосту змеи, лишенное всякого намека на
ноги или кости таза.  Должно быть, это существо передвигалось наполовину
ползком,  а наполовину -  отталкиваясь от земли руками.  Череп же у него
был,  как у крысы, только, разумеется, гораздо больше. И своими длинными
зубами этот череп вгрызался в ногу лежащего впереди "эректуса",  целиком
заглотив  ступню  и  практически  перекусив  кости  голени.  Вот  вам  и
"кооперация между монстрами"...
     Евгению пришлось оттаскивать кости  разваливающихся скелетов назад,
чтобы освободить проход.  Когда, наконец, с этой неприятной работой было
покончено и  он  выпрямился перед дверью,  то  заметил в  ее поверхности
четыре маленьких круглых дырочки.  Очевидно,  те,  кто заперлись внутри,
стреляли по  ломящимся тварям прямо  через дверь,  и  небезуспешно.  Все
логично,  здесь был  последний рубеж обороны...  Но  если он  остался не
взят, если последних монстров перебили здесь, то почему победители так и
не вышли? Ведь дверь осталась запертой (в чем Евгений убедился, подергав
ручку), а окно - заколоченным изнутри...
     Несколькими ударами топора он выломал замок и вошел.
     Уже того света,  что проникал из коридора,  было достаточно,  чтобы
понять -  это  какой-то  кабинет,  и,  похоже,  действительно избежавший
погрома.  Освободив окно,  Дракин убедился,  что это и в самом деле так.
Две полки с книгами (рядом с физическими и математическими справочниками
Евгений заметил томик Тютчева), письменный стол - настоящий, с тумбами и
ящиками,  на столе -  бронзовый письменный прибор, изображавший замок на
скале - старинная, едва ли не дореволюционная вещица, печатная машинка в
классическом строгом стиле сороковых годов, с до сих пор торчащим из нее
листом,   тщательно  очиненные  карандаши,   ручка   с   золотым  пером,
логарифмическая линейка (Евгений знал,  что  это  такое,  но  не  как ей
пользоваться), очки в раскрытом очешнике с бархатной синей тряпочкой для
протирки стекол...  Коричневая настольная лампа  и  рядом  с  ней  -  не
вписывающийся  в  стиль  сороковых  подсвечник  с  оплывшей  свечой;  ну
правильно  -  режим  строгой  экономии...  Между  лампой  и  прибором  -
фотография в  рамке:  молодая женщина,  чем-то похожая на актрису Любовь
Орлову.  И  все  это,  разумеется,  густо  заросшее  пылью  и,  местами,
паутиной...   Из  образа  классического  кабинета,   где  хозяин  только
работает, выбивалась только узкая, аккуратно заправленная койка у стены.
     Евгений шагнул от окна обратно к столу и только тут заметил хозяина
кабинета.
     Он  лежал  на  полу  возле кровати,  уставясь в  деревянный потолок
затянутыми паутиной глазницами.  В  обвисшей на ребрах гнилой одежде еще
можно было распознать костюм-тройку с галстуком.  Гротескным дополнением
к  галстуку  на  воротнике когда-то  белой  рубашки  покоилась аккуратно
подстриженная борода,  которая сползла с отпавшей нижней челюсти,  когда
разложились ткани лица.  Правая рука  была поднесена к  виску,  и  кости
кисти  все  еще  лежали  на  рукояти "браунинга".  Пуля  прошла навылет,
оставив дыры в  обоих висках;  Евгений мог бы  проследить взглядом,  где
она,  пролетев под столом, ударилась в стену - но и без этого, по ровной
позе мертвеца, было ясно, что этот человек не упал, а сначала лег на пол
и лишь потом выстрелил. Почему именно так? Вероятно, в силу присущей ему
аккуратности, не хотел пачкать стол и кровать...
     Евгений наклонился и поднял оружие; вспоминая навыки, полученные на
военной  кафедре,  извлек  магазин,  затем  над  столом  оттянул затвор,
готовясь, что оттуда выскочит патрон - но увы. Очевидно, хозяин кабинета
истратил на  себя последнюю пулю.  Объясняло ли  это  его  самоубийство?
Возможно, произошло трагическое недоразумение - он попросту не знал, что
монстров в  доме больше не осталось,  и  предпочел последней пулей убить
себя, чтобы не попасть живым к ним в руки?
     Самоубийцы обычно оставляют записки.  Но это в мирной жизни, а не в
боевых  условиях.  На  поверхности стола  и  впрямь  не  лежало никакого
листка... Но, конечно же, листок торчал в машинке! Евгений поспешно сдул
с него пыль и прокрутил звякнувшую каретку, извлекая бумагу.
     "Если вы  способны читать,  откройте сейф,  верхняя полка.  Ключ на
кровати внутри наволочки."
     Сейф?  Дракин вновь огляделся по сторонам и только тут заметил, что
левая тумба стола на  самом деле  представляет собой бронированный ящик.
Ну правильно,  советская секретность прежде всего...  Впрочем,  монстры,
наверное,  даже и ворвавшись сюда, с сейфом бы не справились. Хотя - кто
знает... юноше снова вспомнился человек, прибитый гвоздями к двери.
     Ощупав  подушку,  Евгений быстро нашел  ключ  и  вернулся к  столу.
Мелькнула мысль,  что вот теперь, по закону подлости, замок не откроется
- все-таки столько лет прошло... Ему и впрямь пришлось приложить усилие,
но все-таки ключ с хрустом провернулся.
     На верхней полке внутри лежала толстая тетрадь в картонной обложке.
На  обложке в  правом верхнем углу стоял штамп "Совершенно секретно",  а
посередине каллиграфическим почерком перьевой ручкой было выведено:
     "Полевой журнал начальника экспедиции Грибовцева В.Н."
     Евгений  с  опаской  потрогал стул  -  не  развалится ли?  -  затем
подвинул его ближе к свету и сел читать.
     "22/V/1952.  Итак,  моя гипотеза в  полной мере оправдалась.  Серия
нераскрытых дел об исчезновениях трамваев в г.Москве,  первое из которых
обнаружено еще в  архивах царской полиции,  объясняется не деятельностью
диверсантов и вредителей, а неким природным явлением, пока не изученным,
но,    несомненно,    имеющим    естественное   объяснение   в    рамках
марксистско-ленинской науки.  Можно предположить,  что рельсы,  т.е. два
проводника условно-бесконечной протяженности,  находящиеся в  постоянном
электромагнитном поле  проводов,  при  сочетании  ряда  факторов,  куда,
возможно,   входит  состояние  атмосферы,   геомагнитные  характеристики
местности,  а  также  искровой разряд  движущегося трамвая  -  порождают
эффект,  условно названный мною "пробой пространства".  Очевидно, данный
эффект,  будучи  поставленным на  службу  Советскому государству,  может
иметь  чрезвычайное народно-хозяйственное и,  в  особенности,  оборонное
значение.   После  того,   как   мой  проект  получил  одобрение,   была
сформирована  экспедиция  в   составе   четырнадцати  человек  на   двух
локомобилях на базе ЗИС-5..."
     Ага,  значит,  был еще и второй. Ну правильно, в одной трехтонке не
уместить столько людей и груза -  запасов-то нужно было много,  они ведь
понятия не имели,  где окажутся и  как долго там пробудут...  И  куда же
этот второй делся?
     "...в  ночное  время  курсировавшая по  трамвайным путям  с  учетом
наиболее вероятного,  согласно статистике предыдущих исчезновений, места
и  времени проявления эффекта; при  этом  каждые  5  секунд искусственно
создавался искровой разряд,  характерный для  обычных  трамваев.  Первый
выезд был осуществлен нами в  ночь с  18  на 19 мая,  и  уже сегодня,  с
четвертой попытки,  в  1:42  по  моск.времени нами  был  достигнут успех
(осуществлен    пробой    пространства),    подтвердивший   правильность
предварительных  расчетов.   В   настоящее   время   мы   находимся   на
неустановленной территории,  получившей временное название "Особая  зона
№1".   Нашими  первоочередными  задачами  являются  установление  нашего
местоположения  и  развертывание  базы.  Учитывая  возможность,  что  мы
находимся на территории потенциального противника,  избран режим полного
радиомолчания и светомаскировки...."
     Разумеется,  Грибовцев и его коллеги очень быстро убедились, что ни
о какой "территории потенциального противника" - во всяком случае, в том
смысле,  какой эти  слова имели в  СССР -  речь не  идет.  Уже 23  мая в
журнале появилась фраза "Это  не  Земля" -  пока,  правда,  лишь в  виде
предположения, которое сам Грибовцев не разделял, упирая на то, что сила
тяжести в точности соответствует земной (и более того - земной на широте
Москвы),  да и состав атмосферы тоже, разве что без следов промышленного
загрязнения.  Продолжительность суток  опять же  в  точности совпадала с
земной,  хотя соотношение дня  и  ночи соответствовало не  концу мая,  а
равноденствию -  но последнее еще можно было объяснить сдвигом по широте
в  тропические широты.  Но  Шевцов и  двое его коллег были категоричны -
здешняя фауна и  флора не встречаются ни в одной из природных зон Земли.
Даже  если  какие-то  виды  и  похожи  внешне,  тщательное  исследование
показывает существенные отличия...
     Дальше  -  больше.  Не  просто  "не  встречаются",  а  и  не  могут
встречаться,  и  не  только на  Земле -  мнение,  с  которым Евгений уже
познакомился в  доносе Демушкина.  Продолжительность дня  и  ночи прочно
застряла на одном месте.  На небе не удается выделить никаких источников
излучения -  лишь ровный серый свет,  льющийся отовсюду. В эфире мертвая
тишина -  нет даже радиопомех. Компас не работает. Запущенные метеозонды
с аппаратурой бесследно растворяются в серой пелене.  Возможно,  поэтому
совсем нет птиц и  вообще летающих существ -  зато часто попадаются гады
(в  биологическом смысле  термина).  Маятник  Фуко  колеблется  в  одной
плоскости.   Метеоролог  настаивает,   что  столь  полное  и  устойчивое
безветрие под открытым небом невозможно...
     Постоянные наблюдения за  рельсами возле того места,  где вынырнули
локомобили,  лично и  с помощью приборов.  Ничего -  никакой активности,
никакого  транспорта  -   свежепровалившегося  или  "местного".  Никаких
примечательных излучений или полей.  Наконец -  отнюдь не в первый день,
вот  до  чего  сильна инерция мышления!  -  Вайсбергу приходит в  голову
исследовать сами рельсы. До сего момента подсознательно воспринимавшиеся
всеми,   как  единственный  привычный  предмет  в   непривычном  мире...
Выясняется,  что сделать с  ними нельзя ничего.  Ни  "отщипнуть" от  них
кусочек физически (в ход идут все средства, от алмаза до взрывчатки), ни
воздействовать на них реактивами.  У них нет магнитных или электрических
свойств,  они не видны в рентгеновском диапазоне,  их нельзя нагреть или
охладить...  Строго говоря,  граница между  ними  и  окружающим воздухом
вообще  не  является  четкой.  На  этой  границе  конденсируется  влага;
химический анализ показывает, что это обычная вода.
     И, естественно, ни у кого никаких идей, как вернуться назад. Просто
ездить туда-сюда по рельсам,  сверкая искрами?  Этого недостаточно -  во
всяком  случае,   начальные  условия  соблюдены  не  будут:  сверху  нет
проводов,   а  снизу  вместо  "условно-бесконечных  проводников"  вообще
черт-те что...  А чувствительная аппаратура, работавшая в момент "пробоя
пространства" -  на  основании  данных  которой  Грибовцев и  планировал
обеспечить возвращение - не зафиксировала ровным счетом ничего.
     Но пока им не до возвращения -  и  даже не до дальних поездок.  Они
ударными темпами строят  базу,  уже  не  боясь  привлечь "потенциального
противника"  визгом  пил  и   стуком  молотков.   Противник,   меж  тем,
появляется.  Первое нападение монстра,  пострадавший Секирин -  впрочем,
пустяки,  царапина, подоспевший на крики механик Дергач успел застрелить
тварь.  Томильский,  однако,  опасается  возможности  заражения.  Приказ
Грибовцева -  по одному и  без оружия в лес не ходить даже по нужде.  По
ночам из леса доносятся стоны,  вопли и еще более жуткие звуки. Хотя все
члены  экспедиции  -   идейные  материалисты,   это  не  лучшем  образом
отражается на их моральном духе -  особенно в  сочетании со всем прочим.
Секирин начинает жаловаться на  зуд и  ломоту во  всем теле.  Томильский
снова обследует его,  но  не  находит никаких признаков,  указывающих на
инфекцию.
     Наконец база  построена.  Только  теперь Грибовцев распоряжается об
экспедиции по рельсам -  один локомобиль едет впереди, второй прикрывает
на   почтительном  расстоянии,   но  без  потери  визуального  контакта.
Обнаружение трамваев (тогда  их,  конечно,  было  меньше).  "Явные следы
агрессии  неизвестных  существ",   обнаружены  изувеченные  человеческие
останки и  старые пятна  крови.  Локомобили объезжают вагоны по  земле и
следуют по рельсам дальше -  до самого их конца.  Видят то же, что более
полувека спустя увидит Евгений.  Исследования,  замеры,  попытки копать.
Результат нулевой.  Поездка в обратную сторону. Стена. "Возможно, что мы
находимся в  замкнутом пространстве,  не  исключено что  даже  созданном
искусственно..."  Попытки  определить  верхнюю  границу  стены  радаром.
Безрезультатные.
     Тесты,  замеры,  эксперименты.  Результаты - нулевые или абсурдные.
Даже  попытки  посылать сигналы гипотетическим создателям Зоны,  которые
язвительный  Вайсберг  именует  "молитвами  Творцу".  Несколько  случаев
нападения  лесных  тварей  -   к  счастью,   без  пострадавших,   оружие
своевременно пускается в ход.  Но вообще биологи все более стоят на ушах
от  местных  видов,  многие  из  которых  представляют собой  совершенно
немыслимую помесь весьма различных организмов или же, напротив, являются
воплощением того или иного гипертрофированного свойства, подавившего все
прочие.  Биологам  проще,  чем  физикам  и  химикам  -  они  не  владеют
генетическим  анализом,  зато  вооружены  теорией  товарища  Лысенко  об
изменении особей под воздействием среды. Однако даже эта теория не может
объяснить,  как  одни и  те  же  условия могут приводить к  столь разным
результатам.  Становится ясно,  что  не  только  многие  из  этих  видов
нежизнеспособны сами по себе, но и не может существовать объединяющая их
экосистема...  Более  того  -  некоторые особи  упорно не  получаются на
фотографиях.  Или  выходят нечетко,  или,  что  совсем  уж  необъяснимо,
выглядят  на  них  не  так,  как  в  реальности.  Марченко делает  серию
контрольных снимков участников экспедиции.  Результаты -  еще хуже,  чем
для местных обитателей. "Когда он показал мне эти снимки в первый раз, я
счел их неуместной шуткой..."
     Здоровье  Секирина  резко  ухудшается.  Его  скрючивает  непонятный
приступ,  он  почти  не  может передвигаться самостоятельно.  Томильский
помещает его в  лазарет и обнаруживает у него прогрессирующую деформацию
костей и странные изменения кожного покрова.  Ни с чем подобным медицина
прежде  не  сталкивалась.  Другие  члены  экспедиции  тоже  жалуются  на
различные недомогания.  "Хотя  не  исключено,  что  это  просто нервы  и
переутомление..."  Тем  не  менее,  встревоженный Грибовцев  откладывает
запланированную дальнюю экспедицию "туда, где кончаются рельсы", которая
должна подтвердить или опровергнуть гипотезу о  замкнутой котловине,  со
всех сторон окруженной Стеной.
     Моральный климат действительно оставляет желать лучшего.  Учащаются
конфликты.  "Сегодня вечером разыгралась безобразная сцена. Томильский и
Пахомов, как обычно, играли в шахматы. В какой-то момент Пахомов, обычно
- довольно сильный игрок,  "зевнул" ладью,  и Томильский ее взял.  Вдруг
Пахомов,  вместо того,  чтобы признать поражение или пытаться продолжать
безнадежную борьбу,  стал громко возмущаться,  говоря, что Томильский не
имел  морального права пользоваться его  случайным промахом.  Томильский
подчеркнуто холодно ответил,  что в шахматных правилах ничего не сказано
о моральном праве пользоваться ошибками противника и что,  напротив,  не
воспользоваться  таковыми  было  бы  глупостью.  В  ответ  Пахомов  стал
кричать:   "Вот  правильно,   вот  все  вы   такие,   вам  бы   лишь  бы
воспользоваться чужой оплошностью,  вы  ради своей выгоды родную мать не
пожалеете,  недаром  среди  шахматистов  столько  ваших"  и  т.д.  Когда
Томильский еще более холодно спросил, каких "ваших" он имеет в виду, тот
ответил "Да  жидов,  конечно,  кого же  еще!"  Томильский,  обычно такой
спокойный,  пытался  дать  ему  пощечину,  их  еле  успели  растащить...
Ситуация усугубляется тем,  что  единственным евреем в  нашей экспедиции
является  Вайсберг  (также  присутствовавший  при  этой  сцене),   а   у
Томильского только четверть еврейской крови (и  еще  четверть польской),
хотя,  конечно,  будь это и  не так,  выходка Пахомова не стала бы менее
гадкой.  Доселе ни  один  из  нас  не  позволял себе  националистических
выпадов..."
     Пахомову  объявлен  строгий  выговор,  проводится общее  собрание с
целью разрядить обстановку и "напомнить всем о высоком статусе работника
советской науки" (кстати,  не  все  члены  экспедиции являются учеными -
есть  и  чисто технический персонал),  но  нормализовать психологический
климат не  удается.  Люди  раздражены и  напуганы,  все  больше жалоб на
здоровье,  Томильский вынужден отправить в лазарет еще одного пациента -
инженера Дыбина (на  самом  деле  -  представителя МГБ,  что,  в  общем,
является секретом Полишинеля) и  ввести  строгий карантин.  От  биологов
распространяется слух  о  новой  находке  -  дереве,  в  дупле  которого
обнаружены "коренные зубы,  определенно принадлежащие гоминиду,  один из
них - со следами пломбирования". Причем эти зубы не лежат там, как запас
некой адской белки,  а...  растут из древесины,  словно из десны. "Велел
Шевцову,  чтобы  впредь он  и  его  подчиненные о  любых  новых находках
докладывали только мне и не распространялись о них в коллективе без моей
санкции". Попытки возвращения единственным известным способом - ездой по
рельсам в  районе "точки входа" и  дальше в  ночное время  с  генерацией
разрядов по схемам,  предполагаемым теорией Грибовцева. Естественно, все
безуспешно.
     Ситуация  стремительно ухудшается.  Томильский отбивается от  новых
больных,  раздавая им бесполезные лекарства -  во-первых,  их уже некуда
класть,   а  во-вторых  и  в-главных,  никто  не  должен  узнать,  _что_
происходит в лазарете,  который теперь постоянно заперт. "Сегодня доктор
показал мне это.  Даже будучи подготовлен его словами,  я  испытал шок и
ужас,  каких не знал никогда в  жизни,  даже в  худшие дни ленинградской
блокады. Ни Томильский и никто из всех светил медицины на свете не могут
сказать,  во что превращается Секирин,  но бесспорно одно - он больше не
человек. Он уже даже не млекопитающее... Деформация черепа и конечностей
Дыбина уже также весьма заметны,  хотя в  его случае процесс развивается
по-другому.  Он  еще  сохраняет  способность к  членораздельной речи  (в
основном нецензурная лексика),  но  крайне  агрессивен.  Его  приходится
держать привязанным к  койке  и  с  кляпом во  рту,  чтобы  не  услышали
посетители медпункта.  Большие дозы успокоительного не оказывают на него
никакого действия - как, впрочем, и все остальные наши препараты..."
     Грибовцев  понимает,  что  медлить  с  отправкой  экспедиции больше
нельзя. В путь отправляется только один локомобиль с командой из четырех
человек  -  Грибовцев не  уверен  в  физическом и  психическом состоянии
большинства остальных,  к  тому  же  кого-то  надежного надо оставить на
базе.  Как ни  удивительно,  с  машиной удается поддерживать радиосвязь,
хотя физики и  сомневались,  что в "Особой зоне 1" распространяются хоть
какие-то радиосигналы.  Связь, правда, плохая, голос Могутина (командира
группы) часто прерывается или звучит искаженно.  Грибовцев надеется, что
Стены с другой стороны - если она существует - на машине удастся достичь
до  конца дня  (хотя и  непонятно,  что ему это даст),  но  вскоре после
места,  где  рельсы  уходят  в  землю,  заросли  становятся все  гуще  и
непроходимее,  людям то и  дело приходится останавливать машину и валить
деревья  (у  них  с  собой  бензопила,  но  количество бензина  тоже  не
бесконечно).  За  первые три дня удается продвинуться лишь на  считанные
километры.  Группа  пытается искать объездные пути,  но  упирается то  в
болота, то в буреломы (хотя откуда буреломы в мире, где нет даже слабого
ветра?),  к  тому же  компас по-прежнему бесполезен -  как,  впрочем,  и
остальные приборы...  Никто уже не поручится,  в  каком направлении едет
машина,  в  чаще  слышны  шорохи и  стоны,  неведомые твари  движутся за
постоянно останавливающимся локомобилем,  как акулы за  чумным кораблем,
подбираясь все ближе... Голос Могутина во время сеансов связи искажается
все сильнее,  и  наконец Грибовцев понимает,  что виной тому -  вовсе не
качество сигнала.  Во  время  последнего сеанса этот  голос  переходит в
утробный  рык,  затем  в  наушниках раздаются истошные  вопли,  и  связь
обрывается -  навсегда.  "Это страшные слова,  но я надеюсь,  что они не
вернутся..."
     Они вернулись.  Даже несмотря на то, что им пришлось где-то бросить
локомобиль (возможно,  потому,  что  они  уже  были  не  в  состоянии им
управлять).  Двоих из  них еще можно было узнать.  Еще двух -  только по
ремешку часов у  одного и парадоксальным образом уцелевшим очкам на носу
у  другого.  Уцелели они,  кажется,  потому,  что вросли в  глазницы.  В
бинокль видно,  что одно стекло разбито,  и  осколок торчит в глазу,  но
тот,  кто некогда был Вайсбергом,  не обращает на это внимания.  Остатки
человеческой плоти еще висят поверх его новой кожи.
     А за ними идут... другие. Вряд ли как сознательные союзники. Скорее
как все те же акулы или шакалы, ожидающие поживы на месте битвы.
     На  это  Грибовцев не  рассчитывал.  Накануне  ночью  он  вместе  с
Шевцовым,  которому еще мог доверять, тайно выволок в лес и закопал ящик
с  большей частью оставшегося оружия.  Это  не  безумие -  он  опасается
побоища внутри дома.  Теперь у  них  лишь два ствола.  Колючая проволока
задерживает  пришельцев  лишь  ненадолго.  Впрочем,  половина  окон  уже
заколочена. Пока одни спешно заколачивают остальные, двое стреляют через
оставшиеся просветы по бывшим товарищам.  Убить их оказывается несложно,
за исключением Могутина, демонстрирующего чудеса живучести. Прочие твари
нехотя  отступают,  но  бродят за  деревьями.  Ночью  они  утаскивают и,
вероятно, сжирают трупы - кроме одного, лежавшего слишком близко к дому.
Впрочем,  Шевцов клянется,  что слышал, как кто-то скребется на крыльце.
Он  подозревает,  что  Могутин все  еще  жив.  Выйти  проверить никто не
решается.
     Второй день в осаде.  Вместо туалета используют опустевшие емкости.
Кто-то справляет нужду в еще не пустую бочку с питьевой водой. Грибовцев
(и не только он) убежден, что это не по ошибке...
     Наконец  твари  снаружи,  по всей видимости, разбредаются, наскучив
ожиданием. Но внутри "хорошо" уже и без них...
     Последняя страница журнала:
     "Они ломятся в дверь.  Видимо,  из людей уже никого не осталось.  У
меня еще 5 пуль, буду стрелять."
     Пустая строка, затем:
     "Кажется, мне удалось застрелить последних. Уже два часа совершенно
тихо.  Впрочем, это уже ничего не меняет. Когда ЭТО произойдет со мной -
лишь вопрос времени.
     Шевцов,  когда  мы  виделись в  последний раз,  говорил,  что  надо
поджечь дом,  чтобы уничтожить заразу. Какая глупость! И даже не потому,
что  наш  дом  -  это капля в  море,  точнее,  в  лесу;  даже если огонь
перекинется на него,  весь он точно не выгорит. Просто на самом деле нет
никакой  заразы.  Это  не  инфекция,  не  радиация,  даже  не  болезнь в
медицинском смысле. Это... это то, что внутри нас.
     Сейчас,  вспоминая погибших,  я  понимаю,  что,  если бы я  вздумал
рисовать на них карикатуры,  то как раз изобразил бы что-то в этом роде.
Прежде  я  бы  не  отважился доверить  такое  бумаге,  но  теперь  какая
разница...   Бездарь   Секирин,   навязанный   нам   исключительно  ради
идеологического окормления -  типичный клоп-паразит, только и способный,
что сосать чужие соки,  а  к самостоятельному существованию непригодный.
Демушкин, заваливший меня доносами на остальных и наверняка настрочивший
вдвое больше доносов на  меня самого -  и  в  самом деле какая-то помесь
крысы  с  ползучим гадом.  А  Пахомов  был-таки  порядочной свиньей.  Et
cetera,  et  cetera.  Это место не  творит зло само по  себе -  оно лишь
проявляет нашу подлинную сущность...  Да, от некоторых я не ожидал того,
во  что  они превратились.  Ну  что ж  -  моя проницательность далеко не
идеальна.
     Я не стану дожидаться собственного приговора.  Я знаю, что виновен,
и  виновен во многом.  Начиная от моей самонадеянности с самого начала и
кончая приказом стрелять по своим бывшим коллегам, отданным без раздумий
тогда,  когда они еще не  проявили никакой агрессии.  Но я  хочу умереть
человеком.  У  меня как  раз  осталась последняя пуля.  Не  прошу ничего
никому передать - все равно отсюда нет дороги назад.
     Прощайте,  кто бы вы ни были,  читающие мои записи.  Поможет ли вам
то, что вы узнали?
     Боюсь, что нет."
     Чья-то рука легла Евгению на плечо.
     Он  заорал и  шарахнулся,  едва не свалившись со стула -  в  полной
уверенности,  что  это  костяная длань  поднявшегося за  спиной  хозяина
кабинета. Однако рядом с ним стояла бесшумно подошедшая Алиса.
     - Предупреждать  надо,   -  сконфужено  пробурчал  он.  -  Ты  что,
окликнуть не могла?
     - Извини,  -  она,  кажется,  тоже смутилась. - Я забыла, что ты не
чуешь.
     - Ты же не хотела заходить сюда?
     - Тебя долго не было.  Сначала ты ломал окна,  а  потом...  слишком
долго тихо.
     - Я  читал,  -  он  показал ей тетрадь и  тут же вернулся к  самому
главному:  -  Алиса, эти монстры... другие... на самом деле люди! Бывшие
люди, попавшие сюда...
     - Да, - спокойно подтвердила девушка.
     - Ты знала?! Почему ты не сказала мне?!
     - Я сказала. Сразу. Это место, где каждый становится собой.
     Да,  понял Евгений.  Озабоченный мачо  превращается в  "рогатого" -
недаром по-английски это так и называется "horny". Тупая потребительница
женских журналов -  в грудастое страшилище, едва не изнасиловавшее его у
озера.   Те,   кто  ни  к  чему  не  относится  серьезно,  "стебушники",
интернет-"тролли" -  в натуральных троллей-хохотунчиков,  которым всегда
смешно.  Обжоры-толстяки...  ну и так далее.  Кто-то становится бараном,
кто-то муравьем, кто-то - и вовсе деревом...
     - Неужели все-все - люди? Каждое животное, каждая травинка? Сколько
же их тут?! Никаких трамваев не хватит...
     - Не все. Сюда ведь попадают не только люди.
     - Ну да, еще собаки, - вспомнил он.
     - Не только,  -  повторила Алиса. - Но все становятся теми, кто они
есть. Многие плодятся. А это место было задолго до трамваев.
     Евгений не  стал  спрашивать,  откуда она  знает.  "Знание приходит
само..." По крайней мере, здесь.
     - Но мы... - сверкнула у него новая жуткая мысль, - мы ели людей?!
     - Это уже не люди.
     - И  ты говоришь,  что все...  и  он тоже писал...  -  юноша мотнул
головой в  сторону скелета на  полу.  -  Но разве нельзя остаться просто
человеком?!
     - Нет, - покачала головой девушка.
     - Нет? Почему?! Ведь ты же осталась! А ты здесь уже давно!
     - Нет, - повторила Алиса.
     - Что - нет?
     - Я не человек.
     - А  кто же ты -  обезьяна?  -  криво усмехнулся Евгений.  В голове
мелькнула дурацкая мысль,  что какой-нибудь кандидат в рогатые выразился
бы   по-другому,   что-нибудь  в   стиле   "для   обезьяны  ты   слишком
симпатичная"... или даже "симпотная" - до чего омерзительное словечко...
     - Я сука, - спокойно сказала Алиса.
     - Ну, зачем ты так грубо про себя... - смутился юноша.
     - Потому  что  это  правда,  -  она  вдруг  взялась  обеими  руками
крест-накрест за низ своей безразмерной грязной футболки и потянула этот
балахон вверх.
    - Не надо! - испуганно воскликнул  Евгений.  До  сих  пор,  если  не
считать здешнего инцидента на берегу, он видел женскую грудь  только  по
телевизору, и находил это зрелище скорее отталкивающим - или, во  всяком
случае, нелепым - нежели привлекательным. "Отчего  такой  ажиотаж  из-за
этих наполненных жиром кожаных мешков?" Картины и  статуи  были  в  этом
плане намного эстетичнее - там не было видно, как весь этот жир трясется
при движениях и отвисает при наклонах... Впрочем, Евгения испугало вовсе
не зрелище, которое должно было ему открыться, а то, что за  этим  могло
последовать. Ему совсем не хотелось, чтобы Алиса  повела  себя,  как  та
тварь на озере. Или как героини все тех же современных фильмов.
     Но того, что произойдет в действительности, он никак не ожидал.
     Алиса вскинула руки, задрав футболку до самых плеч. Никакой женской
груди, в общепринятом понимании этого термина, под одеждой не оказалось.
Вместо  этого  сверху вниз  двумя  рядами шли  восемь сосков,  венчавшие
небольшие припухлости.  По два - на ребрах ее худощавого тела и на тощем
животе с каждой стороны.
     Если  бы  Евгений,   подобно  большинству  своих  сверстников,  при
знакомстве с  девушкой первым делом смотрел на ее грудь,  он,  возможно,
заметил бы  неладное даже под  такой футболкой.  Но  ему не  приходило в
голову оценивать Алису с этой точки зрения...
     - У людей ведь не так?  - уточнила она, отпуская футболку. Та упала
обратно, подобно занавесу.
     - Не так, - выдавил из себя Дракин. - Так ты...
     - В  прежнем  мире  я  была  собакой,   -  просто  сказала  она.  -
Шотландской овчаркой.
     Теперь он понял, что ему напоминают ее рыжие волосы и длинный нос.
     - А Антон...
     - Он был моим хозяином. Это его одежда.
     - И  как  это?  -  глупо  спросил  Евгений.  -  В  смысле,  быть...
с-собакой?
     - Не могу сказать. Я почти ничего не помню.
     - Как это не помнишь?!
     - А ты помнишь, как было, когда ты еще не родился?
     - Хм...  -  задумался Евгений.  В  самом  деле,  для  нее,  ставшей
разумным существом,  ее животное прошлое - то же самое, что для человека
раннее младенчество или даже внутриутробный период...
    - Помню только, что все  было  не  таким... цветным.  (Да,  вспомнил
Дракин когда-то прочитанное,  собаки  не  различают  красный  и  зеленый
цвета.) Зато я хорошо чуяла. Теперь -  нет.  Это  жалко.  Без  Антона...
какой он теперь... было бы плохо. Но все равно я не хочу назад. Да это и
нельзя. Пути обратно нет.
     - М-да.  Ты говорила...  Слушай, почему ты не объяснила мне все это
раньше?
     - Сам сказал - я говорила.
     - Ну да -  намеки,  отдельные фразы...  Ты не врала,  да. Наверное,
собаки просто не умеют врать. Но и всей правды не говорила! Хотя видела,
что я ничего не понимаю!
     - А ты бы стал счастливее, если бы понял?
     - Я  не  просил тебя заботиться о  моем счастье!  Знание важнее!  А
счастливых я  тут  навидался -  один жрал все  подряд,  пока не  лопнул,
другой ржал, даже когда ему руки-ноги оборвали... И знаешь, что я думаю?
Вовсе  не  мое  счастье  тебя  заботило.  Ты  просто  ждала,  во  что  я
превращусь.  Надеялась заполучить второго Антона,  да? Чтоб заменял тебе
утраченное чутье и затупившиеся зубы? А если бы вышло что-то бесполезное
- ножиком по горлу,  как того барана... чего мясу пропадать! Скажешь, не
так?
     - Только если бы  ты...  напал.  Но если бы ты...  ушел -  я  бы не
мешала.
     - Спасибо тебе большое,  -  пробурчал Евгений.  У  него вдруг вновь
возникло  острое   ощущение  нереальности  происходящего.   Я,   молодой
перспективный астрофизик Евгений  Дракин,  не  какой-нибудь  придуманный
герой ужастика или фэнтези,  не жертва радиации из желтой прессы,  а  я,
настоящий,  живой,  единственный я,  я, Я!!! - превращаюсь в монстра?! И
нет никакого -  действительно никакого - спасения?! Этого не может быть,
этого просто не может быть!
     - Потапчук,  -  вспомнил он. - Вагоновожатый. Он остался человеком.
Правда, за какие-нибудь минуты, если не быстрее, превратился в старика -
видимо, такой была его истинная сущность...
     - И где он теперь? - осведомилась Алиса.
     - Он умер, - вынужден был признать Евгений. - То ли от старости, то
ли от ужаса... скорее, от того и другого.
     - Вот видишь. Разве ты хотел бы занять его место?
     - Нет,  но...  откуда следует,  что  это единственная альтернатива?
Может быть,  я отделаюсь...  ну,  каким-нибудь мелким изменением... цвет
глаз или волос там... вдруг я в душе всегда был блондином... У меня ведь
уже и  не чешется ничего!  -  добавил он с радостным удивлением,  только
сейчас осознав этот факт.
     Алиса  ничего  не  ответила.  Просто смотрела на  него,  как  чужой
человек смотрит на больного последней стадией лейкемии ребенка,  который
рассказывает, кем станет, когда вырастет.
     - Ну что ты так на меня уставилась?!  -  потерял терпение Дракин. -
Не веришь мне?  А откуда ты можешь знать? Другие? Неполная индукция - не
доказательство!
     - Потрогай свой нос, - сказала она.
     Евгений схватился за нос. Никакой боли или иных неприятных ощущений
он  не почувствовал.  Разве что на нос что-то налипло.  Какая-то шелуха.
Возможно,  листок  с  дерева,  или  клочок бумаги из  здешнего мусора...
Евгений легко снял это  и  хотел бросить на  пол,  но  -  скорее даже из
рефлекторного нежелания мусорить, чем из любопытства - задержал движение
и посмотрел, что держат его пальцы.
     Это   был   окровавленный  с   внутренней   стороны   кусок   кожи.
Человеческой. Его собственной.
     Юноша  испуганно  ощупал  то  место,  откуда  только  что  с  такой
легкостью  снял  кожу.  Под  пальцем  чувствовалось  теплое,  влажное  и
скользкое. Боли по-прежнему не было. И... кажется, его нос стал длиннее.
На один или два сантиметра.
     Евгений   затравленно  оглянулся  в   поисках   хоть   какой-нибудь
отражающей  поверхности.   Очки  Грибовцева?  Выпуклые  линзы  не  дадут
адекватной картинки...  Но  начальник экспедиции явно был из профессоров
старой школы,  едва ли  он  мог позволить себе выйти к  подчиненным,  не
приведя в порядок волосы и бороду -  и раз уж он не только работал, но и
спал  здесь,  здесь же  должно быть  и  зеркало,  не  разбитое во  время
побоища...  Да вот же оно!  Оно висело в  углу рядом с кроватью,  но так
заросло пылью, что в первый момент Евгений не обратил на него внимания.
     Теперь он поспешно стер пыль рукавом своей рубашки и...
     Из  зеркала на  него смотрело неестественно бледное лицо,  покрытое
неровной  прерывистой сеткой  вертикальных и  горизонтальных трещин,  из
которых сочилась сукровица. На месте снятого им лоскута на кончике носа,
там, где когда-то появилось первое розовое пятно, теперь влажно блестело
что-то  черное.   А  может,   темно-багровое,  при  таком  освещении  не
разобрать.
     Он  впился  взглядом  в  свои  руки,  затем  торопливо расстегнул и
распахнул рубашку на  груди.  Там  тоже  уже  обозначились первые темные
прожилки, которым, очевидно, предстояло стать трещинами...
     - Что это? - произнес Евгений беспомощно-жалобным голосом.
     - Я не знаю, - ответила Алиса. - У всех бывает по-разному.
     - И сколько мне осталось? - глухо спросил он. - До того, как...
     - Думаю, теперь уже немного.
     Да,  записи Грибовцева это подтверждали.  После того, как изменения
переходят во внешне заметную фазу, процесс обычно ускоряется...
     Что-то холодило ему голый живот.  Заткнутый за пояс "наган". Выход,
избранный Грибовцевым...  Правда,  патронов не осталось. Но на этой базе
достаточно  способов  покончить  с  собой.  Повеситься  на  проводе  или
перерезать вены чем-нибудь острым...
     С  полминуты Евгений обдумывал эту мысль с отрешенным спокойствием,
словно дело касалось какого-нибудь персонажа компьютерной игры. Но затем
на   него  накатил  ледяной  ужас,   который  охватывает  всякого,   кто
задумывается над истинным значением слов МОЕ НЕБЫТИЕ НАВСЕГДА.
     "Но это произойдет в любом случае,  -  сказал он себе. - И не через
десятки лет,  а сейчас. Если я превращусь в какую-нибудь тупую скотину -
это та  же самая смерть,  смерть личности,  и  не важно,  что жизнь тела
продолжится.  Проклятье,  именно сейчас,  когда я,  может быть, придумал
гениальную теорию! И мне даже некому передать свои идеи! Алиса все равно
ничего не поймет..."
     Его взгляд упал на раскрытую тетрадь, по-прежнему лежащую на столе.
Там  оставалось еще  достаточно чистых листов.  И  где-то  в  столе  еще
наверняка есть бумага для машинки.
     Евгений понял,  что  он  должен  делать.  И  неважно,  что  никакие
астрофизики сюда  не  доберутся,  а  если  и  доберутся,  то  не  смогут
вернуться и передать его идеи научной общественности.  Он должен сделать
это хотя бы для себя. Превратить прикидки в уме в изложение концепции на
бумаге.  Если чернила засохли (а  машинка не  годится для формул,  да  и
лента наверняка тоже высохла) -  в ход пойдут карандаши.  Правда, у него
по-прежнему нет  компьютера.  Но  ведь  обходились они  без  компьютеров
шестьдесят  лет  назад?  На  полке  есть  справочники с  математическими
таблицами,  есть логарифмическая линейка,  и даже арифмометр,  наверное,
можно  починить  -  вроде  бы  он  пострадал не  слишком  сильно...  Да,
разумеется,  настоящую  обработку данных  столь  скромными средствами не
проведешь,  да и  самих данных ему категорически недостает -  только то,
что он помнит... но хотя бы черновые выкладки сделать можно!
     - Я остаюсь здесь, - объявил он.
     Алиса помолчала.  По ее лицу трудно было сказать, о чем она думает.
У  Евгения мелькнула мысль,  что  ее  обычная невозмутимость может  быть
просто не освоенной в полной мере человеческой мимикой...
     - Я могу еще чем-то помочь тебе? - сказала она наконец.
     - Да.  Мне нужна вода,  тут где-то рядом должен быть источник,  и я
покажу,  где канистры...  И еда. Желательно - не мясо. То и другое - дня
на два-три... это ведь все, что есть у меня в запасе?
     - Наверное. Ладно. Мы с Антоном поищем.
     - Где он, кстати?
     - Сторожит снаружи.
     - Передай ему привет, - усмехнулся Евгений.
     Когда Алиса ушла,  он покосился на хозяина кабинета.  Следовало бы,
наверное,  пусть не похоронить, но хотя бы убрать отсюда останки... хотя
- какой в этом смысл?  Да,  он будет работать и спать в одной комнате со
скелетом. Ну и что?
     Он перевернул тетрадь, открыв ее с чистой стороны, и начал писать.

     Работа так увлекла его,  что он не заметил, как вернулась Алиса. На
сей  раз,  впрочем,  ее  появление не  испугало его.  Он  лишь рассеянно
кивнул,  когда она показала ему канистру и  наполненную какими-то синими
плодами кастрюлю с местной кухни - "спасибо, поставь туда..."
     - Тебе больше ничего не нужно? - уточнила она.
     - Нужно, - вздохнул Евгений, - но ты не можешь это дать.
     - Тогда я пойду домой.
     - Да. Спасибо за помощь. Прощай.
     - Что прощать? - не поняла она.
     - Я  имею в виду,  что мы больше никогда не увидимся.  Люди в таких
случаях говорят "прощай".
     - Аа... Прощай.
     Он вновь уткнулся в  тетрадь,  а  она вышла,  по-прежнему ступая на
цыпочках -  не потому,  конечно,  что боялась его потревожить, а потому,
что собаки - пальцеходящие существа.

     Ему действительно удалось разобраться с  логарифмической линейкой и
вернуть  работоспособность арифмометру (для  этого  оказалось достаточно
снять погнутый корпус).  Конечно,  их нельзя было сравнить с компьютером
или  хотя бы  калькулятором,  да  и  писать от  руки было совсем не  так
удобно,  как нажимать на кнопки, но вскоре он уже не обращал внимания на
эти недостатки. Он даже сам удивился, как легко и хорошо ему работается,
как  ясно разворачиваются и  складываются в  единую стройную картину его
предварительные идеи  и  прикидки...  На  периферии  сознания  мелькнуло
воспоминание о  прочитанном когда-то,  что  перед смертью у  безнадежных
больных  наступает краткая  ремиссия,  когда  организм  словно  обретает
второе дыхание, а точнее - дает человеку последний шанс доделать то, что
он   не   доделал...   многие   ошибочно   принимают   это   за   начало
выздоровления...  но  он  прогнал эту мысль как неконструктивную,  вновь
целиком отдаваясь своим формулам и расчетам.  Он работал, как одержимый,
до  конца дня,  и  лишь когда стемнело настолько,  что  он  уже  не  мог
различать собственные записи, с сожалением отложил заметно укоротившийся
карандаш.  Только тут он  понял,  что за  все время ничего не ел и  лишь
однажды сделал несколько глотков воды.  Перекусив (синие плоды оказались
довольно безвкусными,  но маслянистыми и питательными),  он почувствовал
быстро   наваливающуюся  усталость  и,   наскоро   стряхнув  с   постели
полувековую пыль, повалился в одежде на кровать.
     Его разбудил какой-то  треск.  Сам по  себе звук был тихим,  но сон
Евгения был  уже  так  неглубок,  что  этого хватило.  К  тому же  треск
сопровождался и  неким тактильным ощущением...  что-то  вроде щекочушего
поглаживания...  Еще не вполне отдавая себе отчет во всем этом,  Евгений
открыл глаза.
     Было уже светло.  За  последние дни он  привык спать подолгу -  все
равно делать в  темное время суток было нечего -  но сейчас почувствовал
острую досаду из-за того,  что потерял,  как минимум,  полчаса,  а  то и
больше,   светлого  времени.   В  противовес  вчерашнему  воодушевлению,
чувствовал он себя спросонья преотвратно:  болела голова, причем не так,
как  это  бывает обычно,  а,  кажется,  вся  целиком,  вплоть до  нижней
челюсти, снова, с удвоенной силой, ломило спину, и вообще ныло все тело.
И  теперь он  понимал,  что  это  не  просто последствия слишком долгого
сна...  "Но,  во всяком случае,  я -  это все еще я", подумал Евгений, с
усилием поднимаясь с измятой кровати.
     Что-то мягко прошелестело,  соскальзывая с  его плеч.  Две половины
разорванной на спине рубашки.
     Он понял,  что за треск только что слышал,  и поспешно закинул руку
за  спину.  В  который раз за  последнее время его живот окатило изнутри
ледяным холодом ужаса.
     У него на спине вырос горб. Он был бугристый, влажный и... горячий.
Вероятно, он продолжал расти.
     А вот ноги,  напротив,  стали тоньше, но вытянулись в длину; джинсы
болтались на  них,  как  на  жердях пугала.  Ступни все  еще  напоминали
человеческие,  но пальцы сделались длиннее и  скрючились.  Ходить это не
мешало, но всунуть их в сандалии уже не представлялось возможным.
     Евгений посмотрел на  свой нос.  Единственный предмет,  который всю
жизнь находится перед глазами у  каждого человека и  который,  именно по
этой причине,  люди обычно не замечают,  лишь иногда обращая внимание на
его  прозрачный,  благодаря обзору  с  двух  глаз,  контур...  Дракин по
очереди закрыл один и другой глаз, превращая контур в непрозрачный; нет,
кажется, тут со вчерашнего дня без существенных изменений...
     Только после этого он решился посмотреть в зеркало. Делать это было
страшно,  но остаться в неведении - еще страшнее... а главное, прятаться
от правды не только бессмысленно, но и вредно. Надо знать, сколько еще у
него времени...
     Зрелище оказалось вполне достойно фильма ужасов, авторы которого не
экономят на спецэффектах.  Трещины на изжелта-белом лице стали еще шире,
разойдясь рваными зазубренными краями. И насчет носа он оказался неправ:
тот  заметно вытянулся вперед,  увлекая за  собой  часть лба  и  верхней
челюсти.  А  не  заметил он  этого потому,  что  его глаза расползлись в
стороны,  изменив угол обзора...  Кроме того,  Евгений терял волосы.  На
фоне всего прочего это можно было бы  счесть пустяком,  но  он  терял их
вместе с кожей.
     Но,  по крайней мере, руки у него еще были. Кожа на тыльной стороне
ладоней тоже утратила чувствительность и  начала трескаться,  но  пальцы
все еще могли держать карандаш.  И  значит,  как бы  плохо ему ни  было,
морально и физически -  он должен продолжать свою работу.  Возможно, его
записи окончатся бессмысленными каракулями,  но,  пока он еще может,  он
будет писать - столько, сколько успеет...
     Теперь   все   было   гораздо  хуже,   чем   накануне.   Изменения,
происходившие с его телом,  мешали сосредоточиться на работе.  Казалось,
что  его  кости выкручивает какая-то  пыточная машина,  а  в  голову под
давлением накачивают жидкий  металл;  растущий  горб  упирался в  спинку
стула,  заставляя постепенно сдвигаться вперед, пока Евгению не пришлось
балансировать  на   самом   краешке;   джинсы   пропитались  выделениями
лопающейся кожи,  и  в  конце концов он  брезгливо стянул с  себя липкие
тряпки вместе со всем,  что к  ним пристало.  Кажется,  у него больше не
было гениталий,  но  об  этой потере он сожалел меньше всего...  Он лишь
вяло отметил про себя, что, кажется, со вчерашнего дня ему так ни разу и
не потребовалось в туалет, и тут же забыл об этом.
     Но его мозг все еще работал,  и  пальцы тоже.  Его грифель скользил
так быстро, что порою ломался или рвал бумагу. В какой-то момент Евгений
испытал ужас -  НАСТОЯЩИЙ ужас - когда понял, что длинная цепочка формул
не  ведет к  интуитивно ожидаемому красивому выводу;  однако он принялся
проверять последовательность преобразований с начала и обнаружил ошибку.
Со второго раза все сошлось...
     Было еще  светло,  когда,  исписав почти всю  найденную в  кабинете
чистую бумагу, он закончил.
     Горб не позволил ему удовлетворенно откинуться,  и все же некоторое
время он  любовался этой кипой листов.  До нобелевки,  конечно,  на этой
стадии еще далеко, но для начала - публикация в Astrophysical Journal...
м-да.  Он аккуратно подровнял стопку и  вместе с тетрадью положил в сейф
на верхнюю полку. Затем заправил обратно в машинку лист, оставленный там
Грибовцевым,  и засунул ключ от сейфа в наволочку. Нельзя было оставлять
свой труд просто на столе - мало ли какая тварь может сюда забрести...
     Включая его самого.
     Да.  Он  понял,  что  может представлять опасность для собственного
детища.  Пока его мозг еще в порядке,  но кто знает, что будет уже через
полчаса...  Существа,  разгромившие лабораторию и  изорвавшие  в  клочки
тамошние записи, тоже когда-то были научными работниками.
     Значит, он должен уйти отсюда, как можно скорее и дальше.
     Или все-таки "выход Грибовцева"?  Теперь,  когда дело доделано?  Но
мысль об  этом вызвала у  него теперь даже не  животный страх смерти,  а
возмущение:  как  это  -  уничтожать все еще действующий разум?  Это еще
худший вандализм, чем погром в лаборатории!
     Евгений тяжело поднялся.  Ему по-прежнему было плохо, он чувствовал
боль во  всем теле,  и  вдобавок едва не  упал назад из-за изменившегося
центра тяжести - но что-то помогло ему удержаться. Он рефлекторно оперся
на   это   -   и   лишь  затем  осознал,   ЧТО  это  такое.   Хвост!   О
боже-которого-нет, у него вырос хвост...
     Выходя, Евгений вынужден был пригнуться, чтобы не удариться головой
о притолоку, и понял, что стал заметно выше. Подойдя к входной двери, он
убедился,  что теперь ему уже не  протиснуться мимо дерева на крыльце...
Могутина?  Неужели это  -  Могутин?  Последний участник экспедиции,  еще
остающийся в живых...  если только это можно назвать жизнью.  Едва ли от
его  сознания осталось хоть что-то...  Кстати,  ведь это  уже вторая его
трансформация - когда в него стреляли, он еще не был деревом. Может, как
раз потому, что пули погубили мозг, но не тело, его новая сущность стала
такой...
     Евгений выбрался наружу через  окно.  Теперь он  легко шагнул туда,
зато  протиснуть  через  прямоугольный проем  свое  горбатое  тело  было
намного сложнее.  Оказавшись,  наконец, на свободе, он почувствовал себя
совсем обессиленным.  Он  сделал несколько шагов,  едва  волоча ноги  (и
хвост),  запнулся и повалился на траву. Он помнил о своем намерении уйти
подальше от дома,  а также и о том,  что местная трава может быть далеко
не безопасным ложем;  я только отдохну пару минуток,  сказал он себе,  а
потом... потом...
     Он провалился не то в сон, не то в обморок.

     Когда он  пришел в  себя,  было  раннее утро.  Боль  ушла.  Тяжесть
исчезла.  Вообще,  он чувствовал себя полным сил и  отлично выспавшимся.
Ему захотелось с удовольствием потянуться,  и он сделал это,  не отдавая
себе отчета, что его руки неподвижны...
     Его горб лопнул с сухим треском и осыпался кусками мертвой кожистой
скорлупы. А за спиной с тихим шелестом упруго развернулись крылья.
     Тот,   кто  прежде  называл  себя  Евгением  Дракиным,  поднялся  и
выпрямился, сдирая последние ошметки человеческой плоти со своего тела -
великолепного тела черного дракона. А затем легко оттолкнулся от земли и
устремился ввысь.
     "Но  этого не  может быть!  -  крикнул прежний Евгений из  дальнего
уголка его сознания.  -  Драконы не могут летать в  условиях земной силы
тяжести и плотности воздуха,  законы аэродинамики не позволят, ни одному
живому существу такой массы не хватит мощности..."
     Тем не менее,  он летел.  Летел все выше,  оставляя позади,  внизу,
дом-могильник,  сгнивший  локомобиль,  псевдо-рельсы,  мертвые  трамваи,
хижину  Алисы  и  весь  этот  лес  со  всеми  бродящими,   ползающими  и
копощащимися там  тварями...  Вскоре все  эти заросли на  дне окруженной
стеной котловины казались не более чем плесенью на дне чашки Петри...
     А   навстречу   неслась   серая   пелена,   бесследно  растворяющая
метеозонды.  Но он бесстрашно нырнул в нее,  как в обычный туман.  И она
действительно окутала его,  подобно туману, окончательно заволакивая то,
что  осталось внизу.  И  точно так же,  как очертания леса и  котловины,
таяла  теперь  его  прежняя жизнь.  Московский дом,  родители,  кафедра,
приятели,  даже его радости по поводу первых публикаций в  рецензируемых
журналах и  честолюбивые планы и  мечты,  не  исключавшие в  перспективе
Нобелевскую премию - все это стало таким далеким и неважным...
     А  потом он  вырвался из  серой мути  в  распахнувшийся простор.  И
увидел звезды.
     Он  понял,  что  находится вовсе не  в  иной  галактике.  Очертания
созвездий были земными.  Но сами звезды... Он видел их не так, как видят
люди.  И даже не так,  как видят приборы. Он наблюдал их сияние сразу во
всех диапазонах спектра,  от  длинноволнового до рентгеновского,  и  это
было  зрелище немыслимой красоты;  и  космос вокруг него не  был  черной
пустотой -  его пронизывали и  наполняли переливающиеся краски,  которым
нет названия в человеческих языках,  великая торжественная феерия вечной
и вечно меняющейся Вселенной...  Он понял, наконец, что аэродинамика тут
ни  при чем.  Он  не  нуждался больше в  воздухе ни  для полета,  ни для
дыхания.  Его  крылья  были  нужны  для  того,  чтобы  впитывать энергию
Космоса.  (Что за глупость - считать черный цветом невежества! Это белое
отражает и отвергает свет,  энергию,  информацию, а черное - поглощает и
впитывает их...)
     Точно  так  же  он  больше не  нуждался для  познания в  приборах и
компьютерах. Он познавал Вселенную напрямую; он уже знал, что его теория
верна,  но  она  -  лишь малая частность куда более грандиозного знания,
которое ему предстоит постигнуть. И он знал, что больше не привязан ни к
Земле,  ни к Солнечной системе; весь бескрайний Космос открыт ему. А еще
он знал, что встретит среди звезд существ, подобных себе...
     Все правильно:  пути назад нет.  И остаться, кем был, нельзя. Можно
только вниз - или вверх.

2010
Если вам понравилось прочитанное, пожалуйста, поддержите автора любой суммой:

или BMC (разовые пожертвования или постоянное спонсорство)
или Patreon (подписка)
или Zelle (из США) для georgeyright@gmail.com
или Wise (не из США) для: 
    Номер счета 7010141420 
    Код банка(Routing Number) 031100649 
    Банк Discover Bank 
    Имя George Right
или криптовалюты:
BTC 14ozyVuh2myB1Nxqz2wVQ2vfXtgd8mP7ov
ETH 0x311b5964C36098CCe66885cb373A727D2B7Bd840
Постоянный адрес этой страницы: http://yun.complife.info/ort.htm