С утра Джошуа, как обычно, работал на огороде. Погода была
прекрасная, солнце весело припекало с безоблачных небес, заливая золотым
светом зеленую долину, и Джошуа работалось легко и хорошо; он даже
насвистывал старинную песенку, слов которой не помнил уже никто в
поселке, но мелодия была зажигательной. Капуста в этот раз уродилась
отлично; Джошуа с удовольствием похлопывал по бокам крупные тугие
кочаны, укладывая их на тележку. Помидоры, правда, порадовали меньше:
несколько листьев на двух крайних кустах посерели и пожухли, обвиснув
вялой бахромой по краям. Перестав насвистывать, Джошуя некоторое время с
озабоченным видом изучал пораженные растения; в прежние годы такой
напасти с томатами не случалось. Другое бывало, но вот точно такого нет.
Хорошо бы, конечно, все дело оказалось в недостаточном или избыточном
поливе или нехватке солей в почве, но Джошуа слишком хорошо ухаживал за
своим огородом, чтобы тешить себя подобными иллюзиями. Скорее всего, это
какая-то новая зараза. Говорят, их много появилось после Чумы, и время
от времени все возникают новые - хотя от самой Чумы растения никак не
пострадали. Сэм, поселковый чтец, говорил, что это из-за того, что
нарушилось какое-то там равновесие - не то логическое, не то
геологическое... Что это такое, Джошуа не знал, и был почти уверен, что
не знает и сам Сэм, лишь напускающий на себя важность из-за того, что
умеет читать старинные книги.
Так или иначе, Джошуа оборвал больные листья и бросил их в яму, где
всегда сжигал мусор; кусты целиком он решил пока что не корчевать. Надо
будет тшательно следить в ближайшие дни, не пойдет ли болезнь дальше. Не
обнаружив, к своему облегчению, никаких признаков хвори на остальных
кустах и полюбовавшись наливавшимися под солнцем томатами, Джошуа
повернулся к грядке с баклажанами. Но тут за спиной у него послышался
топот четырех ног и ритмичное поскрипывание колес повозки. "Ехал бы себе
мимо", неприязненно подумал Джошуа, даже не поглядев, кто это; вариантов
в общем-то было немного, и ни один его не устраивал. Простые поселяне
ходят пешком, а от начальства что может быть доброго?
- Тпррру! - пробасил одышливый голос.
Джошуа нехотя обернулся, машинально вытирая перепачканные землей
руки о штаны. Так и есть - по ту сторону плетня остановилась повозка
Шерифа, запряженная двумя ездовыми рабами. Шериф, с каждым годом
становившийся все толше, явно страдал от жары; мелкие блестки пота
усеяли его налитое кровью лицо и перевалившиеся через воротник мундира
багровые складки шеи, большие сырые пятна темпели и под мышками, и
вообще вид у него был такой, словно это он катит повозку, а не едет в
ней.
- Привет, Джошуа, - провозгласил он. - Как ты сегодня?
- Хорошо, а вы? - привычно откликнулся молодой человек.
- Хорошо, спасибо, - ответил Шериф, явно не вдумываясь в смысл
произносимых слов, и принялся обтирать лицо скомканным мокрым платком;
когда повозка остановилась, встречный ветерок перестал обдувать его, и
это определенно не прибавило ему удовольствия. - Чертова жара... Ты
опять не был на общем собрании, Джошуа.
- Мне некогда языком трепать, - пробурчал юноша без особой
почтительности. - Я работаю.
- Никто из нас не бездельничает, - наставительно заметил Шериф,
запихивая платок в карман, - но это не повод забывать про гражданский
долг. Даже в условиях Чрезвычайного Положения мы обязаны хранить нашу
демократию, наши американские ценности.
"То есть прийти, послушать громкие слова и проголосовать за
решение, принятое начальством", - подумал про себя Джошуа, но произнести
это вслух, конечно, не решился. "К чему эта комедия? Уж объявляли бы
сразу, чего им в очередной раз надо..."
- Урожай-то у тебя, как я погляжу, хорош? - продолжал Шериф.
- Неплох, слава богу, - сдержанно ответил Джошуа.
- Это хорошо... потому что собрание постановило поднять налоги. С
тебя, стало быть, еще полмешка картошки, да огурцов полведра, да капусты
полдюжины кочанов, да яиц три дюжины...
- Откуда я их возьму?! - не сдержался молодой человек. - Сам, что
ли, снесу?
- Ну, не прибедняйся, - добродушно усмехнулся Шериф. - Все ж знают,
какое у тебя скоро ожидается прибавление в хозяйстве. Счастливчик ты,
Джошуа - заполучить дочку кузнеца, да еще такую красавицу! Будь я
помоложе, я бы и сам... хе, хе... Свадьба-то когда?
- В следующую пятницу, - ответил юноша, не сомневаясь, что Шерифу и
это доподлинно известно.
- Ну поздравляю, поздравляю... Значит, про налог ты понял. Ладно,
поеду, пожалуй. Скотину-то не угостишь?
Вообще-то обычай предписывал угощать рабов, доставивших посланца с
добрыми вестями, к коим едва ли можно было отнести очередные поборы - но
начальство, само собой, трактовало обычаи по-своему. Да и скотина, ясное
дело, не виновата... Джошуа выдернул из грядки две сочные морковки и
протянул рабам. Те, кое-как отряхнув с угощения землю, благодарно
захрустели. Их почти обнаженные мускулистые тела лоснились от пота,
из-под веревочной упряжи виднелись красные полосы натертой кожи. Джошуа
избегал встречаться с ними взглядом. Он еще помнил времена, когда
старшего из них звали Джоном, а младшего - Джереми, и если Джон, угрюмый
дядька с соседней улицы, любивший выпить, никогда не вызывал у юного
Джошуа симпатии, то Джереми был его товарищем по детским играм... Теперь
они оба - просто скотина, лишенная права носить человеческие имена. Джон
попался на воровстве, а Джереми угодил в рабы за прелюбодеяние - нанялся
поденным работником к старому Тому и соблазнил его жену. То же
наказание, между прочим, полагалось и за злостную неуплату налогов,
которое приравнивалось к воровству у общины.
Никаких клейм или ошейников на рабах не было. Как не раз доводилось
слышать Джошуа на тех же собраниях, когда он их все же посещал - закон
суров, но не жесток, в смысле, не жесток без необходимости. Одно дело -
взбадривать скотину кнутом, когда она ленится, и совсем другое -
бессмысленное издевательство над ней; такого никто в поселке не одобрял.
Хотя физически любой из рабов мог бы даже в одиночку справиться с
толстяком Шерифом, не носившим оружия, все понимали, что рабы никогда не
осмелятся бунтовать. Наказание даже и за меньший грех известно - не
допустят к причастию, и все. А уж бежать из единственного поселка, где
имеется действующая церковь, и вовсе некуда.
- Нно, пошли! - прикрикнул Шериф, которому надоело ждать. Рабы,
поспешно дожевывая морковку, налегли на веревки и покатили повозку
дальше, топая своими ботинками по пыльной дороге. Джошуа проводил их
взглядом, поймав себя на идиотской мысли - мгновенно промелькнувшей
зависти; не к их доле в целом, конечно же, а к их обуви. Да, настоящая
обувь была единственной привилегией ездовых рабов (и единственным, что
роднило их с начальством и солдатами с Базы). Все тот же принцип
разумной целесообразности - в деревянных башмаках особо не побегаешь, и
босиком по острым камням и кореньям тоже. Покойный отец рассказывал
Джошуа, что в дни его юности настояшие ботинки из Мертвых Городов еще
были доступны простым поселянам, хотя и тогда уже стоили дорого; ныне же
они, как и любые изделия из кожи, сделались практически бесценны. Все
дело в том, что Мертвые Города в радиусе недели пути выгребены
скэвенджерами практически подчистую, а дальше не рискуют забираться даже
самые отчаянные разведчики. Причастие ведь можно получить только в
церкви (ну или невдалеке от нее), его нельзя брать с собой. Пастор не
уточнял, почему так - он вообще редко отвечал на вопросы "почему?" и не
любил тех, кто их задает - но всезнающий Сэм говорил, что святые дары
портятся, если не держать их в холодильнике.
Наконец Джошуа закончил работу. День уже клонился к вечеру, но до
заката было еще далеко; молодой человек ополоснулся холодной водой из
бочки, переоделся в чистую рубаху и штаны и отправился знакомой дорогой
в западную часть поселка, где жил кузнец Фред со своей дочерью Мэри и
сыном Биллом.
По пути Джошуа думал, как ему и в самом деле повезло. История о
том, как простой парень, рано оставшийся сиротой и не унаследовавший
особо крепкого хозяйства (хотя и выбивавшийся из сил, чтобы поднять
таковое), полюбил дочку самого кузнеца, вполне могла бы стать сюжетом
для очередной жалостливой песни, какие почему-то так любят петь девушки
на посиделках. Ибо кузнец, без которого не было бы в поселке никаких
орудий и инструментов, считался очень большим человеком - почти таким же
важным, как священник и доктор. Формально он, конечно, к начальству не
относился, но мог себе позволить говорить свысока с самим Шерифом - и,
ясное дело, для него не составило бы труда найти для своей дочери партию
получше. Тем более что претендетов на руку юной красавицы хватало.
Однако Фред души не чаял в своей Мэри и вместо того чтобы, как обычно
бывает, употребить отцовскую власть, согласился с выбором дочери -
выбором, не продиктованным, конечно, никакими меркантильными
соображениями. Впрочем, совсем уж безрассудным решение кузнеца не было.
Фред видел, что Джошуа хоть и не из богатой семьи, но парень серьезный и
работящий, лишнего не выпьет, рук не распускает и вполне способен стать
надежной опорой для Мэри. А если хорошее приданое позволит ему быстрее и
крепче встать на ноги - значит, так тому и быть.
Пока Джошуя предавался приятным размышлениям о будущем, ноги сами
несли его кратчайшим путем, лежавшим через центральную площадь, и он уже
почти вышел туда, как вдруг спереди донесся полный муки крик. Юноша
резко остановился.
- Пожалуйста, - хрипло неслось с площади, - пожалуйста, умоляю...
Люди вы или кто...
Джошуа поспешно свернул в боковой проулок, ругая себя за то, что
совсем забыл про это. Вот что значит манкировать общими собраниями. Надо
было свернуть раньше и пройти более длинным путем, зато не портя себе
настроения. А сейчас, как ни быстро он шагал в сторону от площади, до
его ушей все доносилось:
"Смилуйтесь надо мной... Убейте меня..." - и потом еще какие-то
мерзкие нечленораздельные звуки; должно быть, обреченный корчился в
приступе рвоты.
Нет, ни видеть, ни слышать, ни обонять то, что происходило на
плошади, Джошуа решительно не хотелось. В последний раз он видел такое
еще подростком; тогда компания мальчишек, по свойственной детям
жестокости, отправилась на площадь дразнить отлученного, но вскоре
убедилась, что никакие насмешки и брань, и даже бросаемые камни, не
способны усилить страдания того, кто и так извивался в агонии, терзаемый
внутренней мукой; более того, он даже жаждал этих камней в глупой
надежде приблизить смерть, хотя, конечно, мелкие уличные камешки не
способны были причинить ему сколь-нибудь реальный ущерб. Он выл,
корчился и бился в своих цепях; от него разило кислым потом, мочой и
дерьмом, он был весь перепачкан блевотиной, на искусанных в лохмотья
губах пузырилась розовая пена. Зрелище было в высшей степени
омерзительным - едва ли не хуже, чем труп утопленника, на который Джошуа
наткнулся в камышах, когда рыбачил вдали от поселка за несколько лет до
этого. Уйти с площади раньше прочих Джошуа, однако, не посмел, боясь,
что его станут дразнить "девчонкой" (не исключено, кстати, что то же
самое соображение удерживало на месте и всех остальных участников
компании) - но в следующие несколько дней, как и после утопленника,
кусок не лез мальчику в горло. Особенно после того, как он увидел
развязку: на закате отлученный, не то осознавший, что никто не возьмет
грех на душу, чтобы облегчить его страдания, не то окончательно
переставший владеть собой от боли, сумел-таки расколотить свой затылок о
столб, к которому был прикован. Древесина столба была не такой уж
твердой, и стараться ему пришлось долго... Насколько Джошуа знал, чаще
всего кончалось именно так: кто-то разбивал себе голову, кто-то
перегрызал вены на руках, кто-то задыхался, нажравшись земли, кто-то
захлебывался собственной блевотиной, кому-то удавалось удавить себя
цепью - так или иначе, все они добавляли к своему первоначальному греху
еще и смертный грех самоубийства. Подтверждая тем самым, что отлучение
было правильным (хотя тут Джошуа чудился некий изъян в рассуждении).
В любом случае, урок для всех остальных был более чем наглядным и
повторения, как правило, не требовал. Тюрьмы в поселке не было (если,
конечно, не считать слухов о внутренних помещениях Базы, но База - это
База, и что там творится внутри - не поселянского ума дело). Мелкие
проступки, вроде неумышленного ущерба чужой собственности или
небогохульного сквернословия, наказывались штрафом едой или имуществом.
За прегрешения посерьезнее, вроде пьяных дебошей и драк без серьезных
увечий, впридачу к штрафу полагалась публичная порка. Тяжкие
преступления, такие как воровство, преднамеренное увечье, все виды
разврата - карались рабством, на время или навсегда. И, наконец, за
худшие деяния, какие только может помыслить человек - убийство,
богохульство и неповиновение властям, а равно покушение и
подстрекательство к таковым - и кара была соответствующей: отлучение от
церкви и недопуск к причастию. Но к такому приходилось прибегать крайне
редко. Удивительно было, что хоть кто-то из видевших, что бывает с
отлученным, все же дерзал покушаться на что-то подобное...
В чем точно провинился нынешний бедолага, корчившийся в цепях на
плошади - Джошуа поймал себя на мысли, что думает о нем, как о бедолаге,
а не как о заслужившем свои муки злодее - молодой человек не знал.
Возможно, на собрании и сообшали подробности, хотя скорее ограничились
официальной формулировкой "нарушение Закона о Чрезвычайном Положении",
что на практике как раз означало неповиновение начальству. По слухам,
парень поднял руку на солдата с Базы, что было, конечно же, очень глупо.
Солдатам даже Шериф - никто, и законы поселка для них неписаны, они
подчиняются только Майору... Только у солдат есть Настоящее Оружие -
такое, как в старые времена - и тот тип мог просто пристрелить на месте
своего обидчика (хотя кто там кому был обидчиком - вопрос темный). Что
было бы, кстати, гораздо гуманнее...
Наконец, сделав крюк вокруг площади, Джошуа вышел к дому кузнеца.
Сам Фред, несмотря на вечерний час, все еще работал; над трубой кузницы
поднимался черный дым, и даже с улицы были слышны могучие удары металла
о металл. К счастью, железо изнашивается медленней, чем кожа, и его
поселению пока еще хватает... Джошуа направился прямиком к дому, зная,
что Фред не любит, когда его отвлекают от работы. Мэри, как и подобает
благовоспитанной девице, сидела у открытого окна за прялкой. Завидев
жениха, она, однако, оставила рукоделие и, широко улыбаясь, выскочила во
двор прямо через окно, что, конечно, благовоспитанной девице уже не
вполне подобало.
- А я сегодня у доктора была! - похвасталась Мэри.
- Когда это ты успела? - удивился Джошуа. - В понедельник же
собиралась.
- А вот уговорила его прям после собрания меня принять. Чего
оттягивать-то? Невмоготу уже ждать.
- Свадьба все равно на пятницу назначена, раньше не получится, -
вздохнул Джошуа.
- Так хоть пораньше знать, что все в порядке.
- А ты что, все-таки боялась, что нам не разрешат? Брось, это ж
просто формальность. Всем разрешают.
- Ага, а Люси, дочке булочника, в прошлом году не разрешили!
- Эта твоя Люси - совсем дура, и зубы у нее кривые. Правильно,
нечего таким плодиться. Кто только польстился на такую...
- Ну, польстились-то на пекарню ее отца, - рассудительно заметила
Мэри, - но ей от этого не легче.
- Так что там было, у доктора?
- А, беспокоишься все-таки? - поддела жениха Мэри. - Ну, смотрел
там... всякое... - предпочла не уточнять девушка, слегка покраснев, -
кровь из руки вытягивал...
- Это еще зачем? - возмутился Джошуа.
- На а-на-лиз.
- И много крови?
- Столько где-то, - она показала пальцами.
- Испугалась, небось?
- Глупенький, женщины крови не боятся.
- Правда? - искренне удивился Джошуа. - А почему?
- Ну... - вновь смутилась Мэри, - я тебе как-нибудь потом расскажу.
Когда уже женаты будем.
- Так что доктор в итоге сказал? - вернулся к более важной теме
юноша, хотя, конечно, по тону подруги уже понимал, что ничего плохого не
случилось.
- Сказал, предварительно в порядке все, а анализ в понедельник
будет готов.
- Выходит, все равно до понедельника ждать.
- Да... скорей бы уж, - она прильнула к нему.
- Мне тоже не терпится, - улыбнулся Джошуа, обнимая девушку.
- Знаешь, не только в этом разрешении дело, - призналась она ему
уже другим тоном, в котором не осталось и следа игривости. - Сегодня на
собрании Майор на меня так пялился... ох, не понравилось мне это.
- Вот и нечего по всяким собраниям шляться, - осерчал Джошуа. -
Отца им, что ли, недостаточно? Сама знаешь, что может быть с молодыми
девушками, на которых солдаты глаз положат.
- Меня тронуть не посмеют! - запальчиво, но не слишком
последовательно возразила Мэри. - Я - дочка кузнеца! Да и потом, что
толку прятаться? В церковь-то все равно идти. Причастие все вместе
принимаем.
Да, церковь, особенно во время причастия, была, пожалуй,
единственным местом, где солдаты, обычно державшиеся особняком,
оказывались с поселянами плечом к плечу и фактически на равных. Даже
Майор смиренно снимал свою фуражку, слушая священника. Хотя, конечно,
равенство это все равно было весьма условным, и все это чувствовали.
Даже и на причастии люди с Базы всегда стояли своей плотной группой, не
смешиваясь с простыми жителями. Хотя формально они считались всего лишь
защитниками поселка. Но, когда эти защитники заходили, к примеру, в
кабак, подзащитные, хотя бы и присутствовавшие там в большинстве,
предпочитали как можно быстрее и незаметнее удалиться... Кроме
кабатчика, которому, ясное дело, удаляться было некуда. И который был
счастлив, если ему платили хоть что-то - то есть списывали часть налога,
взимаемого на содержание Базы.
- И чего они, как люди, не живут? - вздохнула девушка. - Не женятся
нормально, детей не рожают...
- Им нельзя по Уставу, - заученно ответил Джошуа. - Они на
казарменном положении. Пока не придет приказ из Вашингтона.
- Он уже, почитай, сто лет идет.
- Так ведь сказано в Писании: не ваше дело знать времена или сроки.
- Ты хоть знаешь, где это - Вашингтон?
- Там, - Джошуа махнул рукой в сторону, противоположную вечернему
солнцу.
- И улицы его - чистое золото, как прозрачное стекло, а стены
города украшены всякими драгоценными камнями, - иронически процитировала
Мэри.
- Ну да, так сказано, - Джошуа не мог понять тона подруги. - А что?
- Да я вот думаю - а может, никакого Вашингтона вообще нет?
- Как это - нет? - опешил юноша. - По-твоему, пастор нам врет? - он
тут же понизил голос и опасливо огляделся по сторонам.
- Пастор, может, и сам не знает. Он даже в ближайших Мертвых
Городах не был, что уж говорить про Вашингтон. Откуда ему знать, что это
не выдумки?
- Ты еще скажи, что Свинская Чума - выдумки, - фыркнул Джошуа.
- Нет, Чума настоящая, и причастие тоже, - нетерпеливо качнула
головой девушка, - это мы все знаем. Но знаешь, как сделать вранье самым
убедительным? Перемешать его с правдой.
- И кто же, по-твоему, придумал это вранье?
- Да ясно, кто. Эти с Базы.
- Им-то зачем?
- Как это зачем? Пока действует "Чрезвычайное Положение", они тут
полные хозяева. А мы их пои-корми-ублажай, и пикнуть не смей. Жди, пока
это "Положение" отменят из Вашингтона. Которое поколение уже ждет.
- Ну... да, - вынужден был согласиться Джошуа. - Но с другой
стороны, сама же говоришь - они сами не живут, как нормальные люди.
Некоторые вообще носа с Базы не кажут. Зачем бы им, себе на голову,
выдумывать Устав? Зачем самим себе запрещать жениться?
- А им и без женитьбы хорошо, - со злостью ответила Мэри, - если
они могут любую девушку схватить и к себе уволочь.
- Ну... - Джошуа сконфуженно умолк, не зная, что ответить.
Эта тема была, вероятно, самой избегаемой в поселке. Ее не
осмеливались поднимать ни на официальных собраниях, ни на кабацких
посиделках, а при встрече с родными пропавших им не выражали сочувствие,
а просто стыдливо отводили глаза. И хотя едва ли хоть один родитель
подросшей дочери не внушал ей, что она должна держаться как можно дальше
от глаз солдат, чаще всего внушения эти делались намеками и обиняками. И
причиной тому был скорее не столько даже страх поселян перед начальством
и обвинением в подстрекательстве к неповиновению, сколько стыд за то,
что они безропотно терпят эту ежегодно взимаемую дань.
Официальная версия - в тех редких случаях, когда она все же
упоминалась - называла это "рекрутированием". Утверждалось, что девушки
"призываются" на Базу для выполнения некой важной - и секретной, как и
все, что происходило на Базе - работы. Теоретически - поскольку все
понимали, насколько статус персонала Базы выше, чем у поселян - это даже
должно было считаться почетным.
Вот только все столь же хорошо понимали, что на самом деле
представляет из себя эта "секретная работа". А если кто был слишком
наивен или просто не хотел верить очевидному, то... периодически об этом
проговаривались и сами солдаты. Им, судя по всему, их начальство тоже
запрещало обсуждать эту тему в присутствии поселян - но чего не
сболтнешь по пьяни...
Самым страшным было то, что "рекрутированные" девушки никогда не
возвращались. Официально это объяснялось все той же "секретностью", но
большинство в поселке полагало, что несчастные просто умирают, не
выдержав постоянного насилия. Впрочем, с точки зрения строгой поселковой
морали девушке, прошедшей через такое, было лучше умереть, чем жить
обесчещенной.
Во всяком случае, очевидно было, что "рекрутированные" не
становятся матерями новых солдат. Естественным путем персонал Базы не
пополнялся. Все они, и даже нынешний Майор - равно как и его
предшественники - родились простыми поселянами. Солдаты забирали к себе
детей-сирот или родившихся в семьях столь бедных и непутевых, что
родители сами были рады избавиться от лишнего рта. Джошуа не раз с
удивлением думал, что, если бы его отец свалился с крыши пятью годами
раньше, то он и сам теперь жил бы на Базе и щеголял в солдатской форме.
Но он осиротел слишком поздно; солдаты забирали только детей не старше
восьми лет - после чего те не покидали Базу до самого совершеннолетия (и
даже причастие принимали там). Когда же они все же появлялись в поселке,
то были уже совершенно другими людьми, смотревшими свысока на всех
поселян, не исключая прежних родственников и товарищей по детским играм.
Кажется, они их даже не узнавали - или, по крайней мере, делали вид.
Но если в течение длительного времени сирот и "добровольцев" не
находилось - ребенка, младшего в какой-нибудь многодетной семье, могли
забрать и насильно. И с этим поселянам тоже приходилось мириться.
И дело было отнюдь не только в смертоносном оружии солдат. База
была источником и многих полезных вещей. Оттуда доктор получал
лекарства. Оттуда, пусть и на три часа в день, поступало электричество
(неперегоревших лампочек в поселке давно не осталось, исправные утюги
или электропечки можно было пересчитать по пальцам, но вот без старой
лесопилки пришлось бы тяжко). Там же чинили старинные механизмы, вроде
мотора той же лесопилки, разобраться в которых было не под силу даже
кузнецу. Точные карты Мертвых Городов тоже были только там. Ну и самое
главное - хотя причастие получали в церкви, но все знали, что готовят
святые дары на Базе.
- Здорово, зятек!
Молодые люди обернулись. Позади них, добродушно усмехаясь, стоял
Фред - все еще в рабочей одежде, в черном кожаном фартуке, служившем еще
его деду, и с разводами копоти на бородатом лице.
- Пока еще не зятек, - смущенно ответил Джошуа. - Но вот, кстати...
может, можно как-то ускорить это дело? Я знаю, на пятницу назначено, но
разрешение от доктора уже в понедельник будет, и...
- Не терпится? - Фред продолжал ухмыляться.
- А то как же! Да и невеста волнуется. Мол, не случилось бы чего в
последний момент.
Высказаться более определенно Джошуа не решился, повинуясь все тому
же негласно принятому между мужчинами поселка табу. Однако надеялся, что
кузнец поймет его мысль. Замужних не рекрутируют. Во всяком случае, в
последние лет двадцать такого не случалось. А срок очередной жертвы тем
временем давно подошел - четырнадцать месяцев минуло, как забрали
последнюю...
- Все будет нормально, - ответил Фред, хотя между его бровями
залегла вертикальная складка. - Уже и с пастором договорились, и гости в
курсе. Всегда свадьбы по пятницам играют, что ж мы будем супротив обычая
переть? Люди судачить станут, мол, неспроста это, словно бы грех
прикрыть хотят... А ты, Мэри, меньше на улице хвостом-то верти, а больше
дома сиди, как невесте положено, тогда и волноваться не о чем будет...
В воскресенье молодые люди встретились в церкви. Одни жители
поселка принимали причастие по четным воскресеньям, другие по нечетным -
в завивимости от того, кто когда родился и, соответственно, причастился
в первый раз - но Джошуа и Мэри в этом плане повезло, они совпали, что
считалось хорошей приметой для будущей семейной жизни. Совпадали они и с
Фредом, хотя тот, конечно, в любом случае сопровождал бы свою дочь в
церковь. Джошуа, на правах официального уже жениха, уселся рядом с Мэри
и украдкой от отца взял ее за руку. Ничего более вольного они себе,
ясное дело, не позволили, и все же мысли Джошуа витали вдали от
церковного амвона и вещавшего оттуда священника, чей монотонный голос
лишь изредка касался сознания молодого человека:
- ...и нечистые духи, выйдя, вошли в свиней; и устремилось стадо с
крутизны в бездну, и сгинуло... и две тысячи лет миновало... и вот
Вавилон, город крепкий... и бились Вашингтон и верные его... и
помрачилось солнце и воздух, и сыны тьмы, демоны ночи, поклонявшиеся
луне... и вышли свиньи из бездны, как дым из большой печи... и хулили
Бога небесного от страданий своих и язв своих; и не раскаялись в делах
своих... и земля была пожата... и со всеми зверями земными... ибо Ты был
заклан, и кровию своею искупил нас... возрадуемся и возвеселимся и
воздадим Ему славу... ибо Он есть воскресение и жизнь, аминь!
Услышав финальное "аминь", Джошуа поспешно поднялся, закатывая
правый рукав; то же делали и другие причащающиеся. Доктор, облаченный по
такому случаю в белые ризы диакона, уже выкатывал из-за алтаря
никелированный столик с потиром, наполненным красной жидкостью, и
патеной, на которой рядами лежали белые комочки. Сопровождаемый
доктором-диаконом, священник двинулся вдоль рядов, начав, как всегда, с
Майора.
- Это кровь Христова...
Доктор проворно наполнил шприц жидкостью из потира и вонзил иглу в
жилистую руку командира Базы. "Ибо Он есть воскресение и жизнь",
привычной скороговоркой пробормотал тот. Доктор взял с патены
пропитанную спиртом ватку, быстро протер иглу, прижал ватку к месту
укола и вновь наполнил шприц, шагая к следующему причащающемуся.
- Это кровь Христова...
- Ибо Он есть воскресение и жизнь...
- Это кровь Христова...
Наконец очередь дошла и до Мэри и Джошуа; получив причастие, они
вновь опустились на скамью в ожидании конца церемонии. Когда в церкви
больше не осталось стоящих, пастор в сопровождении доктора двинулся
наружу, чтобы причастить собравшихся на паперти рабов. Скотине входить в
храм не дозволялось.
Несмотря на по-прежнему хорошую погоду, утро понедельника началось
скверно. Томатная хворь, накануне никак себя не проявлявшая, все-таки
пошла дальше; хуже того, посерел и нижний лист на третьем кусте. На этот
раз Джошуа без жалости выкорчевал все три пораженных куста, а затем
принялся яростно рыхлить почву. Но, должно быть, с досады он слишком
сильно хватил тяпкой о землю, ибо услышал, как треснула деревянная ручка.
"Тьфу ты! - сплюнул он в сердцах. - Вот как пойдет наперекосяк, так уж не
остановится! Ладно, пойду к Джиму-плотнику, пусть выстрогает новую."
Так, с тяпкой в руке, он вышел со двора и пошел по пыльной улице,
своим решительным видом распугивая пасшихся на обочине гусей. На
перекрестке, где еще торчал оставшийся от светофора столб с насквозь
проржавевшей табличкой "ПОВ Р Т НА КРАС АПРЕЩ", ему повстречалась Клара -
незамужняя двоюродная сестра булочника. Считалось, что она помогает
кузену в пекарне, разнося по утрам хлеб постоянным покупателям (вот и
сейчас в руке у нее была корзинка) - но гораздо охотнее она разносила
сплетни. Три года назад за "лживое злоязычие" ее даже приговорили к порке
на площади, но если десять ударов розгой по мясистой спине и вразумили
Клару, то ненадолго. Джошуа, как и большинство поселян, ее не любил, но
языка ее опасался (особенно не хотелось каких-нибудь вздорных слухов
накануне свадьбы), поэтому кивнул ей вроде бы приветливо, но в то же
время демонстрируя всем своим видом, что очень, очень спешит по делам и
никак не может остановиться поболтать.
Однако Клара повела себя странно. Она не попыталась заговорить с ним,
даже не ограничилась кивком в ответ - вместо этого она вдруг отвела
глаза, словно ее внезапно чрезвычайно заинтересовало устройство
ближайшего плетня.
- Клара! - Джошуа встал, как вкопанный. - Что случилось?
- А ты... еше не знаешь? - пробормотала она, по-прежнему избегая
смотреть ему в глаза. - Ох, горе-то... ведь и гостей уже зазвали...
Джошуа сорвался с места и побежал.
На сей раз он сознательно мчался самым коротким путем. Впрочем,
никакой нужды огибать центральную площадь уже не было. У позорного столба
было пусто; разомкнутые цепи бессильно свисали, обреченные на долгое
ожидание следующей жертвы. Стало быть, отлученный умер еще в
воскресенье... тем или иным способом. Долго же он мучился - целую неделю
после того, как его не допустили к причастию... Обычно Свинская Чума
убивает быстрее. Точнее, не Чума как таковая, а сами больные, которые
больше не в силах терпеть причиняемые ею страдания. Возможно, этот
оказался крепче других и все-таки не стал накладывать на себя руки,
дождался естественной смерти...
Несмотря на будний день, дыма над трубой кузницы не было. Джошуа
побежал к дому; не удосужившись даже постучать, рванул на себя дверь -
она оказалась незаперта - и ввалился в жилую комнату.
Фред и Билл, старший брат Мэри, обычно помогавший отцу в кузнице,
были там. Два сильных и здоровых мужчины сидели, опустив головы и уронив
руки между коленями, словно надувные куклы старых времен, из которых
выпустили воздух. Джошуа, до последнего надеявшийся, что старая сплетница
что-то напутала, понял, что надежды больше нет.
- Когда? - хрипло спросил он, с трудом переводя дыхание.
- Ночью пришли и забрали, - ответил Фред. - Прямо из постели
вытащили.
"Вот тебе и 'Сиди дома, и ничего не случится'!" - подумал Джошуа, а
вслух воскликнул:
- И что? Вы им это позволили? И с тех пор так тут и сидите?
- А что мы можем сделать? - Фред поднял голову с неожиданной злостью,
словно это Джошуа был во всем виноват. - Это же солдаты! У них оружие!
Этим, что ли, собрался против них воевать? - кузнец презрительно кивнул
на сломанную тяпку, которую, как с удивлением понял юноша, он все еще
сжимал в руке.
- А хоть бы и этим! - рявкнул Джошуа с неменьшей злостью. - Чем
угодно! Хоть голыми руками! Да я бы их зубами загрыз! Как вы могли?!
Родную дочь и сестру выдать на поругание!
- Ну отлучили бы от церкви, и всех делов, - угрюмо буркнул Билл. - А
ее бы все равно забрали.
- А если... - начал Джошуа и беспомощно умолк.
- Что "если"? - мрачно усмехнулся Фред. - Бежать, что ли, предложишь?
Ну и что с беглецом через две недели будет?
- Все равно. Не знаю. Лучше уж так. Лучше бы... - Джошуа вздохнул и
все же решился произнести, - лучше бы своими руками ее убить, чем на
ТАКОЕ отдать.
- Еще бы кого забрали, - вздохнул кузнец. - И нашей семье погибель, и
другой впридачу горе. Уж пусть только нам, коль все равно никуда не
денешься...
- К Шерифу пойдем, - решительно заявил Джошуа. - Нет такого закона!
Она же почти замужняя!
- "Почти" не считается, - проворчал Билл. - Да и вообще, какие там
законы... это ж солдаты. Им и на наши законы, и на нашего Шерифа плевать.
- Да вообще никаких законов про это нет, - добавил Фред. - Обычай
просто. Старый Том говорил, в прежние времена и замужних брали... это
потом перестали, чтобы, ну, возмущения слишком большого не было.
- Ага, боятся-таки возмушения!
- Да ничего они не боятся, - устало пояснил кузнец. - Ты гуся,
который щиплется, боишься? Ты просто не хочешь ему шею сворачивать, вот и
не дразнишь без нужды. Где теперь все, кто возмущался? Последнего только
вчера в крематорий сволокли.
- А вот... а вот не давать им еду на Базу, и все! - осенило Джошуа. -
Всех подговорить, чтоб не давали...
- Ага, так все тебя и послушали, - фыркнул Билл. - Подстрекательство
к бунту. Первый же побежит доносить, пока другие не опередили... И
главное - без еды месяц можно жить, или больше даже. А без причастия -
две недели.
- Выкинь ты все это из головы, - добавил Фред. - Ты пойми, никто тебя
слушать не станет. Нами дыру заткнули - у всех от сердца отлегло. Значит,
минимум год еще можно не дергаться.
- А что через год - опять, они не думают!
- Год - долгий срок, - вздохнул кузнец. - И не у всех же дочери, да
еще в опасном возрасте. Страдает всегда меньшинство, потому большинство
никогда не поддержит.
- И ведь как раз сегодня разрешение на брак должны были получить... -
пробормотал Джошуа. - Во! К доктору надо идти! Пусть скажет этим, на
Базе, что анализ плохой оказался. Что больная она...
- Тогда ей и замуж нельзя, - усмехнулся Билл.
- Ну, знаешь, если уж выбирать...
- Доктор против Базы не пойдет, - решительно возразил Фред. - Он же
оттуда лекарства получает.
- Так я ж не предлагаю явно пойти! Пусть скажет просто. Как они обман
распознают? Сами-то они не доктора.
- Может, и доктора, - не согласился Фред. - Откуда у них лекарства,
по-твоему?
- Ну... из Мертвых Городов.
- Может, так, а может, и нет.
- Так или иначе, пойдем. Хуже-то уж точно не будет. Некуда хуже.
- Ты иди, - кивнул Фред. - Всем троим не стоит, люди же увидят, сразу
поймут, зачем ходили...
- И пусть видят! - запальчиво крикнул Джошуа. - Почему мы должны
стыдиться? Пусть стыдятся те, кто чужих невест похищает!
- Ну ты же хочешь доктора подговорить, чтобы он неправду сказал? Если
втроем придем, он точно не согласится. Хотя он по-любому не согласится.
Оттуда не возвращаются. Не было еще случая, чтоб солдаты кого отпустили.
Один, что ли, ты такой умный? Наверняка и другие пытались...
- Может, и не пытались, - буркнул Джошуа. - Может, все рассуждают,
как ты, и оттого даже не пробуют. Ладно, сидите тут, коли больше ни на
что не годны! - юноша со злостью повернулся к выходу.
- Тяпку-то оставь, - усмехнулся кузнец.
Четверть часа спустя Джошуа был перед дверью кабинета доктора. На сей
раз он вовремя вспомнил о необходимости стучать и тем избежал конфуза;
окрик из кабинета велел ему подождать, и спустя несколько минут (которые
показались молодому человеку чертовски долгими) изнутри выплыла толстая
тетка, имени которой Джошуа не знал. Юноша буквально вжался в стену в
полутемном конце короткого коридора, не желая быть узнанным, но тетка
даже не удостоила его взглядом. Наконец он вошел в кабинет - вошел
решительной походкой, которая, однако, маскировала внезапно нахлынувшие
на него страх и неуверенность.
- А, Джошуа, - доктор, облаченный, конечно, в свой обычный цивильный
костюм с галстуком, а не в церковную ризу, приветствовал посетителя, как
ни в чем не бывало. - У тебя что-то случилось, или ты пришел за
разрешением на брак?
- А вы... не знаете? - растерянно пробормотал молодой человек;
почему-то ему казалось, что доктор уже точно в курсе. - Мэри... ее
забрали сегодня ночью, - кто и куда забрал, он уточнять не стал - это
было понятно и так.
- Вот как, - доктор на мгновение нахмурился, как он, вероятно, делал,
сообщая кому-то о неизлечимой болезни родственника. - Ну что же, могу
понять, что ты чувствуешь. Но, видишь ли, тебе не стоит слишком
расстраиваться. Дело в том, что ваш брак в любом случае был невозможен.
- К-как? - выдохнул Джошуа.
- Анализ показал, что у нее редкая болезнь. Ей нельзя иметь детей.
- Какая еще болезнь?! - опешил злосчастный жених. Менее всего он
ожидал, что придуманный им блеф окажется правдой. Хотя жена Фреда и
умерла, рожая дочку, сама Мэри, как и мужская часть семейства кузнеца,
всегда отличалась отменным здоровьем.
- Ну, ее латинское название тебе все равно ничего не скажет, - доктор
позволил себе чуть усмехнуться. - В общем, это такая болезнь, которая
самой женщине не угрожает, но вот дети у нее с высокой вероятностью
родятся или мертвыми, или уродами. Собственно, для того, чтобы
предотвращать такие случаи, и нужно врачебное обследование невест и
разрешение на замужество.
- Так скажите этим, на Базе! Пусть ее отпустят! Идите к ним прямо
сейчас - может, они ее еще не... - Джошуа стыдливо замолк.
- На что это повлияет? - пожал плечами доктор. - Они ведь не
собираются на ней жениться.
- Уж это точно! - скрипнул зубами Джошуа. - Жениться по-божески не
собираются! Нам за прелюбодеяние рабство полагается, а эти...
- Не стоит доверять грязным слухам, которые ходят в поселке, -
возразил доктор.
- Слухам?! Да сами же солдаты этим похваляются, когда пьяные!
- И кабацким похвальбам тоже доверять не стоит. Да, отношения между
солдатами и поселянами не самые хорошие. Считается, что у солдат больше
прав, и кое-кто из них, не от большого ума, конечно, может и приврать,
чтобы подчеркнуть это мнимое превосходство...
- Мнимое?! - возмутился Джошуа.
- Не все так просто, как кажется с точки зрения, извини меня,
огородника. Да, у солдат больше полномочий, но у них и больше
обязанностей. Без них наш поселок просто не выжил бы...
- Да, знаю, слышал много раз, - перебил юноша. - Но для чего им наши
девушки, если не для того, о чем все думают? Вы так уверенно говорите -
вы что, знаете, что там на самом деле?
- Я не допущен к военным тайнам, - доктор вновь пожал плечами. - Как
и все мы в поселке, включая Шерифа. Знаю только, что это какая-то работа,
которую могут делать только женщины.
- И непременно молодые и красивые, - язвительно заметил Джошуа. -
Почему старух не берут? Вот взяли бы ту же Клару-сплетницу, никто бы
жалеть не стал...
- А молодые вообще лучше с работой справляются. Острота зрения и все
такое. Джошуа, я понимаю, что ты сейчас способен думать только о своей
Мэри. Но постарайся все-таки взглянуть на ситуацию шире. База
рекрутирует, в среднем, одну девушку в год - иногда реже, иногда чаще. Но
знаешь, сколько детей умирало бы за тот же год при родах и во
младенчестве, если бы не лекарства и инструменты, которые дает База? Я уж
не говорю, само собой, о причастии...
- То есть мы счастья своего не понимаем, - усмехнулся Джошуа. - Ну а
все-таки, что будет, если вы скажете, что Мэри не годится для этой их
"работы"?
- Они сами знают, кто им годится, а кто нет. Если бы им нужны были
какие-то дополнительные сведения от меня, они бы их запросили.
В дверь постучали. Джошуа вздрогнул, почти уверенный, что за ним
пришли или солдаты с Базы, или подчиненные Шерифа. Но из-за двери
послышался жалобный голос: "Доктор, можно? Зуб болит, аж страсть!"
- Ну вот, видишь, у меня пациент, - развел руками доктор. - А ты иди
домой. Через несколько дней горе утихнет... да ты сам знаешь, у тебя ведь
родители рано умерли. Хочешь, дам тебе успокоительную настойку?
- Не надо, - покачал головой Джошуа.
- Ну, как знаешь. И скажи этому с зубом, пусть заходит.
Джошуа вышел на улицу и растерянно остановился, не зная, куда идти и
что делать дальше. Солнце по-прежнему сияло с издевательски ясного неба;
весело чирикали птицы в кронах деревьев. Только теперь Джошуа
почувствовал, как саднят ноги, сбитые в кровь беготней в деревянных
башмаках по всему поселку. Хотя это, конечно, было наименьшей из его
проблем...
Итак, ему никто не поможет. Ни доктор, ни даже отец и брат Мэри - не
говоря уже о прочих поселянах. Вот если бы прямо сегодня пришел этот
пресловутый приказ из Вашингтона об отмене Чрезвычайного Положения... но
что толку мечтать о несбыточном. Прав ли доктор, говоря, что с девушками
на Базе не делают ничего постыдного? Если бы самым большим горем была
всего лишь разлука... если бы знать, что Мэри избежит поругания... но -
даже если эта загадочная секретная работа и существует, кто поверит, что
девушка, насильно удерживаемая среди целой толпы неженатых мужиков,
уверенных к тому же в своей безнаказанности... ох, доктор, оставьте себе
свою успокоительную настойку.
Скорее от отчаяния, чем в результате осмысленного решения юноша
повернулся и пошел в сторону Базы. Однако по мере того, как он шагал в
скользких от крови башмаках, в его голове начал созревать план.
Чтобы узнать, что было дальше, перечислите не менее $5.50 через кнопку ниже.
Текст будет выслан вам на е-мэйл. Вы можете заплатить сразу
за несколько произведений (из расчета $5 за повесть или рассказ, 10 зп роман, плюс комиссия PayPal).
Пожалуйста, указывайте в комментарии, за какой текст(тексты) вы перечисляете деньги.
Постоянный адрес этой страницы: http://yun.complife.info/sacramnt.htm
